Портрет второй жены (Единственная женщина)
Шрифт:
– Да спит, набегался! – ответила его мать. – Горе с ними в этом возрасте, это вы правильно говорите. Учиться им надо, над книжками сидеть побольше, а не по девкам гонять. Мой-то… И ведь вон какой вымахал, как его остановишь?
– Что до меня, я бы так и жила на даче, – продолжала Эльвира Павловна. Они с Сергеевой матерью говорили каждая о своем, но были вполне довольны беседой. – Но Юрочка вырос, давно вырос из деревенской школы. Ведь выпускной класс, через год поступать! Папа наш уже договорился, берут в математическую, в самую… Если бы вы знали, чего это стоило! Разве их интересуют способности
Сердце у Сергея сжалось. Значит, уедет Юрка… Мать и раньше предлагала ему перебираться в Москву, идти в «самую» школу, но он только отмахивался:
– Мамуля, если я такой гений, как ты думаешь, не пропаду и в этой, да? Тебе же здесь нравится жить – ну и мне тоже.
«Теперь-то не станет отказываться», – тоскливо подумал Сергей.
Юрка теперь ездил в Москву часто, возвращался с последней электричкой или вовсе оставался ночевать на городской квартире. У Саши были какие-то знакомые в Москве – «свой круг», как он говорил. Он ввел в этот круг Юру, и все, что находилось за пределами этого круга, – отошло на второй план. Юрка был увлечен общением с этими новыми людьми, но и увлеченность его была какая-то странная – самоуничижительная.
Кроме того, Неделин, кажется, вообще стремился в Москву. Его притягивал этот город, он даже стихи писал о нем. Юрка как-то прочитал Сергею: «Он закрыт мне, этот город, этот странный мегаполис…» – что-то такое.
– Ты знаешь, я сейчас так много впитываю в себя, как губка, – сказал он однажды.
Это был короткий, случайный разговор. Они столкнулись на платформе Листвянка. Юрка ждал электричку на Москву, а Сергей провожал туда мать по каким-то хозяйственным делам.
Он молчал, смотрел на Юру.
«Вот и все, – думал. – Вот и кончилось все – вот так, без надежды…»
– А как же Юля? – вдруг спросил он, хватаясь за последнюю соломинку. – Ты уедешь, а она как же?
– А что Юля? – пожал плечами Юрка. – Я же ее люблю, я на ней женюсь, и она поедет со мной. Что для нее изменилось?
«Для нее – и правда, ничего», – подумал Сергей.
Торжественного, с «отвальной», отъезда Ратниковых в Москву не произошло. Эльвира Павловна так и не решилась поменять свою жизнь – Юра перебрался в город один. Правда, его сестра Инга уже училась в Суриковском институте и тоже жила в Москве, но это мало что значило. Инга всю жизнь была занята только собой, да Юрка и не ждал от нее никакой заботы.
Березовая дача так и не стала домом для Неделиных: они вскоре получили квартиру в Москве. Остались на огороде бесполезные березы – никто не стал их выкорчевывать…
Все это доходило до Сергея какими-то фрагментами, обрывками. Жизнь с ее мучительной несправедливостью, с ее необъяснимостью и одиночеством захлестнула его мутными волнами, и он только изредка находил в себе силы для того, чтобы выныривать на поверхность. Наверное, он начал бы пить – и это было бы еще не самое худшее, что могло с ним произойти, – если бы не Катя Рослякова, его неизменная, жадная до любви, ласковая женщина.
– Ты
Она соскользнула с его плеча, села рядом, обхватив руками свои округлые колени, потом потянулась, повела плечом, одновременно раздвигая ноги.
– Или я тебе не хороша? – повторила она манящим, с хрипотцой, шепотом.
И тут же поцеловала его – так, как только она умела, вкладывая в поцелуй желание и нежность одновременно.
– Ты что, Сережечка? – зашептала она снова. – Думаешь, лучше найдешь? Я ж для тебя все сделаю, что ни попроси! И чего не попросишь – тоже сделаю, сама догадаюсь, ты что! О чем тебе переживать, Господи! Ты глянь, какой ты парень, – глаз не отвести. И это ты, считай, мальчик еще, а потом… Вот же жизнь у тебя будет хорошая, вот же счастливая, вот же девки тебя любить будут – плохо ли? А ты тоскуешь, как все равно кошелек потерял! Ты меня слушай, Сережечка, я неправды не скажу…
И она целовала его, ласкала все его не по-юношески мощное тело. Она никогда не знала стеснения ни в чем, а сейчас, видя его непонятную тоску, была и вовсе неудержима…
И он успокаивался незаметно для себя, хотя Катя не говорила ничего разумного, что могло бы по-настоящему успокоить. Он хоть немного забывался в ее жарких объятиях, и обещанная ею прекрасная жизнь не казалась уже такой невозможной.
Увела ее судьба, черноокую Катю. Еще когда Сергей учился в Рязани, она уехала куда-то со своим капитаном Росляковым, переведенным на очередное место службы. Он и не простился-то с нею толком: ведь не знал, уезжая в училище после каникул, что расстаются они навсегда. Правда, Сергей ни разу в жизни не пожалел, что Катя исчезла. Сначала вспоминал о ней с благодарностью, а потом и вовсе забыл.
И вспомнил только, когда появилась в его жизни Лиза. А почему, он и сам не понимал.
«Стоп! Вот об этом думать как раз и не нужно! – приказал он себе. – Эта часть души должна замерзнуть, отмереть – как угодно. Слава Богу, она выздоровела, с Юрой все у нее наладилось – и достаточно».
Он ожидал Юркиного возвращения с тяжелым сердцем, чувствуя себя виноватым в том, что произошло со Звонницким.
Впрочем, Юра есть Юра! Конечно, он не догулял свой десятый день и явился на работу сразу – такой, как когда-то говорила Сережкина мать, «моторный», что Псковитин сам встрепенулся, глядя на него.
– Та-ак! – Ратников слушал внимательно, и с каждой новой фразой Псковитина взгляд его становился все более жестким. – Что делать будем?
– Не добивай ты меня! – взмолился Псковитин. – Откуда я теперь знаю, что делать? Пристрелить его, что ли? Теперь тебе думать…
Ратников встал, прошелся по кабинету, постоял у окна и резко повернулся к Сергею. Глаза его смеялись.
– Отлично! Пристрелить – вот и решение! В духе времени. Нет, Серега, мы пойдем другим путем. Даже интересно! Интересная, говорю, задача: перекрыть все потоки информации так, чтобы он ни о чем не догадался. И чтобы работа шла как раньше. С десятью неизвестными задача, не меньше!