Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном
Шрифт:
— Вы сказали, что гувернантка полезла к вам под платье. Она, наверно, хотела проверить, мокрые ли у вас штанишки?
— Ай, щекотно!.. Нет, она хотела совсем иного.
— Чего же?
— А-а… того, что каждый бобик хочет от жучки.
— Она хотела вам впендюрить?!
— Поручик! Как вам не стыдно! Неужели в вашем лексиконе не нашлось более благозвучного слова?
— Право же, сударыня, остальные еще хуже.
— Могли бы сказать иносказательно, на языке Эзопа.
— Чья, простите, зопа?
— О господи!
— Каким еще петушком?
— Ну-у, есть такой леденец на палочке, в виде петушка. Вы что, никогда не пробовали в детстве?
— Конечно, пробовал. Но у вас бы все платье от этого леденца слиплось!
— При чем тут в конце концов леденцы, поручик?! — голос девушки сорвался. — Моя гувернантка хотела мне впендюрить!
— Но позвольте… впендюрить леденец? Вот дура!
— О чем вы говорите?! Это был переодетый мужчина!!
— Ну да?! — раскрыл рот поручик. — Каков хитрец! И он вас…
— Что вы! Я подняла такой крик, что переполошила весь дом. Потом я не помня себя носилась по усадьбе, пока меня не поймали на скотном дворе. Целую неделю я пролежала в горячке.
— Бедняжка… — проговорил Ржевский, расшнуровывая зубами верх ее корсета. — А-афррр… А что француз?
— Ах! что? ах француз… Он убежал.
— Какой прыткий!
— У-у, да… Потом я узнала, что он прежде меня уже успел соблазнить двух своих воспитанниц из соседних губерний. Должно быть, они оказались более способными ученицами.
— Никогда не поздно наверстать упущенное, — заметил Ржевский, выпуская на свет ее маленькие груди.
— Ой! С тех пор… ой! я поклялась, что, если случится война с Наполеоном, я выступлю против него и отомщу за свое поруганное детство — о — о.
— Но позвольте, голубушка, вас даже не изнасиловали.
— Со мной обошлись гораздо хуже, поручик! Я стала бояться женщин, говорящих по — французски.
— Но почему? — удивился Ржевский, сочувственно целуя ее трепещущую грудь.
— Мне… мне… в каждой видится переодетый француз! Я ни разу не выезжала в свет, не бывала на балах… ах!
— Неужели вам не хотелось танцевать?
— Хххотелось, еще как, поручик! Беда в том, что светские дамы все говорят по — французски. Пока хоть один француз будет топтать русскую землю, моей душе не обрести покоя… а — а — а…
Ржевский, встав на одно на колено, простер к ней руки, которые сами собой вдруг оказались у нее под платьем.
— Моя любезная богиня, — с жаром произнес он, — я не светская дама и тем паче не француз. Вам незачем меня бояться!
— Ай! яй! я вас и не боюсь.
— Позвольте мне стать вашим бобиком.
— Тузиком, — прошептала Агнеса, закатывая глаза. — О-о, мой милый поручик, неужели найдется на белом свете девушка, способная перед вами устоять!
Ржевский поднялся.
— Доселе я знал лишь одну такую девушку, — сказал он, приближая свои усы к ее приоткрытым губам. — И полюбил ее, как никого прежде не любил. Мое чувство огромно, как… м-м… поверьте, оно такое большое… Позвольте постелить вам ментик, голубушка.
— Ах, делайте, что хотите, — промурлыкала Агнеса Харитоновна и, закрыв глаза, подставила ему свои уста.
Пока длился этот поцелуй, поручик Ржевский успел сделать очень многое. Не разжимая объятий, он отцепил от бедра саблю, скинул с плеча на траву гусарский ментик, расправил его мыском сапога, уложил на него Агнесу и сам лег сверху.
Все это поручик проделал столь искусно, что в первое мгновение девушке почудилось, что она оказалась на пуховой перине.
Но вскоре молодая дворянка всем своим телом, всем своим естеством ощутила, что лежит она все — таки на земле, — и земля поката, и земля вращается, увлекая за собой в безумную круговерть это бескрайнее небо с разлетающимися во все стороны облаками, и эти бесконечные деревья, под шум листвы танцующие вальс.
Глава 21. Засада
Девять подвод французских фуражиров с награбленными по деревням утварью и сеном медленно тянулись через лес. Обоз сопровождал полуэскадрон драгун.
Впереди верхом ехали двое — молодой круглолицый лейтенант и средних лет капитан.
— Вы так хорошо изъяснялись по — русски, Мишель, — говорил капитан. — Крестьяне вас даже зауважали.
— Вам показалось, Андрэ. Будь их воля, они бы нас разорвали на кусочки. Я хорошо знаю этот народ. Все — таки пять лет провел в России.
— Немалый срок. И чем вы здесь занимались?
— Учил дворянских детей.
— Ну и как?
— Способные у них детки. С первой ученицей у меня вышла курьезная история. Я пришел наниматься к ее отцу. Но оказалось, что он хочет только гувернантку. Хорошо, говорю, у меня как раз есть сестра — близнец. А надо заметить, в юности я переиграл в домашнем театре немало женских ролей. Не долго думая, переодеваюсь под женщину, накрашиваюсь от уха до уха, и меня сразу берут. И тут началось…
— Папаша стал домогаться? — усмехнулся капитан.
— Разумеется, особенно под хмельком. Прижимал меня пару раз к стенке, щупал вату под корсетом и умилялся, какие у меня мягкие груди. Но я пригрозил, что нажалуюсь его жене. И он оставил меня в покое. Любил он ее все — таки и, видно, не желал скандала.
— Повезло вам.
— Слушайте дальше. Только папаша от меня отвязался, как новое приключение: в меня влюбилась его дочь — моя воспитанница!
— Мишель, но вы же были в женском обличии!
— Как — то раз она вошла в мою комнату, когда я набивал вату под корсет. Сам Мольер позавидовал бы разыгравшейся сцене! Было все — и смех и слезы. Но девчонка меня не выдала, и мой секрет стал нашей тайной.