После Магритта
Шрифт:
Харрис (раздраженно). Или с мандолиной… Кто его знает?
Телма. Ты допускаешь, что он мог быть музыкантом?
Харрис. Ничего я не допускаю! Собственно, если бы он был арабским музыкантом, он вполне мог нести бутыль из тыквы, которая по форме и размеру очень походит на черепаху, а это говорит в пользу моего первоначального предположения: белая борода, белая трость, пижама, черепаха. Я отказываюсь это дальше обсуждать.
Телма. Ты никогда не сознаешься, что не прав, не так ли?
Харрис. Наоборот, когда я не прав, я признаю это первым. Но эти твои экзотические детали не лезут ни в какие ворота.
Телма (со вздохом). Нам нужно было задержаться и сделать фотоснимок. Тогда обошлось бы без споров.
Харрис (угрюмо). Мы бы не поспорили, если бы остались дома, как я предлагал.
Телма. Это было затеяно ради матери, а не ради тебя. Она не часто просит куда-нибудь с ней съездить, и нам не много стоило доставить ей удовольствие.
Харрис. Одни штрафы за неправильную парковку обошлись мне в десять шиллингов.
Телма. Всего один штраф, и ты сам виноват, что не положил деньги в счетчик. На самом деле нам очень повезло, что она, в своем возрасте, еще чем-то интересуется, пусть даже тубой.
Харрис. Интересуется? Да она просто одержима: тащить нас на другой конец Лондона, мало того что дома есть своя туба, на которой она дудит с утра до ночи. Честное слово, я сыт этим по самое горло.
Телма. Имеет право, не меньше чем мы с тобой.
Харрис. Но это наш дом.
Телма. Если ты так настроен, зачем было просить ее переезжать?
Харрис. Это ты придумала.
Телма. А ты согласился.
Харрис. Я был согласен, чтобы она провела в окружении близких последние дни… Речь не шла о том, что она будет путаться у меня под ногами половину моей жизни.
Телма. Ты говорил, она поможет нам с детьми.
Харрис. У нас нет детей!
Телма. Вряд ли это ее вина. (Пауза) Или моя.
Харрис медленно встает.
Харрис. Да как ты смеешь? Как ты смеешь! Ну вот что. Я проглотил массу оскорблений, но теперь мое терпение кончилось. Это мой дом, так что скажи своей матери, пусть упаковывает тубу и убирается прочь!
Телма. Но, Реджиналд…
Харрис. Нет… ты довела меня до ручки. Когда я на тебе женился, я не рассчитывал получить в придачу твою мать…
Телма (тоже кричит). Это не моя мать… это твоя мать!
Харрис (сразу же). Чушь! (Однако внезапно он садится. Спокойнее) Моя мать… высокая… аристократическая женщина, в красном плаще… и отзывается она на имя…
Телма. Это твоя тетя…
Телма и Харрис (вместе)… Джессика.
Харрис встает и тут же садится. Судя по всему, он взволнован. Он уже полностью одет. Телма складывает и уносит гладильную доску. Из ванной показывается мать, в халате или в платье, без купальной шапочки. Все так же прыгая на одной ноге, она пересекает комнату.
Мать.Лампочка в ванной снова перегорела. (Выходит через другую дверь. Харрис встает и идет к буфету, чтобы извлечь болотные сапоги. Мать возвращается, по-прежнему прыжками. В руках у нее большой войлочный мешок.) Я выпустила воду.
Харрис запихивает сапоги обратно в буфет. Он делает шаг к двери, но очень нерешительно. Потом останавливается, оборачивается и обращается к матери, которая сейчас сидит на стуле.
Харрис (довольно агрессивно). Мам, не хочешь ли чашку чая?
Старая дама потрясена предложением. Она вскидывает подбородок, потом оборачивается к Харрису и меряет его негодующим взглядом. Харрис скисает. Он поворачивается и снова направляется к ванной, и тут раздается громкий стук в дверь. Мать по-прежнему вертит в руках войлочный мешок, из которого она в настоящий момент извлекает тубу. Харрис с обескураженным видом приближается к груде мебели и начинает ее растаскивать, в то время как мать подносит тубу ко рту. Мать играет, а Харрис один за другим ставит предметы мебели на свои места. Он еще занят этим, когда входит Телма со стаканом в одной руке и цветочной вазой в другой. Поставив стакан и вазу, она помогает Харрису передвигать самые тяжелые вещи. Длинный низкий стол они помещают в центр, под люстру. За ним располагается кушетка, по бокам — кресла. Все перемещения проделываются таким образом, чтобы не побеспокоить мать, которая продолжает, сидя на стуле, играть веселую мелодию. Мать умолкает и встает лишь в самый последний момент, перед появлением в комнате полиции. Когда входят полицейские — инспектор Фут и констебль Холмс, — мебель уже расставлена, деревянный стул отодвинут назад, к стене, и все трое сидят в удобных позах. Телма курит, держа в руках стакан; тубы не видно: возможно, она скрыта за стулом, на котором сидит мать. Обстановка в комнате ничем не отличается от обычной, если не считать корзины с фруктами. Вторгшись, Фут занимает позицию справа на авансцене. Холмс останавливается в углу авансцены. Вид у него несколько растерянный, что вполне понятно.
Фут. В чем дело? Что это за дикий спектакль?
Пауза. Все украдкой осматриваются.
Телма. Противовес упал и разбился. Это что — преступление?
Фут сцепляет руки за спиной и с агрессивным видом нарочито замедленно начинает ходить мимо Холмса. Наконец он произносит сквозь зубы.
Фут. Это тот самый дом?
Холмс. Да, сэр.