После конца
Шрифт:
Словно сходу читая мои мысли, Джуно спрашивает:
— Разве твои родители не беспокоятся о тебе?
Первый раз она спросила хоть что-нибудь обо мне, кроме того мимолетного «расскажи мне что-то о себе». Это первый намек, что она хоть немного интересуется мной. И почему от этого во мне загорается слабый огонек надежды? Наверное, потому, что все мои мысли этим утром занимают ее медово-золотистые глаза, всего в каких-то дюймах от моих, и ее теплые, мягкие губы.
— Моя мама бросила нас с отцом в прошлом году, так что ей не с чего волноваться, —
— Майлс, мне очень жаль, — говорит она и кладет свою руку поверх моей. Тепло разливается там, где ее пальцы касаются моей кожи. Я пытаюсь не замечать реакции тела на ее прикосновение, но с каждым разом это становится все труднее.
Джуно смотрит на меня с любопытством, как будто задается вопросом, собираюсь ли я заплакать, но эти реки давно высохли, все что осталось — это борозды, вырезанные в моем сердце. — Что случилось? — спрашивает она, когда видит, что я не собираюсь расклеиваться.
— Она страдает от тяжелой депрессии. В прошлом году после неудачной попытки самоубийства, она заявила, что нам будет лучше без нее. И уехала.
Джуно крепче сжимает мою руку, и, смотря с ужасом в глазах, спрашивает:
— Вы знаете, где она?
— Да, папа выследил ее. Она живет со своей теткой недалеко от Нью-Йорка.
— Майлс. Я даже не знаю, что сказать. — Она выглядит потрясенной. И действительно расстроенной.
— Да, все в порядке, — говорю я, чувствуя, что это я успокаиваю ее, а не наоборот. — Конечно же, я скучаю по ней, но через некоторое время ты привыкаешь к тому, что человек ушел, — какой же я лжец. Да и Джуно, кажется, не купилась на это.
— Мне даже трудно такое представить. Я никогда не знала никого больного.
— Ну, знаешь, душевное расстройство такая же болезнь, как и все остальные. По крайней мере, так мне продолжают твердить люди. Мол, с каждым может случиться.
Джуно смотрит на меня как-то странно, будто ей жаль меня. Мой взгляд падает на ее губы, заставляя сердце замереть, и я быстро сосредотачиваюсь на дороге.
— Ну а твой папа? — продолжает она.
— Что мой папа? — спрашиваю я, и понимаю, что мой голос звучит настороженно.
— А он не будет волноваться?
— Ну, он знает, что я был в Сиэтле, — отвечаю я осторожно. — Хотя мне и правда стоит с ним связаться, чтобы он не беспокоился.
Джуно прикусывает губу.
— Что? — спрашиваю я.
— Фрэнки ясно дал понять, что мне не стоит позволять тебе пользоваться телефоном, пока я с тобой.
В словах Фрэнки все-таки было зерно истины, думаю я, и гадаю, что же сказать отцу, когда, наконец, с ним свяжусь. В том смысле, что не могу же я просто так сдать ему Джуно. Тем более теперь, когда я уверен, что она не та, за кого ее принимает отец.
— Могу я спросить у тебя кое-что? — говорю я, отодвигая свою руку отее, чтобы крепче взяться за руль и проехать крутые изгибы на дороге. У нас из-под колес взмывает ввысь сокол, унося несчастную добычу — кажется, мышь — в своих когтях.
— Конечно, — кивает она.
— Та куча денег, с которой ты гуляла по «Уол-марту»… где ты их взяла?
Вспышка подозрения мелькает на ее лице, но потом она пожимает плечами, как будто решает, что правда не сможет ей навредить.
— Я обменяла золотой самородок на наличные.
— Так, что ты ни на кого… не работаешь? — Я спрашиваю, и это звучит как-то неправильно. Но она вроде не замечает и качает головой.
— Моим единственным занятием всегда была охота ради пропитания, ведь я один из лучших стрелков общины. Ну и ученица Мудреца, конечно. Хотя с этим, кажется, покончено, раз Уит пытается и меня заполучить.
Она пытается говорить как можно беззаботнее, но вот кроме той улыбки за завтраком и момента сейчас, когда я рассказал ей о маме, весь день она относится ко мне прохладно. Может, все дело в том поцелуе, но мне кажется, он здесь ни при чем. Джуно кажется отчужденной. И что-то в ней изменилось.
Она берет потрепанный альбом с ручкой, который я хранил в пассажирской дверце. — Я воспользуюсь..? — спрашивает она и начинает в нем что-то строчить.
— Что ты пишешь? — интересуюсь я.
— Записку.
Я благодарю небеса в квинтиллионный раз, что она не болтушка, как большинство девушек, которых я знал в Эл. Эй. и включаю радио. Мы молча едем следующие два часа, птица дремлет на заднем сидении, а Джуно смотрит в свое окно, изредка, поглядывая, далеко ли мы уехали.
За милю до пункта назначения, она выпрямляется и внимательно следит за дорогой, пока мы не подъезжаем к городской черте. — Останови там, — Джуно указывает на знак с надписью «Въезд в Спрэй, население 160».
Вырвав страницу в моем альбоме, она складывает ее, проделывает дырку на конце и продевает в нее небольшую веревочку.
— Ну что ж, По. Это твоя конечная остановка, — говорит она, выходя из машины и вытаскивая птицу с заднего сидения. По враждебно каркает, будто понимает все, что она говорит и предпочитает остаться в тепле машины и прокатиться на северо-запад Тихого океана.
Она прижимает его к себе, пока привязывает записку к лапке.
— Майлс, ты мог бы вырвать два чистых листа и обернуть их вокруг номерных знаков спереди и сзади? — Я даже не утруждаюсь спрашивать зачем, и делаю то, что она говорит. Надеюсь, ни один из 160 жителей не решит выехать из Спрея как раз в тот момент, когда я делаю что-то, что выглядит чрезвычайно подозрительно, если не незаконно.
Джуно ждет, пока я закончу, и подносит птицу к знаку. Она следит за тем, чтобы он смотрел прямо на него, а затем склоняет голову и что-то ему шепчет. Мгновение она стоит с закрытыми глазами и ворон прижимается к ее груди, затем она выбрасывает его в воздух. Он снижается на секунду, а потом начинает кругами подниматься ввысь.
— Возвращайся в машину, — командует Джуно, — и езжай в город, медленно.
— Могу я снять бумаж… — начинаю я, но она перебивает меня на полуслове.
— Просто веди машину, Майлс.