После Куликовской битвы
Шрифт:
Представляется, что в данном случае скептицизм уважаемых историков неоправдан. Во-первых, тот же С. И. Смирнов приводит неоднократные случаи употребления в юридических документах русского средневековья усеченного «отец» вместо «отец духовный» [302] . Во-вторых, в великокняжеских духовных грамотах среди послухов всегда присутствуют лица духовного звания, среди которых четко различаются две группы «отци», как правило иерархи высокого ранга, и «отци духовные», собственно духовники [303] . При этом не известна ни одна великокняжеская или княжеская духовная, в которой среди послухов присутствовали бы только «отци», и не было бы «отца» или «отцев духовных» и, наоборот, подписанные только духовниками завещания могли обходиться и без свидетельствований «отцевъ» [304] .
302
Смирнов С. Древнерусский духовник. С. 9.
303
См. например: «А сю грамоту писал… перед своими отци, перед владыкою володимерьским… Олексеемъ, перед владыкою переславскимъ Офонасеемъ, перед владыкою
304
ДДГ. С. 17, 19, 178, 277, 304, 308, 311.
Завещание московского князя в мае 1389 г. свидетельствовали всего два духовных лица, причем не епископского ранга, а настоятели монастырей, игумены Сергий и Севастьян, поэтому логичным кажется видеть в них именно великокняжеских духовников, а не послухов духовного звания. О возможных причинах появления в духовной грамоте имени второго «отца» речь пойдет ниже.
Возвращаясь к взаимоотношениям Дмитрия Ивановича и преп. Сергия Радонежского и чтобы точнее попытаться определить время включения великого князя в покаяльную семью преп. Сергия, необходимо проследить последовательность смены «отпев духовных» героя Куликовской битвы.
Имя первого известного источникам (но, естественно, не первого вообще) духовника Дмитрия Ивановича хорошо известно. Им был великокняжеский фаворит, архимандрит кремлевского Спасского на Бору монастыря Михаил-Митяй. «Единъ коломенскихъ попъ» т. е. изначально простой приходской священник одного из храмов Коломны «избран бысть изволениемъ великого князя во отчъство и в печатникы и бысть… отецъ духовныи князю великому и всемъ бояромъ стареишимъ, но и печатникъ, юже на собе ношаше печать князя великаго» [305] .
305
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 125.
Г. М. Прохоров полагает, и справедливо, что знакомство столь несхожих в социальном отношении людей, да еще живших в разных городах, скорее всего, имело место в 1366 г., во время венчания Дмитрия Ивановича и суздальско-нижегородской княжны Евдокии Дмитриевны, поскольку «свадьба бе на Коломне», но вряд ли можно согласиться с мнением автора, что тогда же Митяй стал и великокняжеским духовником [306] . Как помним, последний одновременно выполнял еще и обязанности печатника. Императорскими печатниками в Византии были лица духовного звания, и такого рода примеры известны и на Руси [307] . Печатники из духовенства, более того, как и Митяй, из духовников у русских князей, судя по всему, вплоть до конца XV в. не были такой уж редкостью [308] . Важно подчеркнуть, что должность печатника предполагала постоянное присутствие ответственного за «запечатывание» документов лица, в данном случае Митяя, при дворе суверена. В XVI–XVII вв. в царские печатники назначались уже не духовные, а исключительно светские чины государева двора, либо думные дворяне, либо думные посольские дьяки, но и они носили доверенную им печать, как некогда, по словам летописи, Митяй, «на собе» то есть на шее (отсюда и расхожее название такой печати, «воротная», происходящее от слова «ворот» т. е. «воротник»). Причем царские печатники обязаны были хранить царскую печать не в государевой казне, а в собственном «дому» [309] .
306
Прохоров Г. М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. С. 97–98. Прим. 34; Он же. Митяй. Повесть о Митяе // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1989. Вып. 2. Вторая половина XIV–XVI вв. Ч. 2. С. 117, 252. Летописный рассказ указывает только место проведения свадьбы, ничего не сообщая о собственно венчании. Если оно, что, памятуя статус новобрачных, было бы логично, имело место, как считает А. Б. Мазуров, в кафедральном соборе Коломны (Мазуров А. Б. Средневековая Коломна в XIV – первой трети XVI вв. С. 234), то вряд ли Дмитрия Ивановича и Евдокию Дмитриевну в этом случае венчал бы простой приходской священник Митяй, а не коломенский епископ. Скорее всего, из этикетных соображений, дабы соблюсти «честь» обоих сторон, венчание проводили в одном из приходских храмов города, точно так же, как для торжеств была выбрана не столица удела жениха, а пограничная московская Коломна, расположенная посередине речного пути от Москвы к Нижнему Новгороду.
307
Будущий митрополит киевский Кирилл II, например, являлся печатником галицкого князя Даниила Романовича, будучи лицом духовным (Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947. С. 263). Недавно высказаны возражения против принадлежности печатника Кирилла к духовному званию: Толочко П. П. Канцлер, митрополит и летописец: действительно ли митрополит Кирилл был печатником Даниила Романовича? // Сословия, институты и государственная власть в России. Средние века и Раннее новое время. Сб. статей памяти акад. Л. В. Черепнина. М., 2010. С. 345.
308
Ср.: «А… велел еси подписати (духовную грамоту. – А. Л.) духовнику своему Ивану печатнику» (ДДГ. С. 311), «а запечатал сю духовную отецъ мои духовнои попъ Иванъ» (Там же. С. 521). Сохранился формуляр послания 1485 г. неизвестного по имени дьяка духовнику Ивана III, одновременно являвшемуся печатником и самого великого князя, и его сына, Ивана Ивановича Молодого (Русский феодальный архив. Вып. 2. М., 1987. С. 264).
309
Подробнее: Лаврентьев А. В. Царевич – царь – цесарь. Лжедмитрий I, его государственные печати, наградные знаки и медали. 1604–1606 гг. СПб., 2001. С. 33.
Так что быть печатником Дмитрия Ивановича для жившего вдалеке от Москвы «коломенского попа» было нереально, но реально для архимандрита кремлевского Спасского монастыря и великокняжеского духовника. «Отцем духовным» великого князя Дмитрия Ивановича Митяй стал десять лет спустя после коломенской свадьбы, одновременно с принятием пострига и рукоположением в спасские архимандриты, зимой-осенью 1376 г. [310]
После кончины в феврале 1378 г. митрополита Алексея великокняжеский духовник, при полной поддержке самого великого князя и в ситуации, когда права ранее уже поставленного в Константинополе в митрополиты Киприана Дмитрием Ивановичем не были признаны, а сам Киприан так и не смог попасть в Москву, вынужденно живя в Киеве, попытался сам поставиться на московскую митрополию. Однако планам эти не суждено было сбыться: Митяй умер во время поездки в Константинополь, где должен был быть рукоположен в сан патриархом, в сентябре 1379 г. [311]
310
Кучкин В. А. Сергий Радонежский и борьба за митрополичью кафедру всея Руси в 70-80-е гг. XIV. С. 357 (сентябрь); Прохоров Г. М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. С. 99 (февраль-апрель).
311
О дате кончины Митяя: Прохоров Г. М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. С. 166, 191.
Похоронили Митяя в Царьграде, и сопровождавшие его духовные и светские лица поставили у патриарха Нила в русские митрополиты архимандрита Переяславского Горицкого монастыря Пимена из состава многочисленной свиты Митяя. В Москве с выбором не согласились, предпочтя Пимену жившего в Киеве Киприана, за которым великий князь отправил игумена Симонова монастыря Федора. В Киев Федор Симоновский отправился «на великое заговение» в феврале 1381 г., уже будучи, как подчеркивает летопись, «отцем духовным» Дмитрия Ивановича [312] .
312
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 131.
Духовная карьера племянника преп. Сергия Радонежского развивалась стремительно и, случайно или нет, именно в то время, когда Митяй оказался в великокняжеском фаворе. Постриженик Троицкого монастыря, Федор покинул стены обители в 1377 г., и не позднее лета следующего, 1378 г. уже был на игуменстве в Симонове монастыре, «детище великокняжеской власти», пользовавшемся особым покровительством Дмитрия Ивановича [313] . Разумеется, избрание великим князем в духовники игумена Федора, как и ранее Митяя, не было случайностью. Игумен, как и его дядя, троицкий игумен Сергий, имел возможность прямого общения с великим князем (в неиспользовании влияния обоих на Дмитрия Ивановича дядю с племянником митрополит Киприан обвинял в выше цитированных письмах еще весной предыдущего года [314] ). Контакты великого князя с новым духовником действительно как будто выходили за рамки традиционного общения: сохранились книги с дарственными надписями «отца духовного» своему чаду [315] .
313
Кучкин В. А. Начало Симонова монастыря // Культура средневековой Москвы XIV–XVII вв. М., 1995. С. 118–119, 121.
314
Прохоров Г. М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. С. 398–410.
315
Вздорное Г. В. Искусство книги в Древней Руси. Рукописная книга Северо-Восточной Руси XII – начала XV вв. М., 1980. С. 16.
Великокняжеским духовником Федор Симоновский мог стать, впрочем, еще в 1379 г. (к этому же склонялся и Г. М. Прохоров [316] ), в пору, когда еще здравствовал Митяй. Уезжая надолго в Царьград, последний не мог оставить Дмитрия Ивановича без духовного попечения, и обязанности великокняжеского духовника на время отлучки были возложены им на кого-то другого, вероятно на того же игумена Федора. Хотелось бы только заметить, что, так или иначе, принять окончательно Дмитрия Ивановича в свою покаяльную семью симоновский игумен мог только по получении из Константинополя известия о кончине Митяя.
316
Прохоров Г. М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы С. 196, 207–208. Н. Ф. Дробленкова полагает, что это произошло после Куликовской битвы (Дробленкова Н. Ф. Федор Симоновский // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вторая половина XIV–XVI вв. Вып. 2. Ч. 2. Л. 1989. С. 448).
Летописная Повесть о Митяе не содержит ни даты, ни описания способа, каким известия о кончине Митяя и поставлении в митрополиты Пимена были доставлены из Царьграда на Русь, но подчеркивает, что в Москве обе новости получили одновременно: «прииде весть…яко Митяи умре, а Пуминъ сталъ в митрополиты» [317] . Хиротония Пимена состоялась много позднее кончины Митяя, сразу по поставлении в Константинополе нового патриарха, Нила, имевшем место в мае-июне 1380 г. [318]
317
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 131.
318
Мейендорф И., прот. Византия и Московская Русь. Очерки по истории церковных и культурных связей в XIV в. Paris, 1990. Р. 424. Переиздано под заглавием «Византия и Московская Русь» в кн.: Мейендорф И. История церкви и восточнохристианская мистика. М., 2000.
В отечественной историографии поставление Пимена датируют, как правило, июнем этого года, опираясь на единственный сохранившийся документ, определение собора под руководством нового патриарха об усвоении Пимену титула митрополита Киевского [319] . Но в любом случае к моменту появления июньского соборного определения Пимен должен был уже быть рукоположен в митрополиты московские.
Таким образом, на Русь «весть» о кончине Митяя, была послана, скорее всего, сразу после поставления Пимена, в мае-июне 1380 г. Отвезти ее в Москву должен был гонец русской делегации. Из Константинополя последний, очевидно, должен был отправиться ранее Пимена. Тремя годами ранее Киприан извещал патриарха о своем предстоящем прибытии в Царьград, выслав «вести», надо думать тоже с гонцом, еще до отъезда из Киева [320] . В посольской практике более позднего времени младшие по чину члены дипломатических миссий всегда отправлялись в Москву ранее отъезда всей делегации, спеша сообщить о результатах переговоров.
319
Памятники древнерусского канонического права. Приложения. Стб. 184.
320
«Яз без измены еду к Царюгороду, а пред собою вести послал же есмъ» (Цит. по: Прохоров Г. М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. С. 410).