Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном
Шрифт:
— Будет исполнено, сир.
— Как они питаются, ваши девочки?
— Полагаю, что неплохо.
— Поменьше гороха, побольше конфет! А как у них со здоровьем?
— Голодных обмороков не случалось. Только от экстаза.
— Я не о том. Как с любовными болезнями?
— Ни одного случая испанки, мон сир!
— Хорошо, хотя бы в этом отношении Испания не строит нам козни.
— В остальном же — легкий триппер, мон сир. Правда… мм… — интендант — сутенер замялся, — почти
Наполеон изменился в лице.
— Вы шутите?! — вскричал он, мгновенно впадая в ярость. Швырнув на пол свою шляпу, он стал ее топтать. — Вы, должно быть, не знаете, что это такое — настоящий насморк!
— Простите, сир, — задрожал толстяк, — не имел счастья…
— Когда из двух ноздрей не дышит ни одна! Хоть засунь туда шомпол! И сопли текут из глаз! И невозможно ухаживать за дамами, потому что каждую минуту хочется высморкаться! Хуже насморка может быть только гильотина!
— Виноват, сир.
— А вы говорите «легкий триппер»… — устало выдохнул Наполеон, и, поддав треуголку ногой так, что она отлетела к стене, как ни в чем не бывало произнес: — Ну-с, какие еще у вас проблемы?
— Ваша великая армия, мон сир, продвигается вглубь России столь стремительно, что обозы с девочками не успевают.
Губы Наполеона тронула улыбка.
— Скоро настанет черед больших городов. Моим гвардейцам будет, где развернуться. Как это говорится у русских? Чем дальше в лес, тем больше дров!
— Дров?
— В смысле, женщин… — Император ласково взял его за мочку уха. — Скажите — ка, мой друг, а сами вы часто пользуете ваших девочек?
Кисен покраснел, потупив взор.
— Признаться, мон сир, никогда.
— Почему?! Вы евнух?
— Нет.
— Аскет? масон? пижон?
— Нет, я…
— Любитель козочек? овечек?
— Нет — нет!
— Кто же?
— Я… я…
— Смелее!
— Я предпочитаю мужчин, — прошептал толстяк.
— Что? Говорите громче!
— Мужчин!
Наполеон тотчас отпустил его ухо, вытерев пальцы об подкладку жилета.
Кисен рухнул перед ним на колени.
— О, мон сир, не скрою, у меня было много романов. От гимназистов до вдовых генералов. Но всю свою жизнь я любил только одного человека.
— Кого же? Кто ваша бедная Джульетта: Мюрат? Даву? Бертье?
Кисен поцеловал голенище императорского сапога.
— Я люблю вас, мон сир!
Наполеон вздрогнул, но в следующую секунду понял, что другого ответа и не мог ожидать.
— О божественный, о солнце мира… — лопотал интендант — сутенер, ловко облизывая кончики его сапогов. — Только ма — а — ленький поцелуйчик… умоляю…
Император ничего не отвечал, не двигаясь с места. Интендант — сутенер всё более воодушевлялся, полагая, что молчание — знак согласия, и расширял завоеванный плацдарм.
— Вы свободны, Кисен, — наконец произнес император, дождавшись пока сапоги не были вылизаны до блеска. — Ступайте, ступайте…
— То есть… как? куда? — вскинул глаза Кисен. — А как же по — по — целуйчик?
— Обратитесь к вдовым генералам. Или лучше — влюбитесь в одну из ваших шлюх. Поверьте, женщины стоят нашей любви… А если не любви, то хотя бы вожделения.
— Значит, нет? — разочаровано спросил толстяк, подымаясь с колен.
Бонапарт ответил ему столь угрюмым взглядом, что у интендант — сутенера в животе громко заквакали лягушки, и он в панике выскочил из кабинета.
— Проклятый содомит, — проворчал Наполеон. — Хорошо хоть сапоги почистил.
Глава 19. Амазонки
В одно прекрасное утро Денис Давыдов вызвал к себе в палатку Ржевского.
— Представляешь, братец, — сказал он, расчесывая гребнем свои пышные бакенбарды. — Ко мне в батальон просятся барышни.
— Ну! — открыл рот поручик. — И смазливые?
Давыдов усмехнулся.
— Кровь с молоком! И предводительница ихняя очень мила. Агнесой Харитоновной величают.
— А как она того-с?
— Чего-с?
— Девица или…
— Дворянка из соседнего поместья. А пятеро девушек с ней — ее крепостные. Она давеча явилась ко мне с интересным предложением.
— Переспать?
— Тьфу ты, черт! — крякнул Давыдов. — Угомонись, Ржевский, ей — богу. Агнеса Харитоновна желает вместе с нами бить француза.
— Молодец! Только бабье ли это дело — мужикам кровь пускать?
— Бабье не бабье, а, видать, большой зуб на французов имеет. Говорит, или с вами, или сами. Как ты думаешь, брать их или нет?
— Конечно брать. Мы их прелести своей грудью прикроем. А то пропадут почем зря.
— Вот и я думаю. Но если уж этих амазонок к нам зачислять, то мне хотелось бы, чтобы кто — нибудь из наших ими командовал и опекал.
Ржевский зашевелил усами.
Глядя на него, Давыдов усмехнулся.
— Меня женщины никогда особенно слушались. Может, под твое начало их определить?
— Завсегда готов-с!
— Знамо дело, — засмеялся Давыдов. — Только командовать отрядом женщин, это тебе не котильоны на балу крутить. К тому же Агнеса Харитоновна — девица строгих правил. На ней где сядешь, там и слезешь.
— А что, уже пробовал?
— Мда-а, — вздохнул Давыдов, потерев ладонью щеку. — Рука у нее тяжелая.