После бала
Шрифт:
– Он ее и не открывал, - Алан остановился.
– Может скажешь, кто здесь еще побывал, Йорген?
Фон Кролок оказался под прицелом сразу трех пар сияющих глаз.
– Еще одно существо я не узнал, - он указал на тис.
– Оно стояло вон там.
– Скоге, - кивнул Алан.
– Но я имел в виду не ее. Башню открыл очень необычный маг. Светловолосый, юный на вид, и что самое интересное, вампир. Так кто же это, граф?
– Что-то многовато у нас вампиров развелось, - пробормотал Селар.
– Дорогой мой, - промурлыкал Арден, обхватывая фон Кролока за плечи.
– Лучше скажи сам.
– Но он не маг!
–
– У него ни разу не получилось наколдовать ничего путного!
– Кто он?!
– Арден встряхнул его.
– Мой сын Герберт, - неохотно ответил граф. И тут же уточнил: - Приемный сын.
Эльфы переглянулись.
– Силу ему могла одолжить скоге, - задумчиво пробормотал Алан.
– Но даже если так... У этого Герберта недюжинный талант.
– Меня больше волнует участие в деле Драккони, - Селар поднял глаза к темнеющему небу.
– Он один из тех, кто сторожит Тьму.
– Полагаешь, скоге связана с ней?
– Алан нахмурился.
– Пожалуй нам придется-таки обратиться к Ториусу.
– О нет, меня увольте от этой встречи, - решительно запротестовал Арден.
– К троллям я не пойду.
– Я, пожалуй, тоже воздержусь, - поддержал его Селар.
– Даже не сомневался в вас, - усмехнулся Алан.
– Кстати, за сегодняшний день нападения были?
– Нет.
– Нет.
– Хорошо. Тогда я отправляюсь в горы. Как только разберусь в этом деле до конца, извещу вас, - тон Алана недвусмысленно намекал на нежелание больше видеть дорогих гостей в своих владениях.
Оставшись один, повелитель Лесного края еще раз открыл и закрыл дверь в башню. Вампир-маг? Редчайшее сочетание. И он постарается сделать этот феномен еще более редким. Практически, вымершим.
Оставшись наедине с Джаретом, Игрейна окончательно потерялась. Еще и платье испорчено... Она попыталась вынутой из волос заколкой скрепить кружева.
– Оставь, - Джарет забрал у нее заколку и прицепил к своей мантии.
– Небольшой беспорядок в одежде тебе идет.
– Да?
– скоге с трудом преодолела напавшую на нее немоту. Получается, Герберт был прав. Платья имеют значение.
– В первую нашу встречу ты так на меня не смотрел.
– Ты тоже смотрела на меня иначе, - Джарет встал и подал ей руку.
– Хочешь, я покажу тебя Лабиринт? Вечером он очень красив.
– Хочу, - Игрейна пошла за ним. Сейчас она пошла бы за ним куда угодно.
В сумерках Лабиринт выглядел таинственным, но не жутким. Сильно пахло шиповником и еще какими-то цветами, названий которых Игрейна не знала.
– Он очень древний, да?
– она провела рукой по выщербленной стене.
– Лабиринт был здесь задолго до Исхода, - Джарет крепко сжимал ее ладонь и вел куда-то по извилистой тропинке.
– Сначала на него претендовал Алан. Но Лабиринт выбрал меня.
– Он живой?
– В определенной степени, - Джарет остановился в совершенно темном закоулке.
– Игрейна, ты действительно согласна отказаться от мести?
– Наверное, это предательство, - она прислонилась к стене и посмотрела в его глаза.
– Но теперь я хочу жить. Хочу любить, и чтобы меня любили. Во Тьме плохо, Джарет. Я не хочу, чтобы она убила Алиаса, Герберта, гоблинов. И особенно - тебя.
Джарет снял перчатки и обеими руками погладил ее волосы. Скоге задрожала, но не от страха или холода. Что-то пульсировало в глубине ее тела. Ах как плохо, он слишком затянул с обрядом. Тьма уже близко.
– Я люблю тебя, Джарет, - Игрейна дрожала всё сильнее. Ее переливчатые глаза наполнялись слезами.
– Что со мной происходит? Я сейчас умру, да? Тьма меня не отпустит...
– Ты не умрешь, - прошептал Джарет.
– Ты всегда будешь здесь. Со мной. Я люблю тебя, Игрейна.
Ее губы пахли шоколадом. Он закрыл глаза, целуя ее — нежно, жадно, прижимая ее всем телом к камням, и удерживая то, что рвалось из нее. И когда его руки коснулись шершавой кладки стены, а губы — мягкого мха, он понял, что победил. И открыл глаза.
В покоях, куда гоблины проводили Алиаса и Герберта, было две смежных спальни и роскошная ванная комната, в которой сразу же исчез Герберт. Алиас предпочел сразу же лечь в постель, хотя и сомневался, что у него получится уснуть. Не скоро он сумеет забыть опаловые глаза скоге. Разумеется, ему и раньше приходилось совершать поступки на грани предательства. Профессия обязывала. И каждый раз он клялся, что бросит эту работу ко всем демонам Ада, и займется чем-нибудь более приятным. Хоть бы в золотари пойдет. И каждый раз нарушал клятву. Но сейчас Алиас твердо решил, что пора на покой. Вот только пристроит Герберта и уедет в Верхний мир. Ох, Герберт, Герберт... Алиас надеялся, что у него хватит совести не беспокоить его этой ночью. Но услышав, как открылась дверь из соседней спальни, понял, что надежда была напрасной.
– Иди спать, - некромант покосился на вампира. В черном шелковом халате тот выглядел бледнее обычного и еще более стройным.
– Алиас, - Герберт с хорошо разыгранным смущением теребил кисти пояса.
– Ты неправильно понял. Я просто не хотел, чтобы она меня читала. Но я люблю тебя.
– Врешь, - спокойно ответил Драккони.
– Но это уже не важно. Иди спать, я сказал.
– Я хочу с тобой, - с видом капризного ребенка Герберт потеснил Алиаса на кровати. И тут же оказался на полу, весьма чувствительно приложившись пятой точкой.
– Я не повторяю свои приказы три раза, - Драккони закрыл глаза и даже не вздрогнул от возмущенного хлопка дверью.
Алиасу всё же удалось заснуть под самое утро. А уже через час его разбудил гоблин и передал приглашение его королевского величества на завтрак. В ванную комнату пришлось идти через вторую спальню. Алиас не удержался от взгляда на кровать, но Герберта не увидел под ворохом одеял и подушек. Только тонкая рука свисала с края постели. А рядом на стульях висели два роскошных костюма — черный и сиреневый. Алиас покачал головой. Гостеприимство короля гоблинов иногда заходило даже слишком далеко. Или это он начал расплачиваться по счетам? Драккони переоделся в ванной комнате, стараясь производить как можно больше шума. Но когда вышел, Герберт всё так же крепко спал. Или притворялся? Алиас вернулся в ванную и налил в чашку холодной воды. Подошел к кровати и откинул подушки. Получив в лицо пригоршню воды, Герберт заорал так, словно на него вылили целое ведро. Но некромант не проявил ни малейшего сочувствия.