Посланник Тьмы
Шрифт:
– Откуда ты знаешь? – Ленуар был настолько болезненно увлечен, что забыл о своем страхе.
– Это в моей памяти. Души умерших помнят, и их воспоминания – мои.
Холод в голосе Винсента стал ледяным, а абсентовые глаза сузились до щелочек:
– Мертвым не нужны новые воспоминания. Они не должны быть оторваны от остальных. Это смертный грех.
Ленуар плотнее закутался в пальто, но ему стало ненамного теплее. Холод, пробиравший его, происходил не извне.
– Когда я спрашивал раньше, ты сказал, что не видел ребенка.
– Это так. Но в течение небольшого времени, я видел
Ну конечно. Когда они нашли Мику на заброшенной ферме, у него были завязаны глаза. Он, скорей всего, не видел ни своих похитителей, ни кого-либо ещё, пока Коди не снял повязку. В то время душа мёртвого ребёнка была в теле Мики вместе с его собственной.
– Уже давно я не видел глазами живых, – рассеяно сказал Винсент. Неисчислимое количество лет, полных пустоты, эхом звучали в его голосе.
Ленуар вернулся к начальной линии задачи вопросов:
– Второй труп. Они увезли его в то же место?
– Да.
– Что они с ним делали?
– Некромантия.
– Они пытались воскресить мертвых детей, – предложил Ленуар, вспоминая теорию Мердена.
– Нет.
Ленуар был удивлен:
– Нет? Что тогда они делают?
– Души детей, чьи тела забрали, не были потревожены. Только их плоть была осквернена.
«О чём это он?»
Ленуар был в полном замешательстве:
– Но ведь они пытались вселить те души в тело Мики...
Казалось, Винсент обдумывал свой ответ перед тем, как сказать что-то:
– Некроманты не стремятся оживить детей, которых они забрали, – сказал он, и у Ленуара сложилось впечатление, что дух тщательно подбирал слова. – Они только хотели найти подходящее тело. Они хотят воскресить другую, давно мертвую душу. Они провалились с заключением этой души в мертвое тело, так что сейчас они пытаются использовать живое.
Ленуару стало дурно. В то же время, он не мог отрицать, что был очарован. Всего лишь неделю, он занимался расследованием (или, точнее, Коди занимался расследованием) нескольких странных, но, в конечном итоге, безвредных преступлений. Затем, когда Зака украли, Ленуар предположил, что они имели дело с заурядным маньяком – тревожным, конечно, но, к сожалению, вполне обычным явлением. Реальность же была непостижима. Даже Коди, видивший заговор, который отказался признать сам Ленуар, ни за что не вообразил бы себе что-то такое темное и сложное.
– Чью душу они пытаются воскресить?
– Я больше не назову его имени.
– Он был из Кенниана?
– Да.
– Как давно он умер?
Винсент задумался:
– Я давно потерял способность считать время мерками смертных. Но думаю. сейчас он был бы уже взрослым, лет двадцати-двадцати пяти.
Учитывая, что мальчик, скорей всего, умер в возрасте Зака, это должно было произойти более десяти лет назад.
– Он был убит.
Это не сильно удивило Ленуара:
– Кто его убил?
Винсент закрыл глаза, вспоминая:
– Его отец.
Что-то всколыхнулось в памяти Ленуара, мысль, слишком быстрая, чтобы её ухватить. Он не стал на ней останавливаться; мысль вернётся более оформленной, когда придёт время. А сейчас надо сосредоточиться на наиболее прямом пути к спасению Зака.
– Оставим пока этого мальчика. Ты говорил, что видел ещё двух могильщиков. Знаешь, где они?
– Конечно. Я чувствую, когда они рядом.
Ленуар не смог сдержаться:
– Тогда почему ты не смог найти меня за все эти годы?
Висент повернулся и взглянул на Ленуара, тот сразу понял, что совершил ошибку. Снова накатил ледяной ужас, скрутив внутренности.
Инспектор поднял дрожащую руку:
– Извини за вопрос. Это было глупым любопытством. Я не собираюсь сбегать.
Винсент ничего не ответил.
Ленуар поднялся, пошатываясь. Колени дрожали и он еле держался на ногах.
– Идём. Допросим твою следующую ... метку.
Почему-то инспектору казалось, что Винсент не воспринимает похитителей трупов в качестве своих жертв.
Винсент медленно поплыл вперёд, Ленуар поспешил за ним. Он не знал, что Винсент понимал под «рядом», но надеялся, что дорога будет достаточно длинной, чтобы он смог прийти в себя. Иначе допрос не будет проходить по всей форме , если инспектора начнет трясти, когда они прибудут на место.
* * *
Дождик начал моросить, когда Ленуар и Винсент покинули район рынка, и к тому времени, как они достигли Лагеря, превратился в настоящий ливень. Он терзал жалкие лачуги, в которых жили люди, их конструкция могла едва выдержать ежедневное испытание гравитацией, не говоря уж о буре. Дождь громко стучал по полосам оловянной обшивки, пропитывал крыши из соломы или шкур животных, вымывал глиняные фундаменты. Он собирался в каждой впадине или углублении и ручейками сбегал с затопленных крыш. Дымное марево, которое обычно сдерживали узкие щели между палатками и лачугами начало распространяться, когда просочилась вода, принося с домой запах костров, на которых готовилась еда. Глиняные дорожки стремительно превращались в реки ила, несущие с собой отбросы и экскременты, и все, что не было привязано. За несколько коротких минут лагерь превратился из депрессивных трущоб в настоящий ад.
Вонь этого места была такой, что желудок Ленуара едва мог вынести, и тошнота подступила к горлу, когда он следовал за Винсентом между хижин, делая все возможное, чтобы его туфли не наступили на что-нибудь мерзкое. Он опустил голову из-за дождя, не замечая сцен, мимо которых проходил – перепачканные мужчины пытались заткнуть дыры в своих жилищах, костлявые собаки дрожали в углах, густая грязная вода собиралась в лужи, которые угрожали затопить соседние хижины. Даже в этот момент, он не мог не отметить, что почти каждое лицо, которое он видел, было адали. Лагерь являлся одним из самых больших кварталов Кенниана; Ленуар не догадывался, сколько поселенцев адали в Пяти Деревнях. Это заставило его понять, сколько времени прошло с тех пор, когда он посещал трущобы. Как большинство ищеек, инспектор избегал этого места любой ценой. Хотя лагерь был рассадником преступности, никого особо не волновало, если жители трущоб резали друг другу глотки.
Даже сквозь шум дождя, Ленуар слышал кашель, доносившийся изнутри многих хижин, из-за дыма или болезни, или того и другого. Но он мог также услышать смех. Дети шумели и визжали, их тонкие голоса звучали неуместно ярко, как цветы, тянущиеся ввысь сквозь грязь. Даже здесь, подумал он, жизнь продолжается. На что эти люди могут рассчитывать в будущем? И все же они смеются. У них есть дети. Они к чему - то стремятся. Они не лежат в отчаянии и ждут смерти. Почувствовав внезапной прилив ненависти к себе, он ускорил шаг, желая, чтобы это поручение закончилось.