После майдана. Записки президента. 2005-2006
Шрифт:
По ходу дел такого масштаба, бывало, целыми годами, а то и десятилетиями шли гражданские войны. А тут в 2001 году человека избирают спикером, а в 2004-м он публично сожалеет, что не смог («пока»!) превратить Верховную Раду в то-то и то-то…
В действительности многое упиралось в личные отношения. Литвин, как это говорится, плохо воспринимал своего преемника на посту главы Администрации Президента, не желал входить в его положение, забывая, что сам недавно был в его шкуре. Таким образом Медведчук оказался без приводного ремня между президентом и парламентом. Во всяком случае приводной ремень ослабился, провис, стал пробуксовывать. Литвин, все чаще выступая в роли «защитника» депутатов, осуждал «внешнее давление» на парламент. То есть он почти прямо говорил Медведчуку, чтобы тот, в сущности,
Это - вещь, совершенно невозможная даже в самых развитых демократиях. Тот же президент США и его помощники целые дни и недели проводят в общении с сенаторами и конгрессменами, добиваясь одобрения своей политики и помощи в решении конкретных проблем.
Это все наша неопытность, наша инфантильность, наш юношеский максимализм…
Так возникло и нарастало напряжение в отношениях между парламентским большинством и Литвином, между Медведчуком и Литвином, а также внутри самого большинства. А когда были сделаны серьезные уступки оппозиции при распределении парламентских комитетов, можно было сказать о развале большинства. Это означало, что не увенчался успехом весь проект «За единую Украину». Или не совсем увенчался…
Оппозиция и многие депутаты, естественно, приветствовали этот процесс. Пошли статьи о том, что выдвиженец Кучмы Литвин превратился в самостоятельную политическую фигуру, о мужестве, которое тот проявил, отказавшись прислуживать «режиму», о том, что он вспомнил о душе, о Боге и решил еще в этой жизни искупить хотя бы часть своих грехов - и так далее, и тому подобное…
К сожалению, мне не попалось ни одно по-настоящему трезвое и объективное суждение. Никто не обратил внимания на противоречие, с которым ничего не мог поделать ни Литвин, при всем его мужестве, ни кто-либо еще. На посту председателя Верховной Рады Литвин оказался как прямой посланец «режима» и, по всем неписаным правилам, должен был бы поступать, исходя из этого факта.
По- моему, я ни разу не сказал Литвину главного. Его фронда стала возможной только потому, что ему это позволил «режим Кучмы», мой «режим».
Почему же я это позволил? Почему не подавил «бунт на корабле»? Потому что не видел крайней необходимости. Я позволял себе «авторитаризм» только в крайних случаях. Так было с первого и до последнего дня моего пребывания у власти. Понятно, что этого не хотели признавать и никогда не признают такие политические силы, как коммунисты и социалисты. Я уж не говорю о демократах вроде тех, что объединились под конец вокруг Виктора Ющенко. Но непредвзятые исследователи, я уверен, должны будут это признать.
Приму как должное, если это когда-нибудь признает, между прочим, и Виктор Ющенко. Ведь он оказался на моем месте, а значит (в известной мере) - в моей шкуре. Я был президентом страны, которая никогда не знала, что такое демократия. Слепо копировать в такой стране все каноны старых демократий значило бы погубить ее. Впрочем, погубить себя она не дала бы. Она просто избавилась бы от такого президента в кратчайшие сроки, понеся, конечно, определенные потери.
Я понимал, что «бунт» Литвина не пойдет на пользу стране. По крайней мере политическую реформу он торпедирует или заметно оттянет. Но я не считал это такой бедой, для предотвращения которой стоило бы, как говорится, брать грех на душу: переходить на «ручное управление» парламентом. Тем не менее мне надо было больше заниматься этим вопросом. От начала до конца. Общаться с «проблемными» депутатами. Искать подход к каждому. Страховаться от капризов и необязательности, от предательства. Но я считал, что это будет ниже моего достоинства.
2006 год
7 января
У нас до сих пор такое понятие, что есть царь наверху, который все знает, все отслеживает, и только от него все зависит. Европа давно пришла к тому, что есть настоящие партии, и они за всем следят снизу доверху. У нас такая система появится не скоро. И вот что делать в таких условиях практически? Кто может по-настоящему контролировать чиновника даже в окружении президента? Я могу как-то проследить, чем занимается глава администрации. И то иногда весьма относительно. Не случайно я не раз напоминал журналистам, что от моего имени могу говорить только я сам, чтобы не придавали значения никаким ссылкам на меня. Но это может срабатывать в сфере публичных политических заявлений президента. А как предотвращать такие вещи в обычной рабочей повседневности? Ну, есть в моем распоряжении какие-то косвенные способы, какие-то «датчики» в виде определенных служб. Что-то рассказывают при встречах депутаты, министры, главы администраций. Но это не может заменить ту систему обратной связи, которая вырабатывалась столетиями в обычных демократических странах.
Я воспринимал это болезненно. Проходит какое-то время, и ты стороной узнаешь, что со ссылкой на тебя произведено такое-то назначение, кого-то наградили, «провернули» такое-то хозяйственное мероприятие, «утрясли» такую-то проблему, и все - совсем не так, как сделал бы ты сам. И как быть? Исправлять? Но исправить можно из тысячи одно решение, иначе ведь пришлось бы только этим и заниматься. И далеко не всегда можно исправить. Часто нельзя, просто невозможно обойтись одним исправлением.
По- хорошему -человека, который что-то неправильно сделал от твоего имени за твоей спиной, надо увольнять. А если ты его только что назначил? Всякое серьезное назначение - это действие политическое, оно учитывает расстановку сил вокруг тебя, в парламенте, в мире бизнеса, в стране вообще, какие-то внешние факторы. Доходит до того, что некоторые вещи ты просто боишься перепроверять! Перепроверка может поставить тебя перед необходимостью принять такое кардинальное решение, для которого нет ни условий, ни просто твоих человеческих сил.
Я как- то прочитал одно место в книге Коржакова. Александр Коржаков -это человек, который долго был телохранителем Ельцина, потом - начальником его охраны. Ельцин его так к себе приблизил, такую дал ему волю и полномочия, что одно время злые языки стали говорить, что Россией управляет не Ельцин, а Коржаков. Так вот, этот Коржаков, после того, как Ельцин его прогнал, выпускает о нем книгу, в которую собрал все гадости, какие только мог вспомнить или придумать. Но есть в ней и полезные места - для того, кто умеет читать между строк или может вспомнить что-то из собственного опыта. Коржаков описывает, как он собирал компромат на высших должностных лиц и приносил Ельцину. Это были материалы в основном о злоупотреблениях материального характера: один украл, другой провернул незаконную сделку, третий получил взятку за лоббирование такого-то проекта. Знаю по себе: если читать все эти материалы, больше ничего читать не сможешь. И это еще полбеды. Ты перестанешь верить кому бы то ни было, а это уже трагедия. Исходить надо из того, что вскрывать злоупотребления - святая обязанность правоохранительных органов. Если это не так, то что-то не так в государстве, и ты должен заниматься соответствующими проблемами, а не частными случаями.
Коржаков жалуется в своей книге на Ельцина, который очень не любил такие материалы. Он часто сердился на Коржакова, говорил ему: «Опять ты мне грязь принес!» Коржаков подает это в негативном для Ельцина свете. Не сомневаюсь, что большинство обычных читателей с Коржаковым тут согласны. Президенту докладывают о злоупотреблениях в кругу высших должностных лиц, а он раздражается и не хочет даже знакомиться с материалами которые к тому же представляют собой не доносы «на гетмана-злодея царю Петру от Кочубея», а добротные оперативные, агентурные данные.
Но я понимаю Ельцина. Когда я это прочитал, то сказал, что Коржаков, конечно, смотрит со своей колокольни. У него задача - выставить Ельцина в невыгодном свете. Но в глубину проблемы он не заглянул, да и не мог заглянуть.
9 января
Кремль, конечно, должен поблагодарить нас за «оранжевые» уроки. Но преподнесли мы эти уроки ему (и не только ему) невольно и неожиданно. Во всяком случае неожиданно для меня. Перед «оранжевой революцией» я считал, что наша ситуация далека от революционной. Все дышало стабильностью. Коммунисты уже не были такой электоральной силой, как в 1998 году. Набирала обороты экономика, рос уровень жизни, сокращался уровень бедности, тенизации экономики, начинали подниматься ростки гражданского общества. Казалось, худшее, наконец, осталось позади.