После града
Шрифт:
Только почему-то стал примешиваться к словам его молитвы какой-то другой голос. Вот он повторился. И снова. Причем этот другой голос, кажется, обращен прямо к нему, к королю Монтэгуриэсу. Ну да! Вот опять он произносит одно и то же:
— Вэллу аха!..
«Вэллу аха? Да как они смеют останавливать такой сладкий и опьяняющий галоп?»
Но позади опять и опять:
— Вэллу аха!..
Обращение звучит все настойчивей, и Монтэгуриэс узнает наконец голос своего военного советника. И не только
Монтэгуриэс хотел уже обернуться и дать волю гневу, но его поразила бледность лица советника. Король попридержал коня, прислушиваясь, и до него отчетливо донеслось:
— Вэллу аха, войско не может успевать за королем. Узгэхов сжигает непонятный жар. Они жалуются…
— Секите жалующихся плетьми! — вскричал Монтэгуриэс. — Я брал в поход не детей, а воинов.
— Но люди изнемогают от жары, вэллу аха. Уже есть выпавшие на всем скаку из седел.
Монтэгуриэс резко вздыбил коня и свирепо повернулся к советнику:
— Я скачу быстрее всех, и мне совсем не жарко. А вы…
— Пусть король обернется и сам увидит, что делается с его узгэхами.
Монтэгуриэс повернул голову и не узнал своего войска. Это была уже не лавина скачущих воинов, а беспорядочные, разбросанные по полю кучки всадников, все замедлявших и замедлявших движение. Вглядевшись, Монтэгуриэс заметил, что узгэхи действительно падают с лошадей. Цепь их все редеет.
Он глянул дальше, за цепь скакавших, и увидел ошалело мечущихся по полю лошадей, которые остались без наездников. Они метались между лежащими на земле солдатами.
Часть коней, теряя всадников, продолжала галоп, и это делало картину еще более страшной.
— Да что же происходит с узгэхами? — спросил, бледнея, Монтэгуриэс.
— Все жалуются на нестерпимую жару, мой повелитель.
— Так прикажите им до пояса раздеться. Советник поскакал навстречу войску с приказом, и через минуту Монтэгуриэс увидел, как, спешившись, его узгэхи срывали с себя одежды. Многие из них, бросив одежду па землю, сами падали на нее и не вставали. Советник, свешиваясь из седла, сек их плетью, но они не поднимались.
Лишь два или три десятка солдат сумели опять сесть на коней. Но, достигнув возвышенности, на которой стоял король, упали и они. Один из узгэхов слетел со скачущей лошади в полугалопном прыжке от короля, и Монтэгуриэс, холодея, смотрел, как перекашивается в непонятных страданиях его лицо, а пальцы скребут в агонии землю.
— Что с тобой, узгэх? — спросил Монтэгуриэс.
— Меня сжигает непонятный огонь, вэллу аха. Вот здесь… здесь жжет… — Он коснулся рукой груди. — О, если бы один глоток…
Узгэху не хватило сил договорить. Рука его так и осталась на груди, и Монтэгуриэс, следя за ее последним трепетом, увидел вдруг выкатившуюся из-под нее красную каплю.
«Кровь? Он ранен! — мелькнуло у короля. — Но кем?» Он торопливо спешился и, наклонившись над солдатом, увидел, как, не расплываясь и не оставляя за собой следа, красная капля скатилась с потной груди узгэха в траву. Монтэгуриэс откинул рукояткой плети руку солдата и увидел на его груди крохотную ранку. Она была совсем свежей, но не кровоточила. Видно, только одна капля, та, что скатилась в траву, вытекла из этой ранки.
— Он ранен! — вскричал Монтэгуриэс. — Кто ранил узгэха?
— Вэллу аха, — вместо ответа обратился к Монтэгуриэсу советник, стоявший в пяти шагах от короля, возле другого умиравшего солдата. — У этого узгэха такая же ранка. А вытекла из нее лишь одна капля крови.
— И у этого, — отозвался кто-то еще из королевской свиты.
— И у этого, — послышался новый голос… Монтэгуриэс торопливо и растерянно переходил от трупа к трупу, все более поражаясь: ранки как две капли воды были похожи одна на другую. И находились на одном и том же месте — вблизи сердца.
Один из узгэхов, упавший на зеленый ветвистый куст, был еще жив. Он глухо стонал и просил пить. Монтэгуриэс приблизился к нему, отслонил копьем закрывавшую его ветку и в то же мгновение увидел, как, сверкнув на солнце, из груди узгэха вырвалась красная точечка. Через мгновение она разрослась в каплю, потом стремительно, подобно ртути, скользнула со смуглого тела на зеленый лист, а с него — на землю. Капля попала в копытный след, и Монтэгуриэс заметил, как быстро она растаяла, поглощенная свежевзрытой землей.
Страшная догадка, холодная и обжигающая, пришла к королю. Но, еще боясь верить в нее, Монтэгуриэс вскочил в седло и поскакал обратно, к тому месту, где лежали нераздетые солдаты. Он сам разрывал на них одежду… На одном… На втором… На третьем. И каждый раз его обезумевшие глаза встречались все с той же крохотной розоватой ранкой. А следов крови не было ни на теле, ни на одежде. Капли каким-то чудом проходили через все. Наверное, такие же, как та, которую он видел, — живые, стремительные красные капли, с отсветами неба и солнца.
Остатками еще теплившегося в нем рассудка Монтэгуриэс понял, что это вернулась на родину кровь замученного им узника. А как плату за жизнь своего обладателя она взяла все его войско…
Рассудок оставлял Монтэгуриэса медленно, он еще схватывал обрывки окружающего. Король увидел усеянное трупами его узгэхов поле, мечущихся окрест коней, заметно поредевшие и теперь не такие уже черные тучи. И еще он заметил скачущих от ближайшего поселения конников.
Это были солдаты Вэнти-Вэзэо.