После Куликовской битвы
Шрифт:
Теснейшим образом связанным с последствиями сражения на Куликовом поле считается требование одного из пунктов докончания 1381 г. «к Литве князю великому Олгу целование сложити» [135] . Следующее далее обязательство рязанского князя строить свою литовскую политику исходя из характера московско-литовских отношений приводилось выше, и в нем предусматривается возможность нового «взятия любви» Литвы и Рязани в том случае, если аналогичный договор в будущем свяжет Литву с Москвой.
135
Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 344.
Подлежащее «сложению» «целование» в историографии уверенно считается договором Олега Ивановича с великим князем литовским Ягайло Ольгердовичем [136] , и если это так, то гипотетический литовско-рязанский договор был заключен не ранее 1377 г., года вокняжения Ягайло. В. А. Кучкин считает «целование» договора 1381 г. своеобразной «правовой основой» совместных антимосковских действий Литвы и Рязани лета 1380 г., юридически оформленным антимосковским союзом Рязани и Литвы. Исследователь, правда, делает существенную оговорку: известие о Рязани и Литве – союзниках Мамая появляется только в летописных сводах новгородского
136
Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды (на рубеже XIV–XV вв.). С. 145–146; Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 244–245.
137
Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 262–263.
В отличие от Олега Ивановича, московский князь в 1381 г. с Литвой, точнее, с Ягайло никакими договорными отношениями связан не был [138] . Русские дипломаты более позднего времени были уверены, однако, что собственно и посольские связи между великими княжествами тоже начались ранее вокняжения Ягайло, при его отце, великом князе Ольгерде [139] .
Действительно, именно при Ольгерде Литву и Москву связывали докончания дяди и отца Дмитрия Ивановича [140] , а также его самого. В описи архива Посольского приказа 1626 г. упоминается «докончальная грамота великого князя Ольгерда и братии ево князя Кестутья и великого князя Святослава Ивановича (Смоленского. – А. Л.) с великим князем Дмитрием Ивановичем из братом ево со князем Володимиром Андреевичем, году не писано» [141] . Неясно, идет ли речь об известной московско-литовской грамоте 1372 г., правда, названной ее составителями не «докончалной грамотй», а «перемирьем и докончаньем» [142] или все-таки о каком-то ином, несохранившемся договоре. В том же архиве Посольского приказа, например, некогда хранились два документа, грамота князей-соправителей «к свату их (так! – А. Л.) к великому князю Ольгерду и к князю Кестутью» и докончание митрополита Алексея «с послы великого князя Олгерда, как они приходили к великому князю Дмитрию» [143] . Скорее всего, обе не дошедшие до нас грамоты связаны с браком Владимира Андреевича и сестры великого князя литовского Елены Ольгердовны [144] , который мог, так или иначе, закреплять мирные отношения Москвы и Литвы.
138
Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 250.
139
Книга посольская Метрики Великого княжества Литовского. М., 1845. Ч. 2. С. 97 («почен от… великого князя Дмитрия Донского и от Олгерда короля»).
140
На московско-литовских переговорах 1494 г. упоминалось о существовании договоров Ольгерда с великими князьями московскими Семеном и Иваном Ивановичами, факта чего литовская сторона не отрицала. Подробнее: Флоря Б. Н. Борьба московских князей за Смоленск и черниговские земли во второй половине XIV в. // Проблемы исторической географии России. М., 1982. Вып. 1. С. 63.
141
Опись архива Посольского приказа 1626 г. М., 1977. Ч. 1. С. 34.
142
«А на семь перемирьи и докончаньи… целовали крестъ…». О датировке документа: Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 149–153.
143
Опись архива Посольского приказа 1626 г. Ч. 1. С. 34.
144
Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV–XVI вв. Ч. 1. С. 49–50.
Обратим внимание на два аспекта подлежащего расторжению в 1381 г. литовско-рязанского «целования». Во-первых, это было «целование к Литве», а не договор с одним великим князем. Именно так, собирательно, от имени не только своего, но и прочих здравствующих Гедиминовичей, Ольгерд заключил и вышеупомянутое перемирие с Москвой 1372 г., и договор с тверским князем, подлежавший расторжению в 1375 г. [145] Во-вторых, как и князья-соправители, московский и серпуховской, равно как и тверской князь, Олег Иванович был связан с Ольгердом кровно родственными узами. Сам рязанский князь был женат вторым браком на сестре литовского князя, Евфросинье [146] , дочь же Олега Ивановича от первого брака, княгиня Анастасия Олеговна первым браком был замужем за князем Д. В. Друцким, вассалом Ольгерда, а вторым – за сыном Ольгерда князем Дмитрием-Корибутом [147] .
145
«А к Ольгерду ти, и къ его братьи, и къ его детем, и къ его братаничем целованье сложити» (Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. Внешнеполитические договоры. С. 340).
146
Баумгартен Н. А. К родословию последних великих князей рязанских // ЛИРО.
М., 1907. Вып. 3(11). С. 4.
147
Wolff J. Kniazowie litewsko-ruscy od konca czernastego wieku. Warszawa, 1895.
S. 178; Варонiн В. Друцкия князі XIV стогоддзяі // Беларускоі гістарычны агляд. 2002. № 1–2 (издание доступно в интернете по адресу: htpp//kamunikat.fontel. net/reww/czasopisy/bha/09-1-2/01.htm)
Возможно, и само «целование», и рязанский брак сестры великого князя Ольгерда как-то были связаны с установлением в начале 60-х гг. XIV в. литовско-рязанской границы. В это время произошло окончательное поглощение бывших земель Черниговского княжества Литвой [148] , и граница прошла где-то западнее р. Упы, в районе рязанского на тот момент «места Тула».
Так что, скорее всего речь в договре 1381 г. шла о расторжении «целования» Олега Ивановича не с Ягайло, а с Ольгердом. В связи с последним видеть в этом пункте московско-рязанского докончания доказательство наличия союза Ягайло и Олега Ивановича в год Куликовской битвы особых оснований нет.
148
Шабулъдо Ф. А. Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского. С. 62.
Как помним, московско-рязанское докончание 1381 г. допускало заключение нового договора с Литвой, если таковой свяжет Дмитрия Ивановича с Ягайло. И такой московско-литовский договор после Куликовской битвы был заключен [149] , но после вторичного прихода к власти в Литве Ягайло (осенью 1381–1382 гг. в Литве княжил Кейстут). Возможно, приготовления к несостоявшейся свадьбе Ягайло и дочери Дмитрия Ивановича, княжны Евдокии, лета 1382 г. были как-то связаны с этим договором [150] . В то же время никаких данных о возможном «взятии любви» после заключения договора лета 1381 г. между Ягайло с Олегом Ивановичем, теперь вассалом Москвы, источники не содержат, а уже в ноябре того же года Ягайло был отстранен от власти Кейстутом.
149
«Тетрать ветха, а в ней писан список з грамоты докончалные Якгайловы с великим князем Дмитрием Ивановичем» (Опись архива Посольского приказа 1626 г. Ч. 1. С. 34).
150
Подробнее: Флоря Б. Н. Договор Дмитрия Донского с Ягайло и церковная жизнь Восточной Европы // Неисчерпаемость источника. К 70-летию В. А. Кучкина. Сб. статей. М., 2005. С. 233–237 (здесь же обоснование даты).
Возвращаясь к отражению в содержании договора 1381 г. последствий Куликовской битвы, отметим, что они, похоже, сводятся к двум принципиальным позициям.
Во-первых, установлен вассалитет Москвы над Рязанью. Во-вторых, к Дмитрию Ивановичу перешел контроль за двумя ключевыми в стратегическом отношении территориями Рязанского княжества, «местом Тула», контролирующим сухопутные пути между Доном и Окой, и «местами Талица, Выползовъ, Такасовъ», расположенными на водной магистрали. Ничего иного, касательно битвы, договор не содержит.
Докончание Дмитрия Ивановича Московского с Олегом Ивановичем Рязанским было заключено почти год спустя после Куликовской битвы, и как развивались в эти девять – одиннадцать месяцев отношения между княжествами, известно только из ранних летописных рассказов о битве. Из них следует, например, что после победы в сражении на Куликовом поле «поведаша» Дмитрию Ивановичу об антимосковских действиях рязанского князя, и «князь… велики про то въсхоте на Олга послати рать свою. И се внезапу… приехаша к нему (Дмитрию Ивановичу. – А. Л.) бояре рязаньстии и поведаша…, что князь Олегь повергь свою землю да самъ побежалъ и со княгинею и з детьми и с бояры и з думцами своими. И молиша его… дабы на них рати не слал, а сами биша ему челом и рядишася у него в ряд. Князь же великии… приим челобитие их… рати на них не посла, а сам поиде в свою землю, а на Рязанском княженье посади свои наместници» [151] .
151
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 140; Памятники Куликовского цикла. С 10.
В историографии летописный рассказ о событиях в Рязанском княжестве осени 1380 г. пользуется как безоговорочным доверием [152] , так и вызывает справедливые сомнения. Скептично отнесся к нему А. В. Экземплярский, находивший летописный рассказ «странным» [153] . Не отвергавший в принципе это известие, А. Е. Пресняков отмечал, что оно «вызывает… недоумение» [154] . Наибольшее недоверие летописное известие вызвало у Д. И. Иловайского, не находившего здесь ни малейшей логики: «С какой стати вздумал… Олег нарочно ломать мосты… уже после победы?…Такое намерение не имело никакого смысла и могло только навлечь беду на собственное княжество… Разве Дмитрий не мог знать о том (антимосковских действиях рязанского князя. – А. Л.) гораздо прежде и, воспользовавшись соединенными силами, отомстить вероломному князю? И если рязанцы изъявили покорность Дмитрию, а он послал к ним своих наместников, то каким образом мы находим Олега в Рязани, спокойно договаривающимся с Дмитрием? Нет сомнения, что истина сильно искажена в приведенном известии» [155] .
152
Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XV–XVI вв. М., 1960. С. 599–600; Горский А. А. Московско-ордынский конфликт 80-х гг. XIV в.: причины, особенности, результаты // ОИ. 1998. № 4. С. 16. В. А. Кучкин полагает, что под «посажением наместницей» московского князя речь идет не о всем Рязанском княжестве, а только о примыкающих к Оке бывших рязанских волостях в районе впадения р. Лопасни, перечисленных в докончании 1381 г. (Памятники Куликовского цикла. С. 19). Но речь в летописной статье говорится не об отторжении части рязанского удела, а о, повторимся, бегстве Олега Ивановича за пределы княжества, что, в случае правоты рассказа, предполагало не частичное, а тотальное подчинение Рязани Москве с определением в бывший удел московских административных лиц.
153
Экземплярский А. В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период, с 1238 по 1505 гг. Т. 2. С. 587.
154
Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 409. Прим. 38.
155
Иловайский Д. И. История Рязанского княжества. С. 118.
Таким образом, если следовать летописной версии хода событий осени 1380 г., то она на самом деле порождает ряд недоумений.
Во-первых, о враждебных намерениях Олега Ивановича московский князь узнал, как ни странно, только после Куликовской битвы, несмотря на то, что к верховьям Дона армия под командованием Дмитрия Ивановича двигалась, равно как и назад, после победного сражения, землями Великого княжества Рязанского. Действия Олега Ивановича, грабежи, и «преметывание» мостов, направленные против победителей, выглядят глубоко абсурдными. Если бы они были предприняты до победного сражения на Куликовом поле, то тогда можно было бы говорить о попытке рязанского князя, в полном соответствии с обвинениями в его адрес в союзе с Мамаем, ослабить боевой потенциал московских полков перед сражением. После Куликовской битвы такие действия теряли всякий смысл и неминуемо вели бы к ответным мерам со стороны Москвы.