После боя, Низководный мост
Шрифт:
Еще мгновенье и она оборвется. Но машина ползла, умница. Она понимала, что надо. Еще совсем немного.
На четвертом витке мы почти настигли гадов. Почти… Опять вырвались.
И снова танк круто взбирается в гору, подминая лещину и ломая тонкие стволы случайных берез.
Мы выскочили на плоскогорье почти одновременно. "Виллис" метрах в сорока левее. Но танк на кочках среди кустарника, а "виллис" по дороге убегал к лесу. До опушки не больше километра.
Я еще не думал, что сделаю с "виллисом", когда взбирался на плоскогорье.
Но он не должен удрать. У возмездия нет воинского звания.
Я быстро поменялся местами со стреляющим. Развернул башню.
— Осколочный без колпачка!
— Есть, осколочный без колпачка!
Рассеялся дым. "Виллис" невредимый уходил к лесу.
Механик-водитель повернулся и с недоумением посмотрел на меня. Экипаж привык к тому, что на стрельбах я попадал с первого снаряда и требовал это от своего стреляющего. Но мы ведь не на стрельбах…
Спокойно, Счастливчик, спокойно. Не дай им добраться до опушки.
— Заряжай!
— Есть, осколочный без колпачка!
Стукнул затвор. Спокойно, Счастливчик, спокойно.
Ишь, как оглядываются! Только шофер прикипел к баранке. Протрезвел генерал! Жирная складка шеи навалилась на целлулоидный подворотничек, как пожилая потаскуха на руку юнца. А старшие лейтенанты! Глаза сейчас выскочат? Страшно, сволочи? А нам не страшно каждый день целоваться со смертью? Но должна же на свете быть справедливость? Не для того ли Леша скрывал свой страх?
Леша… Что я напишу его маме? Зачем я отпустил его? Почему я не согласился на его помощь?
Спокойно. Все вопросы потом. Чуть-чуть выше кузова. В промежуток между старшими лейтенантами. Я довернул подъемный механизм. Вот так. Пальцы мягко охватили рукоятку. Спокойно. Раз. Два. Огонь!
Откат. Звякнула гильза. Рукоятка спуска больно впилась в ладонь.
Вдребезги!
А я все еще не мог оторваться от прицела. Казалось, то, что осталось от "виллиса", всего лишь в нескольких метрах от нас.
Тусклое пламя. Черный дым. Груда обломков. Куски окровавленной человечены. Сизый лес, как немецкий китель.
До боя надо успеть выслать деньги в Одессу.
Пусто. Тихо. Только в радиаторах клокочет кипящая вода.
Низководный мост
— Ну вот, Счастливчик, тебе снова представляется возможность отличиться.
— Лучше бы мне представилась возможность поспать.
— Раньше от тебя такого не слышали.
— А слыхали, что можно восемь суток воевать без сна, ни на минуту не выходя из боя?
— Есть в этом какая-то правда. Есть. Но на тебя с гордостью смотрит вся бригада.
— Вся бригада… Вся бригада в могилах и в сгоревших машинах. От самой границы. А это — сброд блатных и нищих.
— Хватит, товарищ гвардии лейтенант! Распустились! Я еще не выяснил, кто дал вам право бить по физиономии офицера Красной армии.
— Да это же…
— Садитесь! Карту достаньте!
Я огляделся, куда сесть. Ничего, кроме пузатого пуфика. Командир батальона сидел на краю огромной кровати. Иш, барин какой! Под командный пункт выбрал себе спальню. Другого места не нашлось в этом проклятом имении.
Я не сомневался в том, что он снова прикажет наступать через мост. Черт возьми, какая кровать! Весь экипаж мог бы на ней поместиться. Хоть вдоль, хоть впоперек. И мягкая, должно быть. Никогда раньше я даже не предполагал, что бывают такие кровати. Ни слова больше не скажу о грузоподъемности моста. Хватит.
Лужица стаявшего снега растеклась по ковру от моих сапог. Красивый ковер. Ну и пусть. Свой дом я им не украшу.
— Ясно, товарищ гвардии лейтенант?
— Ясно. Я вложил карту в планшет и встал.
— Разрешите идти?
— Идите. Да только не вздумай снова раздавать зуботычины.
Я махнул рукой и вышел.
Заходящее солнце окровавило снег. Деревья окутаны инеем. Небо синее-синее. А на кой черт мне эта красота? Ночью будет мороз. И вообще до ночи еще надо дожить.
Я прошел мимо танков и стал спускаться к мосту. Командиры машин настороженно смотрели, ожидая, что я скажу. Но я молчал. Они молча пошли за мной. Я их не звал. Хотят — пусть идут. Здесь не опасно. Мотострелки захватили небольшой плацдарм на левом берегу. Они уже на тех высотах, метрах в ста
пятидесяти от берега.
Конечно, мост не выдержит тяжести танка. Но я больше ни слова не скажу комбату. Что они там, с ума посходили?
По реке плыло "сало" и маленькие льдинки. Вода густая, черная. Офицеры рядом со мной у перил. Стоят. Молчат. И этот здесь — младший лейтенант. Жмется, как пес с поджатым хвостом. Фонарь под глазом у него и взаправду здоровенный. Рука у меня тяжеловата. Но, слава Богу, что обошлось без пистолета. Мог и прикончить под горячую руку.
Офицер Красной армии… Комбату лишь бы читать мне мораль. Посмотрел бы он…
Этот сукин сын кантовался в тылу чуть ли не год. Охранял знамя бригады. Люди воевали, гибли, а он охранял знамя. Сегодня к утру почти не стало бригады. Смели под метелку все, что оставалось. Получилась сборная рота. Вот он и попал ко мне.
Шоссе было заминировано. Когда еще подойдут саперы! А успех операции зависел от скорости. Пошли по самому краю болота. Я приказал всем танкам идти точно по моей колее. Этот сам сел за рычаги. Сказал, что не ручается за своего механика-водителя. Все осторожно проползли. А он, гад, посадил машину в болото. Еле вытащили. Потеряли время, которое могло спасти многие жизни. То самое время, которое я не смел потратить на ожидание саперов. Ну, я его, конечно… Ясно ведь, что этот гад хотел вместо боя отсидеться в болоте, как раньше в штабе, охраняя знамя бригады.