Порвали парус
Шрифт:
– Ядерное оружие, - сказал я, - пустячки. Сейчас быстро растут гораздо более опасные угрозы. Мы об этом говорили тоже. Но я не вижу, чтобы что-то делалось.
Мещерский заверил:
– Делается, Владимир Алексеевич! Еще как делается.
– Недостаточно быстро, - отрезал я. – Биотехнологии ускоряют свой бег. Каждый день совершаются не просто улучшения или открытия, а прорывы!.. Но не все безопасные.
Они все помрачнели, Мещерский взглянул на меня как пациент на дантиста: враждебно, но и с надеждой.
– А предложить
– Да, - ответил я. – Да, я могу.
– Владимир Алексеевич…
– Мир глобализуется, - сказал я. – И хотя существуют разные страны с разными режимами, но разведки и контрразведки уже взаимодействуют с борьбе с террором.
Кремнев сказал в нетерпении:
– Доктор, с точки зрения военного человека, которых вы так не любите, нельзя быть таким занудным.
– А занудность в чем?
– У нас, - напомнил он, - создан отдел по предотвращению глобальных рисков! Который всецело в ваших руках. И даже вроде бы работает, хотя это секретно почему-то даже для нас. Что вам еще?
Бондаренко добавил:
– И ваш отдел уже осуществил ряд блестящих операций по предотвращению серьезных угроз. Начиная с той крайне спорной в Тунисе, что теперь смотрится все бесспорнее.
– Это хорошо, - сказал я, - но маловато. Пора переходить на новый уровень. Я предлагаю создать Международный Комитет по борьбе с глобальными угрозами. Международный! Структуру, так сказать, не просто по предотвращению рисков, а предотвращению силами всех стран. Или не всех, но наиболее ответственных за происходящее на планете. Это сделать намного легче.
Они молчали, кое-кто поглядывает не столько на меня, как на Мещерского, решение как действовать дальше зависит от него.
Кремнев пробасил:
– Но у нас хорошо налажено взаимодействие. Даже нехило.
– Простого взаимодействия уже мало, - возразил я.
– Нужен единый орган. Все ускоряются, генерал!.. Новая структура должна состоять из отделов в разных странах, но вопрос о едином управлении встает остро и безотлагательно.
Он сказал саркастически:
– Отдаться в управление Штатам?
– Решение будет принимать Совет, - предложил я. – Совет Планетарной Безопасности. Можно утрясти вопрос, чтобы у Штатов не было решающего преимущества, и чтобы ни один важный вопрос не решался без одобрения России!.. Но зато все будет решаться намного быстрее! Сейчас для выживания как никогда требуется и скорость, и жесткость решений, и постоянное наблюдение за всеми… За дворниками пока можно не устраивать слежку, но потом придется и за ними!
Бронник тяжело вздохнул:
– Куда мы катимся…
– К порядку и безопасности, - отрезал я. – Из мира анархии!..
Бронник спросил несколько язвительно:
– А как это сделать поконкретнее?
– Поконкретнее?
– переспросил я. – Этого не знаю. Но, как сказал Ленин, вчера было рано, а завтра будет поздно. Нужно сегодня. В старину в народе говорили «всем миром». Сейчас это как никогда в самое яблочко. Всем миром.
Мещерский, как Кутузов на совете в Филях, все помалкивает, дает высказаться чинам помельче, наконец пробормотал:
– И как, по-вашему, должна действовать эта Планетарная Служба Безопасности?
– Как уже действуют спецслужбы России, - ответил я, - Штатов, Израиля, Аргентины… Да-да, у аргентинцев великолепный спецназ, я в курсе их двух последних блистательных рейдов. Но у Международного Комитета будет одно важнейшее отличие…
Я помолчал, держа точно рассчитанную паузу, Бондаренко сказал наконец:
– В чем же разница?
– Они защищают интересы своих стран, - ответил я. – А Комитет по предотвращению глобальных катастроф должен заниматься только теми, что угрожают человечеству в целом. Не обращая внимания, своя или чужая страна в той точке планеты. С точки зрения глобальных катастроф, если у них была бы своя точка зрения, мы все одна страна и один народ человеков.
Бондаренко нервно усмехнулся.
– Быть спасителями мира? А потом нам все равно в спину бросят камни?
– Это фантомная боль распада Советского Союза, - ответил я. – Придется терпеть. Постепенно уйдет. Но действовать нужно оперативно. Количество угроз растет. С некоторыми удастся справиться жесткой дипломатией, с другими – переговорами, но будут и такие, что только ударами высокоточных бомб.
Кремнев буркнул:
– Или высадкой спецназа.
– Не исключено, - ответил я. – Бывает, даже ракетно-бомбовый удар не решит проблему. Тогда спецназ.
Мещерский поднялся, мы затихли и повернули к нему головы.
– Эти настроения уже бродят по кабинетам и коридорам, - сказал он. – Но Владимир Алексеевич с его профессорской логикой ученого сформулировал все четко и ясно. Такая структура нужна. Более того, нужно было сделать ее уже давно… А сейчас перед нею… и нами завал работы. Завтра с утра все должны быть в кабинете для совещаний уже с готовыми предложениями по структуре этого международного органа.
– С этим все согласны, - сказал Кремнев. – Но когда начнется разговор о полномочиях, вот тогда и начнется настоящая драчка.
Мещерский молча слушал, не опускаясь в кресло, короткое совещание окончено, теперь нам предстоит обсудить уже друг с другом, что и как можем сделать, чтобы корабль не развалился еще в процессе сборки.
Когда мы гуськом покидали кабинет, Мещерский напомнил:
– А вас, Владимир Алексеевич, жду сегодня в этом кабинете в двадцать тридцать.
– Что-то особое? – спросил я.
– Нет, - ответил он. – Иди да, это по обстоятельствам.
В коридоре Ингрид сделала было шаг навстречу, но увидела, что мы выходим группой, отвернулась и отступила, но я видел, что искоса продолжает наблюдать за нами, как и молчаливый охранник у двери кабинета Мещерского.