Пощады не будет никому
Шрифт:
— По-моему, ты меня убедил.
— Словакия! — воодушевился Клаус Фишер.
— Она самая.
— Я даже знаю дом, в котором можно развернуть клинику. Он и строился под больницу в тридцатые годы, потом, при коммунистах, его переделали в штаб военной части. Теперь он пустует, можно выкупить стены за бесценок.
— Фото есть?
— Естественно!
Клаус из внутреннего кармана пальто достал фотоснимок. На фоне невысоких гор виднелся порядком запущенный дом, судя по архитектуре, возведенный в конце двадцатых — начале тридцатых
— Сколько?
— Все удовольствие вместе с ремонтом и обустройством прилегающей территории, но я не включаю сюда стоимость оборудования и мебели, обойдется в семьсот тысяч долларов. Самое смешное, Геннадий, что часть оборудования я смогу поставить через линию своего фонда, словакам мы тоже возим гуманитарную помощь.
— Заманчиво.
— Я постарался.
Рычагов сидел, задумчиво разглядывая монументальное серое здание, притаившееся у подножия Татр.
— Легализация денег, — продолжал говорить Клаус, — обойдется тебе процентов десять от суммы. К тому же учти, все пройдет под моим контролем и практически без риска. Бизнесменам, которые проводят легализацию…
— По-нашему, это называется отмыванием денег,. — напомнил Геннадий Федорович.
— Да-да, так вот, отмывка пройдет безболезненно.
Они связаны с властными структурами, там задействованы капиталы людей, близких к президенту, а свое благосостояние они делают на гуманитарной помощи. Так что гарантия стопроцентная.
— Словакия.., почему бы и нет? — пробормотал доктор Рычагов.
«Всегда получается немного не так, как думал. Влюбляешься в одну женщину, женишься на другой, рассчитываешь на одну страну, попадаешь в другую».
— Идет, — он протянул руку Клаусу.
Тот сильно пожал ее.
— Договорились!
— А теперь нам надо придумать, каким образом переправить деньги.
— Я столько всего вожу, Геннадий, через границу, что несколько десятков килограммов наличности проскочат незаметно.
— Но ты, надеюсь, не забыл о своем обещании работать потом со мной вместе с одним условием?
— С каким?
— Чтобы в нашей клинике не было ни одного пациента из России.
Клаус как-то странно вначале посмотрел на Рычагова, наверное, подумал:
«Наверное, он из каких-то идейных соображений решил перестать быть русским».
Но затем рассмеялся, поняв, что скорее всего такое условие связано с происхождением денег. И не жизнь в России надоела Рычагову, а из-за внезапного богатства ему грозит смерть.
— Я постараюсь сделать это как можно скорее, — сказал Клаус.
Глава 5
Юрий Михайлович Прошкин стоял перед зеркалом в ванной комнате. Затем не спеша, словно бы у него в запасе оставалось очень много времени, взял бритву «Браун», осмотрел ее, щелкнул клавишей и принялся методично выбривать острый подбородок и впалые щеки. Он делал это
Его жена, проходя рядом с дверью в ванную комнату, остановилась, заглянула и негромко спросила:
— Юра, так мы идем в гости?
— В какие еще гости? — отставив бритву и изобразив недовольный вид, спросил Юрий Михайлович.
— Как же, ты что, забыл? Мы же с тобой вчера разговаривали.
— Вчера разговаривали?
— Ну да, вечером я тебе сказала, что мы приглашены в гости.
— О боже мой, — вздохнул Юрий Михайлович, — как же, дорогая, помню. Но, к сожалению…
— Ты еще скажи, что говорил мне, что не можешь, только я забыла.
— Да, я говорил, но, к сожалению…
— Что значит к сожалению? — лицо его супруги мгновенно сделалось предельно напряженным и моментально постарело.
— Дорогая, — это прозвучало фальшиво.
— Я тебе не дорогая.
Если до этого Маргарита Васильевна выглядела довольно-таки респектабельно и моложаво, то сейчас сразу же на ее лице стали видны прожитые годы. В зеркале Юрий Михайлович увидел отражение лица своей супруги, и ему захотелось плюнуть в раковину. Но он сдержался.
— Нет, я никуда не пойду, у меня важная встреча, причем по очень ответственному делу.
— Какая встреча? Ведь сегодня суббота!
— Это тебе суббота. Ты нигде не работаешь уже сколько лет, для тебя все дни — суббота и воскресенье.
А я работаю как проклятый, — помощник прокурора вновь прижал бритву к лицу, но сейчас уже стал заниматься своим любимым делом безо всякого удовольствия, чисто механически, водя бритвой то сверху вниз, то справа налево.
Он занимался бритьем довольно долго — минут десять. Его супруга все это время стояла у него за спиной, недовольно покусывая губы.
— Так ты идешь все-таки или нет?
— Ты еще не поняла?
— Я жду, пока поймешь ты!
Юрий Михайлович вылил в ладонь очень дорогой лосьон, и вылил его так много, что ароматная жидкость начала сочиться сквозь пальцы и капать на серо-голубые кафельные плитки пола.
— Отстань от меня! — в сердцах воскликнул мужчина, растирая лосьон по щекам и подбородку. — Отстань, говорю! Я же сказал, никуда не иду, у меня важное дело!
— Какое может быть дело в субботу?
— Важное, — бросил Юрий Михайлович.
— А, у тебя всегда важные дела. И вообще, мы за последних пару месяцев ни разу в люди не выходили.
А на кой черт мне нужны все твои побрякушки, шубы, сапоги, платья? Ничего мне не нужно. Я думала, подрастут дети, и мы с тобой будем, как люди, выходить в свет, общаться, веселиться. А ты опять со своими бандитами возишься и уделяешь им времени больше, чем мне, — женщина проговорила все это очень быстро, почти на одном дыхании, и даже раскраснелась от такой длинной тирады.
— Не дури.