После десятого класса

Инфантьев Вадим Николаевич

Наконец после больших потерь, понимая, что может случиться новая Плевна, Радецкий прекратил атаки. Был убит командир Габровского отряда генерал Деро-жинский, ранен командир 14-й пехотной дивизии генерал Драгомиров.

Ополчение вконец измоталось и понесло такие потери, что держать его на перевале не было смысла, и Радецкий приказал отвести его в Габрово вместе с уцелевшими орловцами и брянцами.

Николов сидел, привалясь к камню так, чтобы видеть позицию своей роты и что творилось внизу под склоном. Оттуда доносился лязг лопат и кирок. Солдаты, ополченцы и жители ближайших деревень, пришедшие на помощь, копали братские могилы. Неприятельские

позиции молчали. Но от турок можно было ожидать любой каверзы, и поэтому рота Николова находилась в немедленной готовности прикрыть огнем или контратакой похоронные команды.

14 В. Н. Инфантьев

417

Глядя на своих ополченцев, Райчо с горечью подумал, что сам стал походить на тех заносчивых офицеров, которых высмеивал с товарищами в полку. Высмеивал и презирал тех ротных командиров, которые порой не знали в лицо даже своих фельдфебелей, а рота для них была только безликим строем в столько-то штыков, разделенная на взводы и отделения. Молодые офицеры отвергали такое отношение к солдатам, и не только под влиянием новых демократических веяний, но и потому, что в повседневной службе, на учениях и, конечно, в бою убеждались, как важно офицеру знать характер, особенности, настроение каждого подчиненного. По-разному выполняются команды: «Эй, ты, вперед!» или «Рядовой Петров, вперед!» А иногда, в минуту опасности, можно и по имени: «Вперед, Алексей!»

Так было у Райчо на прежней службе, так было в Сербии. Но с началом этой войны он стал «мальчиком на ответственных побегушках» у генерала, а для своей роты в двести человек, в двести личностей и судеб — мертвой душой. Он не успевал познакомиться с подчиненными, как снова вызывали в штаб и давали новое поручение Столетова.

Так рассуждая, Райчо рассеянно следил, как вдоль линии стрелков шел фельдфебель Опара. И хотя его мундир, брюки были заношены (как и у всех), фельдфебель сделал все, чтоб привести обмундирование в порядок, и теперь делал замечания ополченцам, заставляя чиститься и латать тут же, на позиции, одежду.

Ополченцы в ответ что-то говорили фельдфебелю, и по тому, как иногда осторожно косились на своего ротного командира, Райчо догадывался, что разговор касался и его.

Фельдфебель еще раз оглядел себя, четко подошел к Николову и доложил, что весь личный состав роты, как и других рот, просит не сменять их с позиции, так как 4-я дружина не участвовала в боях за Стару Загору, а охраняла перевал, и поэтому дружинники считают себя в долгу перед остальными ополченцами.

Райчо рассмеялся, догадавшись, почему на него косились: ведь он-то с отрядом новобранцев защищал Стару Загору. Встав, капитан ответил:

— Я целиком согласен, фельдфебель, с желанием роты и тотчас доложу об этом по команде.

Майор Редькин, выслушав доклады командиров рот о единодушном желании ополченцев остаться на охране перевала, облегченно вздохнул. Райчо понял, что командир дружины не может себе простить малодушия, когда незадолго до победы он приказал знаменщику оторвать знамя от древка и спрятать под мундиром. Согласившись с желанием дружинников, майор отправился с докладом к командиру бригады полковнику Вяземскому.

...Садилось солнце, освещая скалы и сверкая на штыках строившихся в походную колонну батальонов и дружин. Ополченцы 4-й дружины стояли на своих боевых местах и даже не оборачивались на уходящих, всем своим видом показывая, что выполняют свой долг,

4-ю дружину сменили через неделю.

Глава в. ЛИЦО ВОЙНЫ

Столетова Райчо встретил, когда тот выходил из госпиталя.

Конечно,

было нарушением субординации обращаться через голову своего непосредственного начальника, но Николова в который раз откомандировывают в личное распоряжение генерала, и, хотя Райчо все указания получил от нового начальника штаба графа Келлера, назначенного вместо раненного на Шипке Рынкевича, хотелось выложить свои соображения самому генералу.

Поздоровавшись, Столетов спросил:

— В штабе были? Прихватили вашу белую папаху?

— Все инструкции и документы получил, ваше превосходительство. А в отношении папахи превращаюсь в мистика. Мне кажется, что она живая и существует сама по себе. Но у меня есть к вам просьба...

Столетов вынул часы:

— Н-да. Я сегодня зван на ужин к его высочеству, но около часа имею. Идемте в коляску. Потом навестите своих раненых.

Усевшись в коляску, Райчо начал:

— Ваше превосходительство, после отдыха в Габрово, насколько я наслышан, нас намереваются разбросать — кого в Червен Брег, кого в Стоманевцы, кого в Боевици, кого в Зелено Древо...— Николов умолк, подбирая слова и видя, как у ворот госпиталя мнется с ноги на ногу адъютант по строевой части штаб-ротмистр Сухотин с папкой в руках. Райчо спросил прямо: — Нас на гарнизонную службу определяют?

Столетов ткнул ножнами сабли кучера в спину и бросил:

— Погуляй-ка, братец, с полчасика. Да недалеко. Кликну, коль понадобишься.

Кучер тотчас соскочил с облучка и заспешил, ловко лавируя между телегами и повозками, видимо, точно зная куда. А Столетов перешел на официальный тон:

— Ваш булавочный укол, капитан, направлен в свежую штыковую рану. Сие самое мне только что изложили командиры бригад. Нового вы мне ничего не сказали. Мы настолько измотаны и истощены, что отдых необходим. Но стратегическая обстановка заставляет создавать опорные пункты на флангах армии, хотя бы для защиты от набегов черкесов и башибузуков. А то, о чем вы спросили...—Столетов умолк, о чем-то размышляя.

Штаб-ротмистр Сухотин демонстративно извлек из папки бумаги и стал их листать, стараясь обратить на себя внимание генерала. Мимо проходили люди, проезжали казаки, тарахтели телеги. Столетов вздохнул:

— Я вчера вернулся из Главной квартиры. Мое донесение о целесообразности формирования крупных болгарских соединений с прощальным письмом генерала Гурко оставлено без последствий. Ну что может быть убедительней боев под Стара Загорой и тем более на Шипке, где мы, ополченцы, составляли основу гарнизона?.. И все в штабе согласны: да, болгары — молодцы, герои, львы и надо формировать новые части... А все упирается в князя Черкасского. Он, как привидения, боится крупных болгарских формирований. К самому великому князю мне пробиться не удалось. Может, сегодня на ужине представится случай? Единственное, что обещал Непокойчицкий, это с получением для армии «берданов номер два» дать нам «крынки».

И тут Райчо, решившись, сказал напропалую:

— Ваше превосходительство, нельзя разбрасывать ополчение. Сегодня я слышал, что рота ополченцев-но-вобранцев в Никополе учинила расправу над тамошними чиновниками и чорбаджиями, ранее служившими османам. — Генерал даже вздрогнул и потер руки.— Но ведь это только слухи, ваше превосходительство,— поправился Николов.

— Это неважна Но мне козырь для разговора в штабе в пользу крупных болгарских формирований: нельзя их дробить.

Столетов наконец заметил Сухотина, подозвал, взял у него бумаги и сказал Николову: