Поселок Тополи
Шрифт:
— А сейчас где Жюли? — спросила Стелла.
— Опять пошла к деду Таннеру. Он за ней смотрит. И за младенцем Робертсонов тоже. А ты зачем давала представление, Стелла?
— Не твое дело, — оборвала его Стелла и вдруг повернулась к Лорне: — Как же нам быть с твоим папой?
Бывало, что Лорна говорила и действовала уверенно, как взрослая, но сейчас она растерялась.
— Все, как нарочно, против него. Несправедливо это. Мы как от всего мира отрезаны.
— Я тебя не оставлю, — сказала Стелла. — Пусть мама говорит что хочет.
— И еще мама велела
— Помолчи, Стиви.
— Она говорит, если ветер переменится, пожар может совсем взбеситься, тогда и нам надо будет поскорее сматываться.
— Да замолчи ты, Стиви!
— Ну вот, — сказал Стиви, — а только что хвалила, какой я герой.
— Послушайте, — сказал Гарри, — а про этих Фэрхоллов вы забыли? Или они тоже уехали?
— Ну? — обратилась Стелла к Стиви.
Стиви вздохнул.
— Я же сказал, миссис Фэрхолл уехала вместе с мамой, а мистер Фэрхолл все никак не заведет свою машину, чтобы отвезти Питера домой.
— А что с его машиной?
— Она не сдвигается с места.
— И Питер там с ним?
— Я не знаю. Когда я там был, его не было. Он ужасно ругался, что Питер сбежал. — Тут Стиви что-то вспомнил. — Это я, наверно, Питера видел на дороге, когда шел сюда. Но он юркнул в лес и не отзывался.
— Может, это был Грэм? — сказал Гарри.
— Да, — сказал Уоллес, — а где, кстати, Грэм? Перетащить рюкзаки — не такое долгое дело.
— Ты послушай, — сказал Гарри. — Если Стиви видел, как Грэм юркнул в лес, тогда все ясно. Грэм прячется. Ты же видел, в каком он состоянии. А может, все-таки это был Питер? Наверно, тот мальчонка, что улепетнул, как кролик.
— Никакого Грэма я не видел, сказал Стиви. Вот только если у него ноги такие же тощие, как у Питера.
— Грэм не тощий.
— Ну, значит, это был Питер.
— Да при чем тут Грэм или Питер! — воскликнула Лорна, — Как нам быть с моим папой? Он, наверно, умирает, а мы всё говорим, говорим, говорим… Надо же что-то делать!
Они опять посмотрели друг на друга. Все они, кроме Лорны, может быть, втайне надеялись, что если не касаться этой темы, она отпадет сама собой.
— Стоим как дураки и ничего не делаем, — сказала Лорна.
Гарри беспомощно пожал плечами:
— А с чего начинать?
Уоллес спросил:
— А эта старая машина, что стоит под навесом, она на ходу? Я бы, может, с ней справился?
— А ты умеешь водить машину? — вскрикнула Лорна.
— Да, — ответил он, удивленный ее горячностью.
— Что ж ты раньше не сказал?
— А ты не спрашивала. Я и подумал, что она не в порядке, а то ты бы о ней упомянула. Всякий об этом подумал бы и первую очередь.
— Полегче, — сказал Гарри, — Не умеешь ты водить машину.
— Но попробовать-то я могу? Главнее, чтобы она пошла, и потом не давать ей останавливаться. Моя мама водит машину, уж как-нибудь и я сумею. И как отец водит, я смотрел. Даже несколько раз сам садился за баранку. Довезу я его до больницы. Только кто-нибудь пусть показывает дорогу.
— Я покажу! — крикнул Стиви и первым помчался к навесу.
Дед Таннер спустился от задней двери своего дома к тому месту, откуда был виден сквозь деревья дом Бакингемов. Дед часто туда ходил посмотреть, как играют дети. Он всегда знал, дома ли дети Бакингемов, даже если не видел их. Когда они были у себя, от дома исходил какой-то свет. Никто, кроме деда Таннера, этого не чувствовал.
Жюли шла с ним за руку. Она очень любила ходить за руку с дедом. Дед был хороший. Руки у него в шишках, лицо как высохшая репа, и ходит ужасно смешно. Он так широко расставлял ноги, что Жюли все хотелось пробежать между ними.
Жюли не могла бы сказать, что такое дед, она только знала, что он не «люди». Она еще не доросла до того, чтобы задумываться о старости, но знала, что дед никогда не сердится, как люди, и с удовольствием сидит и играет с ней, когда людям некогда, и рассказывает чудесные сказки про козляток, и про поросят, и серого волка, и медвежонка Пуха. В ее представлении дед перепутался с богом.
— Ну что ж, — сказал дед, глядя издали на затихший дом, — похоже, что Стиви еще не нашел Стеллу.
На это Жюли много чего могла бы сказать, потому что Жюли могла много чего сказать о чем угодно, но дед ее обычно не слушал, хотя обладал удивительной способностью бурчать что-то подходящее в ответ на ее вопросы. Деду было вполне достаточно знать, что она рядом, чувствовать в своей руке ее ручонку и думать свои думы под ее звонкую, почти несмолкаемую болтовню. И сейчас он обратился не столько к Жюли, сколько к самому себе, хотя отсутствие двух старших детей его совсем не встревожило. И насчет пожара он был, в общем, спокоен, не то что некоторые другие. Все эти разговоры об эвакуации чепуха. Правильно, почему тем, кто помоложе и покрепче, не подсобить соседям, но уж бросать собственные дома, расположенные на пути пожара, все равно, но своей воле или нет, — это чистое безумие. Ежели есть у тебя дом и участок, изволь свое добро охранять.
Деда они с места не сдвинут, разве что силком уволокут.
А что болтают, будто пожар дойдет до Тополей или хотя бы до Прескота, этакой чепухи он в жизни не слыхал. Власти только сами себя запугивают. Сильный пожар в середине лета — это, конечно, не шутка, но тут такую панику развели, что впору подумать — пожаров никогда не бывало. В какую-то минуту деду стало так противно, что он даже выключил радио, правда, в следующую минуту он, хоть и неохотно, снова его включил. По всем станциям одно и то же. Сплошная истерика. Репортеры ведут передачи с наблюдательных пунктов, с самолетов, с, «передовых позиций в зоне пожара». Тысячи добровольцев из города хлынули в горы — это уж будет полный хаос: сотни полицейских, и солдат, и всякого народу, который в лесных пожарах смыслит не больше чем свинья в апельсинах. Это и правда грозит бедствием, да только бедствие-то они сами и накличут. Чтобы бороться с пожарами, нужны люди знающие, местные, закаленные. А они всё обратили в какой-то пикник, в пляску страха и недомыслия.