После Куликовской битвы
Шрифт:
Таким образом, если Федор Симоновский находился четыре года в Константинополе, выехав из Москвы в 1386 г., то не позднее времени его отъезда обязанности духовника великого князя должны были быть в очередной раз возложены на кого-то иного. Скорее всего, именно тогда духовное попечение о Дмитрии Ивановиче принял на себя дядя Федора Симоновского, преп. Сергий Радонежский. Троицкий игумен оставался великокняжеским духовником вплоть до кончины великого князя в 1389 г. и в этом качестве свидетельствовал его «грамоту душевную».
Возвращаясь к единственному документальному свидетельству принадлежности Дмитрия Ивановича «покаяльной семье» троицкого игумена, духовной 1389 г., вспомним, что ее свидетельствовали не один, а два «отъци», игумен Сергий и некий игумен Севастьян, более в источниках не упоминаемый. Судя по всему, появление в числе великокняжеских духовников Севастьяна стало результатом стечения обстоятельств: обитель, в которой подвизался преп. Сергий, находилась вдали от великокняжеского двора в Кремле, где прошли последние часы жизни Дмитрия Ивановича.
Великий князь скончался 19 мая «долго вечера в два часа нощи» [342] т. е. на исходе дня [343] , причем так неожиданно, что даже, в отличие от всех князей – предшественников на московском столе, не успел на смертном одре принять
342
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 156.
343
Прозоровский Д. О старинном русском счислении часов // Труды 2-го археологического съезда в Санкт-Петербурге. СПб. 1884. В.2. С.171.
344
Перед кончиной не был пострижен только Юрий Данилович, но по вполне понятным причинам – он был убит в 1325 г. в Орде. Об устойчивости традиции пострижения в иноческий чин великих князей и царей см.: Cherniavsky M. Tsar and People. Studies in Russian Myths. New Haven; L, 1961. P. 34–35.
345
Класс Б. М. Избранные труды. Т. 1. Житие Сергия Радонежского. С. 36.
346
«И… положиша его в церкви святаго архангела Михаила… Бе бо ту… и Сергии игуменъ… и инии мнози» (ПСРЛ. Т.15. Стб. 156).
Очевидно, преп. Сергий в момент кончины своего духовного сына находился в Троице, и срочно исповедовать и причащать Дмитрия Ивановича пришлось некоему игумену Севастьяну, настоятелю, вероятнее всего, кремлевского Чудова монастыря [347] .
Если имя второго игумена действительно было внесено в великокняжескую духовную в связи с экстраординарными обстоятельствами, в последнюю минуту и при окончательном редактировании документа, то в связи с этим уместно вспомнить позднее, но любопытное свидетельство, подробно описывающее механизм «свершения», в данном случае, царского завещания. В 1553 г. внезапно разболелся царь Иван Васильевич, «яко многим чаяти: к концу приближися. Царя же и великого князя дьяк Иван Михаилов (Висковатый. – А. Л.) воспомяну государю о духовной; государь же повеле духовную свершити, всегда бо бяше у государя сие готово», после чего духовную срочно «свершили», дабы еще при жизни завещателя привести подданных к крестному целованию наследнику престола [348] . Из изложения событий в Царственной книге, как видим, следует, что текст духовной грамоты пребывал в царской канцелярии в постоянной готовности, и дело было только за тем, чтобы внести в него последние коррективы («свершити»), прежде чем завещание станет юридическим документом.
347
Во втором кремлевском монастыре, Спасском, с момента его основания была учреждена архимандрия. Впрочем, в исповедальной практике XIV в. известны случаи наименования в духовных грамотах игуменами не только настоятелей монастырей, но и духовников из рядовых монахов (Смирнов С. Древнерусский духовник. С. 10–11,21, 39).
348
ПСРЛ. М., 2000. Т. 13. С. 533. Достоверность этого эпизода, содержащегося в приписке к основному тексту Царственной книги, неоднократно подвергалась сомнению (Граля И. Иван Михайлов Висковатый. Карьера государственного деятеля в России XVI в. М., 1994. С. 106–108), что не отменяет факта существования в царской канцелярии написанного заранее текста духовной грамоты.
Ивану Грозному в момент болезни было всего двадцать три года, но его духовная уже существовала в царской канцелярии притом, что летописи не сообщают о каких либо серьезных заболеваниях царя ранее 1553 г. Великому князю Дмитрию Ивановичу, пра-пра-прадеду Грозного, в 1389 г. почти исполнилось сорок. Мало того, что возраст великого князя по русским понятиям того времени был достаточно почтенным [349] и уже по одному этому предполагал какие-то шаги по составлению завещания. Известно, что незадолго до кончины Дмитрий Иванович «разболеся и тяжко ему вельми бе», но потом наступило облегчение, после которого князь «пакы в болшую болезнь впаде», в результате чего и скончался [350] . Так что текст духовной к маю 1389 г., скорее всего, уже существовал, в него было вписано имя царского духовника, преп. Сергия Радонежского. Имя же игумена Севастьяна могло появиться в грамоте в последнюю минуту, в момент «вершения» документа и в связи с отсутствием в этот момент в Москве великокняжеского духовника, обязанности которого по приготовлению Дмитрия Ивановича к отхождению в мир иной вынужденно исполнил игумен Севастьян.
349
Обычная продолжительность жизни мужчины в XIV в., дай несколько столетии позже, составляла 30–35 лет. Подробнее: Козюба В. Средняя продолжительность жизни взрослого населения Древней Руси (историко-археологический и демографический аспекты) // Переяслав-Хмельницький державний педагогiчний унiверситет им. Г. Сковороди. Наукові записки з Украіньскоі історii. 2005. Вып.16. С. 125, 127.
350
ПСРЛ. Т. 25. С. 216.
Очевидно, схожая с 1389 г. ситуация повторилась в 1410 г., когда в Москве «о Троицыне дни» скончался серпуховской и боровский князь Владимир Андреевич [351] . Духовная двоюродного брата и соправителя Дмитрия Ивановича была составлена заранее [352] , но свидетельствована, само собой, только после кончины завещателя, причем, как и в выше приведенном случае, не только духовником Владимира Андреевича, игуменом Никоном Радонежским, но и вторым игуменом, Саввой Спасским [353] . Судя по всему, преп. Никон в 1410 г., как в 1389 г. преп. Сергий, не успел приехать к моменту кончины своего духовного чада из Троицы, и исповедовал и причащал князя на смертном одре не великокняжеский духовник, а срочно призванный игумен Спасо-Андроникова монастыря [354] .
351
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 186.
352
А. Б. Мазуров полагает, что в январе – начале марта (Мазуров А. Б. Когда князь Владимир Андреевич Храбрый составил свое завещание? // Мазуров А. Б., Никандров А. Ю. Русский удел эпохи создания единого государства. С. 226–232. Им же приведены иные мнения, высказывавшиеся в историографии по датировке завещания).
353
ДДГ. С. 50.
354
Григорий, архим. Список настоятелей Московского Спасо-Андрониева монастыря и судьбы их. М., 1895. С. 7.
Возвращаясь к цели поездки великого князя Дмитрия Ивановича в Троицкий монастырь перед выступлением на Куликово поле, заметим, что, коль скоро игумен Сергий в 1380 г. не был великокняжеским духовником, свидание, в таком случае, не выглядело обязательным. Но, как кажется, Житие преп. Сергия Радонежского недвусмысленно и достаточно четко объясняет смысл встречи двух знаменитых современников, инициатива которого целиком исходила от Дмитрия Ивановича.
Как помним, в стенах Троицкой обители игумен Сергий предсказал Дмитрию Ивановичу будущую победу над Мамаем и возвращение живым домой с поля сражения. Выше высказывалось предположение о получении в Москве «вести» о кончине Митяя в Царьграде не после, а накануне Куликовской битвы, перед выходом армии великого князя московского к верховьям Дона. Если это так, то известие должно было произвести огромное впечатление не только на великого князя, но и на всех современников. Смерть претендента, пышущего здоровьем мужчины, [355] буквально в двух шагах от цели долгой и тяжелой поездки, стала абсолютной неожиданностью, но не для всех. Согласно Житию преп. Сергия, игумен еще в 1379 г., до отъезда русской делегации предрек великокняжескому духовнику финал его путешествия: «Никако же сана въсприати ему (Митяю. – А. Л.)… но и еще Царскаго града не имат видети». Митяй на самом деле скончался в самом конце пути, буквально в двух шагах от цели, в судне на подъезде к порту столицы Византийской империи, Галате, не только не «въсприя» митрополичьего сана, но и действительно так и не увидев Царьграда.
355
В приведенной в летописном рассказе портретной характеристике Митяя, «высокъ, плечистъ, рожаистъ» (ПСРЛ. Т. 15. Стб. 125) особенно подчеркиваются выдающиеся физические качества великокняжеского духовника («рожаистъ» – ражий, т. е. дюжий, матерый, дородный, крепкий, плотный, здоровый, сильный. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1980. Т. 4. С. 12)
Рогожский летописец объяснял неожиданную кончину Митяя единодушным неприятием его кандидатуры в среде русского духовенства, в связи с чем «вси…епископи и презвитери и священницы… Бога… молиша, дабы не попустилъ Митяю в митрополитех бытии, еже и бысть» [356] . Один из житийных памятников даже конкретизирует форму «пассивного протеста» русского духовенства против протежируемого Дмитрием Ивановичем несостоявшегося митрополита – «епископи же со архимандриты и игумены и ереи…вериги железныя накладаше и неповинно смиряше» [357] . Однако единственное предсказание дальнейшего развития событий и судьбы Митяя принадлежит преп. Сергию, причем оно не только сбылось, но и отличалось, как сообщает Житие, поразительной конкретностью.
356
ПСРЛ. Т. 15 Стб. 147.
357
Житие св. Федора архиепископа Ростовского. Сообщ. архим. Леонид. С. 13.
Важно подчеркнуть, что свои пророческие слова игумен произнес прилюдно, в стенах Троицкого монастыря, «рече всему множеству братии» и, следовательно, предсказание, так или иначе, стало достоянием гласности. В связи с этим не вызывает удивления то, что кончина Митяя, в чем не сомневались современники, случилась «по пророчъству святого Сергиа; «оттоле, – заключает Житие, – имаху люди святого яко некоего велика пророка» [358] . Так что получение в Москве «вести» о кончине Митяя, кроме всего прочего, подтвердило пророческий дар троицкого игумена.
358
Клосс Б. М. Избранные труды. Т. 1. Житие Сергия Радонежского. С. 369.
В связи с этим часто обсуждавшийся, причем с интонацией, характерной скорее для современной эпохи, принципиальный вопрос, был ли преп. Сергий «идейным вдохновителем» Куликовской битвы [359] , может быть разрешен в рамках церковного понимания дара пророчествования, которого сподобился святой старец и который с несомненностью был подтвержден в истории с Митяем.
В богословской науке такой дар оценивается как особая благодать, способность предвидения неких событий, совершенно, на первый взгляд, случайных, которые «не могут быть предусмотрены из настоящего и с несомненною достоверностью предсказаны…только по откровению Всемогущего существа»; «самым важным признаком того, что пророчество есть истинное… служит его исполнение», а «из числа свидетельств относительно пророчеств… наиболее важное значение имеют те, которые принадлежат лицам, бывшим непосредственными свидетелями как провозглашения, так и исполнения…пророчества» [360] .
359
Ср.: Кучкин В. А. Свидание перед походом на Дон или Вожу. С. 53; Он же. О роли Сергия Радонежского в подготовке Куликовской битвы. С. 116.
360
Рождественский Н. П. Христианская апологетика. Курс основного богословия, читанный студентам Санкт-Петербургской духовной академии. Т. 2. СПб., 1893. С. 163–164, 168, 170.