Поселение
Шрифт:
Виталик с тихой радостью поглядывал на старательного домоседа-сына, удовлетворенно угадывал в нем себя. Он часто ловил себя на мысли, какой знатный трудяга мог бы получиться из Андрюхи, если б тот остался в деревне. Технику любит и знает, приучен работать на ней, можно сказать, с детства. Работящий, аккуратный, спорый… не пьет. Учился в школе очень даже ничего, все-таки на автомеханика в техникум поступил и закончил. Вот если бы все оставалось по-старому, прикидывал Виталик, далеко бы пошел в совхозе парнишка. Этот уж точно бы каменный дом поставил. А так, где ему по специальности тут работать – все развалили, растащили, да и в райцентре картина такая же – ни одного завода не осталось. Вот и пришлось подаваться в «ментовку». Да
Но возвращался Виталик в обыденную реальность, опускался на грешную землю, огорченно вздыхал, нет, никогда уже не жить Андрюхе в деревне, прошло все в деревне, пропало, жить здесь молодому незачем, перспективы никакой… Лет через десять одни старики и дачники в Романове останутся. Пусть уж в полицейских и дальше ходит. Все при деле, и деньги стабильно платят. Хотя работенка еще та – пьяных-ссаных на улице подбирать, шпану в кутузку таскать. То ли дело в деревне хозяином быть! Эх! Виталик смурнел, шустрее, чтоб отвлечься, начинал возиться по хозяйству. Главное, чтоб не скурвился там, в этой «ментовке», не связался бы с кем не попадя, на какую-нибудь отпетую сволочь не нарвался… Виталик старался суеверно о плохом не думать, боязливо гнал от себя тревожные мысли, чутко ждал каждые выходные сына.
…После бессонных суток дежурства, Андрюха Смирнов никакой, измотанный до предела, рухнул на узкую, расшатанную кровать в полицейском общежитии в восемь вечера пятницы и проспал, как убитый, до десяти утра субботы. Проснулся выспавшимся и бодрым, в приподнятом настроении. Принял душ, надел джинсы, новую голубую рубашку, ярко подсинившую и без того синие, васильковые глаза, жадно и с удовольствием позавтракал яичницей с жареной колбасой, и в самом благодушном расположении духа вырулил на своем подержанном, но смотрящимся почти новым, чисто вымытом и ухоженном «фольксвагене» на трассу в сторону родного Иванграда.
Все в тот день, от наконец-то появившегося солнца после трехдневных серых дождей, чистоты и свежести промытых пространств с фиолетовыми пятнами люпиновых колоний, малиновыми линиями иван-чая, цветной вышивкой трав до дерзкого хода автомобиля, напористо подминающего под себя километры местами еще влажного, маслянисто лоснящегося на солнце асфальта, – все это было так зримо, энергично и сильно и так сливалось с внутренним ощущением полета, довольства и безмятежности, что Андрюхе хотелось кричать что-то бессмысленное и несуразное, голосить во все горло и подпрыгивать от беспричинной радости за рулем, что он периодически и делал, на долю секунды фиксируя краешком глаза диковато-недоуменные взгляды водителей, пролетающих мимо, как из пращи, машин… Памятный выдался тогда денек, надолго он запомнился Андрюхе.
Подъезжая к Иванграду, распираемый желанием щегольнуть и покрасоваться на иномарке, Андрюха несколько раз набирал по мобильному домашний телефон дядьки Федора, тот по субботам частенько выбирался с женой в Романово навестить родителей. Машины своей дядька не имел, ездил в деревню на автобусе, еще ходившем два раза в сутки (раньше было пять рейсов), днем и вечером, с грехом пополам в Романово. Что такое романовский автобус по субботам, Андрюхе объяснять было не надо – поездил, знавал это дело. В маленький, всегда почему-то заляпанный сухой, светло-коричневой грязью, с ободранными сиденьями, «пазик», народу набивалось под завязку. Ехали обычно весело, с прибаутками и матерком, и нередкими драками за свободные места… Никто у дядьки Федора дома на звонки не откликался. И Андрюха решил завернуть на всякий случай на автостанцию, подхватить дядю, если тот решил съездить в деревню, непосредственно у автобуса.
Андрюха дважды объехал вокруг романовского «пазика», энергично штурмуемым расторопными земляками, правя одной рукой, нарочито высовывая голову из машины. Дядьки нигде не было. Притормозив поодаль, Андрюха решил дождаться конца посадки, авось еще прискочит старый козел. Настроение у Андрюхи начало портиться, никто его особо не замечал, знакомые здоровались сдержанным кивком головы, подбросить никто не напрашивался. Гордый народ романовцы, с самомнением, что тут скажешь, мать их так! И тут от толпы отделилась в коротком розовом платьице и голубой джинсовой курточке, на упругих, ровных ножках в белых туфельках на высоком каблучке девушка Мальвина. Именно в такую, почти в такую, влюбился когда-то в детстве Андрюха, посмотрев в романовском клубе «Приключения Буратино».
– Здравствуй, Андрюша! Ты случайно не в Романово? – очаровательной стрекозкой подлетела и замерла, словно зависнув в воздухе, над высунутой из окна машины головой Андрюхи Мальвина, поправляя солнцезащитные очки на высокой, взбитой прическе крашеных, пепельно-голубоватых волос. Мальвина, это была точно Мальвина, настоящая, с экрана, из детства! Только повзрослевшая… И еще у той глаза были синие, печально-неподвижные, а у этой смеющиеся, карие, с клубящимся сизым дымком в глубине зрачков.
– Ты что, не узнаешь меня? – Мальвина отступила на полшага назад, как бы давая себя рассмотреть. – Это я, Люда Демьянова, мы еще в школе учились вместе, только я в пятом, а ты в десятом.
– Что-то припоминаю, – растерялся Андрюха, с неприличным магнетизмом зашарив глазами по оголенным, стройным ножкам Мальвины. – Хотел дядьку встретить… в Романово еду. Могу подвезти… – неопределенно промямлил он.
– Дяди Феди здесь нет… Так что, мне садиться? – заиграла глазками Мальвина.
– Да садись… какие дела! – расторопно, справляясь с растерянностью, ответил Андрюха, чувствуя, что девушка ему нравится. – Даже если он придет, всем места хватит.
Мальвина, цокая каблучками, розово-голубым облачком облетела машину и эфирно-бесшумно опустилась на переднее сиденье рядом с Андрюхой.
– А как же билет? – покосился Андрюха на высоко открывшиеся бедра Мальвины… и проглотил вожделение.
Мальвина, усмехнувшись, достала из кармашка джинсовой куртки прямоугольный листик бумаги, скомкала его и выщелкнула пальчиком в окно:
– С местом… кому-то повезет…
В автобусе с трудом закрыли спинами переламывающиеся дверцы последние пассажиры, и «пазик», дергаясь, приседая на правую сторону, начал отъезжать от автостанции.
– Не пришел… не повезло дяде Феде. – Андрюха тронул машину с места.
– В следующий раз повезет… ты ведь каждую субботу ездишь домой, – завозилась на сиденье Мальвина и поддернула из-под себя розовое платьице, натягивая на колени. Андрюха не удержался, снова пошарил глазком полуприкрытые бедра Мальвины и почувствовал, как в нем вспыхнуло сладкое желание соития.
– Откуда знаешь, что каждую субботу… следишь, что ли? – заелозил вспотевшей рукой по набалдашнику рычага переключения скоростей. На повороте, при выезде от автостанции на центральную улицу города, он опасно, почти на красный свет, обогнал романовский автобус и полетел, не разбирая дороги.