После нас - хоть потом
Шрифт:
– Вот же настырная баба!
– подивился тот.
– Хорошо, попробую уговорить, - сказал Глеб в трубку.
– Очень просят, чтобы ты приехал, - пояснил он, снова обращаясь к учителю.
– Сейчас машину пришлют…
Да, зрелище было не для слабонервных. Кто не знает, тот наверняка решил бы, что в квартире недавно имел место террористический акт. Тонкая известковая пыль в сочетании с запахом корвалола вызывала спазм в горле. Хозяйка рыдала на припудренном диване. Глава семьи, тоже изрядно припорошённый,
– Одним ударом всю штукатурку сорвать… - с уважением пробормотал Глеб.
– Уметь надо.
– Чего там уметь-то?
– ворчливо отозвался старый чародей.
– Квантовый вакуум при спонтанных выбросах и не такое творит… Ага!
– перебил он сам себя - и, осторожно ступая по хрустким обломкам, подобрался поближе к стене.
– Тут ещё письмецо…
«Дура!!!!!!» - начертано было косметическим карандашом на обнажившемся белом кирпиче. С шестью восклицательными знаками.
– Ну это просто хамство!
– расстроенно сказал глава семьи.
– Ещё и Леточкин карандаш испортил…
– Та-ак… - протянул Ефрем.
– Сначала, стало быть, ковёр сбрасывал, потом штукатурку… Слышь, Егорка!
– повернулся он к хозяину квартиры.
– Инструмент в доме есть?
– Есть, - с недоумением отозвался тот.
– А-а…
– Тащи сюда зубило и молоток.
– Да, но зачем?
– Делай что велено.
Оскорблённо пожимая плечиками, Егор Надточий удалился и вскоре вернулся с молотком и зубилом.
– Ну-ка, Глебушка, - попросил старый колдун.
– Ты у нас тут самый здоровый. Выбей-ка этот кирпич к едрене фене!
Хозяйка, прервав истерику, поднялась с дивана. Тоже подошла посмотреть.
С недовольным видом Портнягин принял орудия труда и, стараясь по возможности уберечь обувь, ступил на погребённый под строительным мусором ковёр. К его удивлению, молоток почти не понадобился, украшенный обидной надписью кирпич вынулся сам, стоило поддеть его сбоку зубилом. Извлечённая из тайника пластиковая упаковка была туго набита зелёными банкнотами.
– Однако, баксы… - глубокомысленно заметил Ефрем, передавая находку хозяйке.
Супружескую чету хватил столбняк.
– Ш-што это значит?
– зашипев, как пробиты шланг, выдавил наконец Егор Надточий.
– То и значит. Сказал: добром вспомянете - ну и вот…
При этих словах старого чародея хозяйка побледнела, попятилась - и, судорожно прижав тугую пластиковую упаковку к груди, осела на диван.
– Боже!
– в страхе выдохнула она.
– Он ведь это неспроста! Значит, опять какую-то гадость готовит…
Поплутав по осенённым алыми клёнами дворам, такси выбралось на латаные-перелатаные асфальты Божемойки.
– А дядя-то, оказывается, добряк, - заметил Глеб.
– Сколько там было? Штук пятьдесят?
Колдун зыркнул искоса, помолчал.
– Скорей шутник, чем добряк… - покашливая, уточнил он.
– Но умён, умён, ничего не скажешь… А ты, Глеб, всё это давай на ус мотай! Главное, запомни: когда от тебя каверзы ждут, начни делать добро - свихнутся ведь с перепугу…
Седьмой кол из плетня супостата
Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом…
Второй день подряд то накрапывало, то моросило. Физические капли бились о крышу, астральные пролетали здание насквозь чуть ли не до фундамента. Души мокли, настроение было соответственное.
– Это где ж тебе так физию русифицировали?
– ворчливо полюбопытствовал старый колдун Ефрем Нехорошев, присматриваясь к переплюснутым чертам ученика. Правый глаз Глеба Портнягина был объят траурным фингалом. Левый и вовсе заволокло.
– На митинге, - мрачно ответствовал воспитанник.
– Ишь ты!
– подивился колдун.
– На митинге! Никак в политику потянуло?
Ведя отшельнически-запойный образ жизни, он настороженно относился к любому общественному начинанию, справедливо подозревая в нём напущенную кем-то порчу.
– Да не в политику… - с досадой отозвался Глеб.
– Друган у меня… бывший… Склад с ним брали…
– Та-ак… И что?
– Ну, иду проспектом, а там митинг. Потом смотрю - вроде оратор знакомый. Пригляделся - он. Хотел я ему рыло о динамик поправить…
– Другану-то?
– Таких друганов!..
– вскипел Глеб.
– Думаешь, из-за кого нас тогда на складе ментовка повязала? Полтора года по его милости отмотал!..
– Насупился, приостыл.
– Ну вот всем митингом меня и…
– Суров ты, однако… - Старый знахарь, кряхтя, поднялся с табурета, изучил повреждения.
– Дай-ка заговорю…
Нахмурился, зашептал. Глеб прислушивался в надежде запомнить слова заговора, но больно уж тихо и быстро бормотал Ефрем. Однажды только проступило из общей невнятицы что-то вроде: «у киски заболи, у собачки заболи…» - а дальше опять пошло неразборчиво.
Обработав последнюю травму, чародей аккуратно наложил на неё заклятие, после чего напутственно чиркнул Глеба кончиками пальцев по маковке. То ли подзатыльником ободрил, то ли астральную слякоть с души стряхнул.
– Слышь, Ефрем, - помолчав, спросил ученик.
– А тебе по молодости лет с толпой махаться случалось?
Ответил колдун не сразу - присел на табурет, призадумался. Брюзгливо скомканное лицо разгладилось, подобрело. Юность Ефрема прошла на хуторке, расположенном аккурат меж двух недружественных колхозов. Корни вражды уползали в седую древность. Надо полагать, животноводы так и не смогли простить земледельцам убийства Авеля, поэтому драки молодежь обоих хозяйств по праздникам учиняла грандиозные.