Портрет знакомой женщины
Шрифт:
Я попрощался и пошёл домой, хотел ещё к Тане зайти. «Ты чего вчера сделала незапланированный съёб, оставила меня без денег?» Такую фразу приготовил, но передумал, когда пришёл на свою «блатхату-2» с геологической эпохой в кладовке, сразу лёг спать, пока выпитое пиво оказывало позитивный терапевтический эффект.
Около пяти – звонок в дверь, открываю, Санёк стоит уже на кочерге*, значит, его батя – пенсию ему дали. И с ним каких-то два обожжённых шпалера – парень и девчонка лет восемнадцати. И тоже заметно обжабленные*.
– Андрей, – говорит Санёк, – я хочу тебя отблагодарить!
Санёк не раз ко мне приходил с похмелья, и если у меня был алкоголь, а он у меня нередко имел место быть в моей, прокрученной словно через мясорубку, жизне (ударение на «е»), когда я не выпивал, алкоголь, прищурившись и грозя мне пальцем, когда я открывал холодильник, спокойно стоял на своём месте, я Санька похмелял. А если не было алкоголя давал денег на дозу. На стакан самогонки. Санёк знал точку в частном доме на Собачаевке, там можно было купить в разлив, как в закусочной разливали: стучишь в окно, появляется женское лицо: " Галь, мне стаканчик», прямо в форточку суёшь хозяйке десятку, – она тебе в ответ через две минуты – 250- тиграммовый стакан самогонки, налитый всклень. Видел собственными глазами. Один раз ходил с Саньком; полная женская рука подала в окно стакан самогонки в мелкий рубчик. Санёк махнул без закуски и не поморщился. Я потом, когда один раз был с похмелья, вспомнил про эту точку, тоже сунул десятку в форточку после позывного сигнала, эта же женская полная рука – я её запомнил по обручальному кольцу, вдавившемуся в толстый палец, – с налитым под завязку стаканом появилась – я принял стакан самогонки в свою подрагивающую длань, и через секунду принял на грудь… Самогонка была паршивая, не понравилась… чего не скажешь на счёт сервиса… сервис для местных алкоголиков, как в лучших домах Рио-де-Жанейро. От Санька если идти – 10 минут. От меня подальше. – Деньги у меня есть, мне батя оставил на еду, хочешь, мы с Антоном сходим за водкой я тебя похмелю! Батя оставил на еду, а Санёк их пропивает с какими то аквалангистами*.
Вообще-то я не очень и хотел, чувствовал себя более-менее в состоянии средней паршивости, терпеть можно – чаем отпиваться, к тому же завтра идти в больницу, особенно пить водку, тем более я знал, какую Санёк принесёт бодягу (палёнка – московский сленговый термин) возьмут на квартире у хабалки, а я такой яд никогда не пил, даже в 90-е когда народ травили с молчаливого согласия негодяев у власти, спиртом «Рояль» и прочей спиртосодержащей дрянью, какие бы финансовые трудности я не испытывал: на хорошую из магазина у него денег нет. Но сразу отказаться я из чувства деликатности и природной интеллигентности, а тем более когда Санёк проявил заботу о товарище, не стал грубо говорить, дескать, пошёл Санёк… на три непривлекательные литеры – человек зашёл, говорю: – Ну сходи, если есть возможность, купи пивка.
– Есть пустая полторашка, – говорит Санёк, – сейчас принесу разливного.
Нашёл я ему полторашку, они с Артёмом ушли.
Какие у меня родились первые впечатления от этой дамы, какую привёл Санёк, и с которой я поддерживал отношения, и не просто как со знакомой, уже 17 лет, до самой её смерти, как я сообщил вначале. Ей тогда должно было исполниться через месяц и три недели 25 лет (хотя, как я упомянул, выглядела она лет на 18—20), но курила и пила – любому аквалангисту* дала бы сто очков вперед. Таня не курила, только выпивала, но не так, как эта. К тому же она уже была матерью – дочке четыре года. Но, какая, как позже выяснилось, это была мать – ети-твою-мать, – но не от этого пассажира, с которым пришла: его звали Антон. Прожжённая лживая шалава, для которой ничего не было святого в жизни, и, кроме стакана её больше ничего не интересовало. Только после того, как я познакомился поближе и пообщался подольше с этой дамой, я понял истинный смысл и значение слова – шалава. Лена его оправдывала полностью. Она была в полной мере – шалава. Этот бытовой арго- термин, ёмко характеризующий определённый тип дам, вбирает в себя весь набор отрицательных, вульгарных, грубых, сальных словечек. Ну, по молодости ещё шмотки, тачки, рестораны, мужики, в окружении которых она себя чувствовала, как щука в болоте среди жирных бобров, – так называемая красивая жизнь, какую себе представляют молодые, красивые, глупые бабы, пускать пыль в глаза, понтоваться в обществе богатых, так называемых успешных мэнов, и мечтающие зацепить принца, которую им такую жизнь устроит…
Стройная, среднего роста, даже можно сказать высокого для женщины, если встанет на высокие каблуки будет выше нас троих вместе взятых: Андрея, Антона и Санька, в том смысле что мы все среднего роста. Лицо узкое – скулы, лисье, с тонкими словно прорисованными кисточкой японским художником эпохи Тан, чертами, такое гипнотическое женское лицо, на которое чем дольше смотришь, тем труднее оторваться от него взглядом, кожа тонкая, нежная с редкими на щеках веснушками, пухлая верхняя губка слегка выступает вперед над нижней, что придаёт такому женскому лицу неуловимую прелесть беззащитной ранимой девочки, торчащей от лирических виршей, с тонкой одухотворённой натурой тургеневской барышни, глаза серые большие с пушистыми, идеально загибающимися вверх ресницами. О, как потом я убедился на её примере – внешность красивой женщины бывает обманчива! Великолепные, длинные, густые волосы, закручивающиеся от природы кольцами на концах (а не в дамской парикмахерской металлическими щипцами), как бы оправдывая народную частушку: " кудри вьются, кудри вьются, кудри вьются у блядей, почему они не вьются у хороших у девчат*, редкого серого, как кадиллак дяди Бори, цвета. Одета она была в чёрное короткое платье и тупоносые с ободранными носками туфли из чёрной кожи. Чулков на ногах не было. Белые гладкие ляжки в некоторых местах были в синяках. Коленки в ссадинах.
Уверенно пройдя на кухню, когда Санёк нас представил (джентльмен с улицы Кооперативная) она увидела грязную посуду в мойке.
– Ой, – сказала она, – давай я тебе посуду помою! Я люблю заниматься домашними делами.
«Ого, подумал я тогда, какая хозяйственная тургеневская девушка, и уже в таком возрасте – мне б такую! Пока я ещё не знал, сколько ей лет и что она уже – мать. В таком возрасте девушку сейчас в городе хуй найдешь с фонарём, как искал Диоген «ёбаного-смешного папуаса», т.е. жителя древнегреческого мегаполиса днём, любящую заниматься домашними делами. И уж тем более я не знал, что всё это – пиздёж и показуха, желание произвести хорошее впечатление при первом знакомстве. (Это я понял позже, когда начал более тесно с ней общаться, когда она ко мне приходила, вот и бегемота на западный вторник её заставишь мыть посуду или чего-то делать, всё шло исключительно через стакан, или когда она чувствовала за собой вину по той или иной причине, по какой, точнее каким причинам.) И, хотя она и была красивая девчонка и произвела позитивную установку на такую даму желанием помыть посуду, но при первом впечатлении (а первое впечатление от нового человека оно самое верное, безошибочное, это вслед за ним буквально минуты и наплывает флёр, обманчивая пелена, создаваемая так называемым обаянием человека и его звуковыми вибрациями голоса от реплик, вводя в заблуждение, а ведь даже и слону известно, какой магией и силой обладает вовремя и с нужной интонацией произнесённое слово, о каких, к сожалению, знают все негодяи), в ней был какой-то изъян, фальшь, неприятный, заставляющий держать ухо востро, нюанс по определению: Бог шельму метит, только эта мета никак внешне не проявлялась. Бросилась в глаза ещё одна неприятная деталь: при разговоре она не смотрела прямо в глаза, а слегка косила в сторону, вскользь, подхихикивая, как бы в этом прорывалась наколка, что мне верить нельзя, что и выяснилось в течение двух часов, словно сама её лживая сторона натуры говорила – от этой дамы ждать правды – пустые ожидания, а вот неприятных сюрпризов – более чем вероятно.
– Ой, – сказала она, пока мыла посуду, – у тебя нет чего- нибудь поесть, я такая голодная!
– Хамса в морозилке, – ответил я, – жарить надо. У меня и в самом деле кроме хамсы, которая сохранилась каким-то чудом, пары солёных огурцов в литровой банке, успевших покрыться плесенью, нескольких картофелин и четвертушки ржаного черствого хлеба – больше ничего из вкусного поесть не наблюдалось, даже с высоты птичьего полёта. Я когда забухаю ничего не ем. Какая уж тут еда, когда организм медленно но неумолимо пропитывается алкогольными токсинами. И даже если есть продукты в холодильнике они от длительного лежания, прямо в холоде начинают портиться, словно мне назло, или от нездоровой общей алкогольной скверны, пропитывающей сам воздух в квартире. Молоко скисает, масло прогоркает, колбаса покрывается зелёной плёнкой с заявкой протухнуть в ближайшие часы, капуста гнить, суп портиться.
– Давай, поджарим? – сказала эта дама, поставив последнюю тарелку в решётку, прибитую гвоздями под пыльным оконцем на стене, отделяющей кухню от ванной, и вытерла руки кухонным полотенцем каким я ей сказал можно их сразу чтобы были чистыми она их. (Фраза исковеркана намеренно) Как она мыла посуду – мне нравилось за ней наблюдать; быстро, споро, точными уверенными движениями. Не то, что мою я. Вот что значит женщина в доме. Вот что значит домашняя женская работа в женских руках. (Позже я убедился, мыла она быстро, потому что была «на кочерге», торопилась, и, как оказалось при внимательном рассмотрении, не очень чисто.) Так быстро вымыла посуду, а её было достаточно в мойке, что перед мытьём положила тлеющую сигарету в керамическую пепельницу, какую я ей, как истинный джентльмен, окончивший с золотой медалью Гарвард в Кембридже, профессор Апдайт по прикладной лингвистике руку пожал на выпускном вечере, – поставил. У меня пепельница из сервиза была из коричневой керамики, петушок-подсвечник, который разбила одна приходящая дама по пьяни, встала ночью отлить в туалет и неудачно облокотилась на журнальный столик. Петушок-подсвечник со сгоревшей в ней свечой – все дела, романтика, керамические тарелки тоже из сервиза, и пустая бутылка из-под чилийского сухого красного вина полетели на пол; петушок, тарелки и один фужер из стекла разбились, а бутылке – вот ирония, ничего ей – она не пострадала… Так вот, сигарета ещё тлела – так она быстро расправилась с посудой. Я был в восторге. Всё она делал стремительно (и в постели такая же оказалась – стремительная). Раз – курнула – помыла посуду, два – затянулась – поджарила хамсу… Три – сняла платье, лифчик и трусы… Четыре – встала на край тахты в собачью позу, пять… и так далее. Можно было считать, пальцы загибать, как она всё быстро делала… Потом, курнув пару раз, забычковала окурок в пепельницу. (Меня, эта её привычка не докуривать до конца сигарету, когда мы вошли в плотный контакт, а сделав пару- тройку затяжек, бычковать и начинать курить заново, через полчаса, очень раздражала), бросила хамсу в мойку под горячую воду чтобы оттаяла, и когда хамса – так с ней случилось нечаянно – размякла, опять же быстро налила в сковороду, какую я ей выделил, подсолнечного масла, плеснула его в достаточном количестве, – мне на эту порцию хватило бы две пожарки, – почистила хамсу (хотя я сейчас не помню, чистят ли хамсу, а то прочитает какая- нибудь мастерица готовить скажет, чего он тут написал, хамсу не чистят, поэтому скажу честно – не помню чего там Лена делала с хамсой… кажется, это маленькая рыбка, типа кильки и её не чистят). Всё у этой дамы «горело в руках», я не успевал подавать ей то сё, что она просила, я тогда подумал: «какая классная женщина!» И посуду ей нравится мыть, и всё у неё в руках спорится. Потом оказалось – посуда помыта кое-как, в чём я в дальнейшем убеждался не раз, в блюдо специй переложено, хотя готовить она умела вкусно, надо было просто следить за ней, когда она готовила, чтобы в это время не перепила… А так – производить впечатление, особенно на нового человека, она умела. Одновременно и успевала поддерживать «светскую беседу». Из её слов я узнал, что Антон – у него папа – муромский адвокат, прошедший школу камикадзе в Камбодже и завоевавший на соревнованиях бронзовую медаль с четвертичным чаплыжником, что с Антоном они познакомились в тачке (только я не понял в какой),что она продаёт трёхкомнатную квартиру – мамашину – та умерла недавно (как позже выяснилось – от алкоголизма), в какой она сейчас проживает, подарит Антону машину и они поедут в Сочи на три ночи, что она его любит и ему не изменяет. Это меня впечатлило – что любит, и впечатлило вдвойне – что не изменяет. Ебенть, какая суперская дама, на ней шикарная панама, она знойна, как Алабама, и смотрится как в Гваделупе панорама… И посуду ей нравится мыть, и заниматься уборкой в квартире, и готовить, и быстро, и, самое главное – не изменяет своему мужчине, ещё и авто ему подарит, и повезёт на море – коптить шершавые люляки, и в довесок – красивая тургеневская мисюсь, читающая сонеты Петрарки на балконе, прямо расплакаться от «щастья» – влюбиться в такую барышню! Ведь кому то же они достаются! Зря, что ли, Тургенев про таких сочинил? Всяким опездолам – алкашам в китайских кроссовках. Да такая баба в наше время на вес платины. (То есть на одну чашу весов кладёшь кусок платины, на другую женщину типа Лены и чаша с Леной перетянет чашу с платиной.) Правда, уже через час выяснилось, когда мы вчетвером шли к ним на хату, она опять добавила, что любит Антона… и ещё любит бывшего мужа, а Антону она не изменяет… но даст! за деньги!.. Ты, по'эл, Андрюш, с какой редкой женщиной тебя познакомил Санёк Низов? Она любит теперешнего «мужа», как она его представила: «это мой муж» (хотя матримониальный элемент в законе в её случае под сомнением), и ещё не разлюбила бывшего мужа, и ему не изменяет, и так просто – если попросить секса маленький кусочек припарить барбоса* на полчасика – хуёк на глупую морду ты чего получишь – она Антона любит, но… если приплатить маленько, пожалуйста, запросто раздвинет ноги прямо хоть сейчас, подставит – не вопрос, хоть рачком, хоть как захочешь свою бритую пельмешку, пока её муж – объелся груш ходит за бутылкой на квартиру. Странная, однако, у некоторых дам психология! Опа, подумал я тогда, с какой классной тёлкой тебя познакомил Санёк Низов. Да с такой женщиной можно города и целые области брать – завоеватели 19-го и 20-го веков не догадались! Выставить полк таких крутых тёлок в авангарде! Они как начнут трясти ягодицами перед носом у неприятельских солдат, у тех хуи повскакивают, как болванчики на пружинках – уже не до стрельбы, в голове – секс, война отменяется, сразу побросают автоматы и сдадутся в плен на милость победительницам. (По этой причине, что ли, современные молодые девушки усиленно качают попы в спортзалах? Новую стратегию завоевания разрабатывают в генеральных штабах, а в армиях мира увеличивают женский контингент. Тогда точно, если исходить из численности населения стран, Китай всех победит. У него всех больше дам служит в войсках стратегически- наступательного подавления противника демонстрацией женских прелестей нижнего контента на полях сражений… пора нам с Америкой, Европой и в особенности Бразилией и Аргентиной объединяться. Тогда у нас всех вместе будет больше женского контингента в войсках и может мы победим. Зря что ли сейчас в социальных сетях, тик- токе девушки во многих странах наращивают силу женской красоты – качают попы и вставляют силиконовые протезы в тити а губы накачивают ботоксом? А Тик-ток, Лайки, Яндекс – вторичные стратегические информационные платформы для прикрытия, типа мы селфи делаем подзаработать деньжат на внешности.)
Минут через сорок (однако, долго они ходили!) когда хамса поджарилась и Лена съела пару рыбёшек, я не стал есть, дожидаясь пива, явились эти клоуны. По их мордам я определил, как опытный керосинщик, не новичок в деле злоупотребления спиртными напитками, что они стали пьянее, чем когда пришли ко мне. Санёк, словно в трансе достал из сумки, сшитой из моих старых джинсов моей гражданской женой, что имела место быть в моей жизни перед Таней, всего полбутылки пива. Лена сразу их расколола и набросилась на своего «супружника» – Антона:
– Суки, уже где-то выжрали без меня! А я тут, как дура, жду их, жарю эту ёбаную хамсу, посуду мою, а они – гады, хлещут за углом!
Антон, ейный «муж», начал чего-то бормотать в оправдание. Как и Санёк одет в спортивные синие брюки только с тремя полосами по боковому шву штанин и кроссовки «адидас» – те тоже, кто внимателен, с тремя белыми полосами на каждой кроссовине – отличительный знак фирмы, и выглядел получше и почище чем Санёк, хотя если присмотреться становилось понятно, что молодой «повеса» пьёт уже не первый день.