Посланник
Шрифт:
– Премьер-министр хочет получить ответ. – Взгляд Шамрона был по-прежнему устремлен на заросший маленький садик. – Он человек терпеливый, но до бесконечности ждать не станет.
– Я же говорил вам, что дам ему ответ, когда закончу работу над картиной.
Шамрон посмотрел на Габриэля:
– Твоя самоуверенность что, не знает границ? Премьер-министр государства Израиль хочет, чтобы ты возглавил спецоперацию, а ты не даешь ему ответа из-за какого-то полотна пятисотлетней давности.
– Четырехсотлетней.
Габриэль поднес к столику кофейник и налил кофе в две чашки. Шамрон положил в свою чашку сахар и сильно вертанул ложкой.
– Ты же сам сказал, что картина почти закончена. Так каков же твой ответ?
– Я еще не решил.
– Могу я дать тебе небольшой полезный совет?
– А если мне не нужен ваш совет?
– Я в любом случае тебе его дам. – И Шамрон затушил окурок. – Ты должен принять предложение премьер-министра, а то он сделает его кому-то другому.
– Я буду лишь счастлив.
– В самом деле? И что же ты станешь тогда делать? – Встретив молчание, Шамрон поднажал. – Разреши нарисовать тебе картину, Габриэль. Я постараюсь сделать это как можно лучше. Правда, я не такой одаренный, как ты, и я не принадлежу к известной еврейской семье немецкого происхождения. Я всего лишь бедный польский еврей, чей отец продавал горшки с ручной тележки.
Убийственный акцент зазвучал у Шамрона сильнее. Габриэль не выдержал и улыбнулся. Он знал, что, когда Шамрон разыгрывает из себя втоптанного в грязь еврея из Львова, жди нечто интересное.
– Тебе некуда больше идти, Габриэль. Ты сам так сказал, когда мы впервые предложили тебе работу. Что ты станешь делать, когда закончишь этого твоего Рубенса? Тебя ждет другая подобная работа? – Шамрон сделал театральную паузу, так как знал, что ответом будет «нет». – Ты не можешь вернуться в Европу, пока с тебя официально не снято обвинение во взрыве на Лионском вокзале. Джулиан может прислать тебе еще одну картину на реставрацию, но рано или поздно это прекратится, потому что стоимость упаковки и пересылки будет сильно урезать его и без того тощий бюджет. Тебе понятны мои доводы, Габриэль?
– Очень даже понятны. Вы пытаетесь использовать мою неблагоприятную ситуацию, чтобы путем шантажа вынудить меня согласиться на спецоперацию.
– Путем шантажа? Нет, Габриэль. Я знаю, что такое шантаж, и Господу Богу известно, что я умел им пользоваться, когда это было мне необходимо. Но сейчас это не шантаж. Я пытаюсь помочь тебе.
– Помочь?
– Скажи мне вот что, Габриэль. Как ты намерен зарабатывать деньги?
– У меня есть деньги.
– Достаточно, чтобы жить затворником, но недостаточно, чтобы жить. – Шамрон на минуту умолк, вслушиваясь в ветер. – Тихо стало, верно? Чуть ли не мертвая тишина. Хочется думать, что так будет всегда. Но это невозможно. Мы отдали им Газу, ничего не потребовав взамен, а они отплатили нам, избрав ХАМАС своими правителями. Затем они захотят получить Западный Берег, и если мы быстро не уступим им его, начнется новый взрыв кровопролития, куда более сильный, даже страшнее второй интифады. Поверь мне, Габриэль, это скоро снова начнется. И не только здесь. Всюду. Ты что, думаешь, они сидят сложа руки? Конечно же, нет. Они планируют следующую кампанию. Они разговаривают с Осамой и его дружками. Мы теперь точно знаем, что палестинские власти пронизаны «Аль-Каидой» и ее приспешниками. Мы знаем также, что они планируют совершить в ближайшем будущем крупные атаки на Израиль и израильские объекты за границей. Контора также считает, что намечено убийство премьер-министра вместе с его главными советниками.
– Вами в том числе?
– Конечно, – сказал Шамрон. – Я ведь чрезвычайный советник премьер-министра по всем вопросам безопасности и терроризма. Моя смерть была бы для них огромной символической победой. – Он снова посмотрел в окно на ветер, трепавший деревья. – Какая ирония, верно? Это место должно было стать для нас убежищем. А теперь, как ни странно, мы здесь более уязвимы, чем когда-либо. Почти половина евреев мира живет на этой крошечной полоске земли. Малюсенького ядерного устройства достаточно, чтобы все снести. Американцы могут после такого выжить. Русские могут едва заметить, что такое произошло. А мы? Бомба, сброшенная на Тель-Авив, убьет четверть населения страны… а может быть, и больше.
– И вам нужен я, чтобы предотвратить этот апокалипсис? Я считал, что Контора сейчас находится в хороших руках.
– Теперь, когда Льву указали на дверь, дело обстоит, безусловно, лучше. Амос высоко компетентный руководитель и администратор, но мне иногда кажется, что слишком много в нем солдафонства.
– Он ведь возглавлял и «Сайерет маткаль», и «Аман». Чего же можно было от него ожидать?
– Мы знали, что нам дает Амос, но теперь премьер-министра и меня беспокоит то, что он пытается превратить бульвар Царя Саула в аванпост международной обороны. А мы хотим, чтобы Контора сохраняла свой первоначальный характер.
– Безрассудство?
– Смелость, – поправил его Шамрон. – Дерзание. Я просто хотел бы, чтобы Амос меньше выступал как боевой командир, а больше как… – Он умолк в поисках точного слова. Найдя его, он потер двумя пальцами большой палец и сказал: – Как художник.Мне нужно, чтобы рядом с ним был человек, который думает как Караваджо.
– Караваджо был безумцем.
– Вот именно.
Шамрон стал было снова закуривать, но на этот раз Габриэлю удалось взять его за руку, прежде чем он нажал на зажигалку. Шамрон посмотрел на него – глаза его были серьезны.
– Ты нужен нам сейчас, Габриэль. Два часа назад глава Спецопераций подал Амосу просьбу об отставке.
– Почему?
– Из-за Лондона. – Шамрон опустил глаза на свою руку, которую продолжал держать Габриэль. – Могу я получить ее обратно?
Габриэль разжал пальцы, выпуская его толстую кисть. Шамрон помял незакуренную сигарету между большим и указательным пальцами.
– А что произошло в Лондоне? – спросил Габриэль.
– Боюсь, вчера вечером там произошел… казус.
– Казус? Когда происходит казус, связанный с Конторой, обычно кто-то погибает.
Шамрон кивнул в знак согласия.
– Ну, по крайней мере можно счесть это последовательностью.
– Имя Али Массуди что-то говорит тебе?
– Он что-то преподает в одном из университетов Германии, – ответил Габриэль. – Любит изображать из себя бунтаря и реформатора. Я однажды встречался с ним.
Брови Шамрона от удивления взлетели вверх.
– В самом деле? Где же?