После прочтения уничтожить
Шрифт:
Книжные лавки радикалов — ещё один очаг альтернативной жизни. Магазин социалистов находится напротив Британского Музея, в библиотеке которого Маркс написал «Капитал», опознается по радужному антивоенному флагу над дверью. Внутри, кроме завидного множества книг на всех языках, плакаты с небритым режиссером Муром. В анархистский магазин «Фреедом» нужно ехать в стрёмный район: на столбах пояснения, какие именно вещи (сумка, телефон, рюкзак) у вас здесь могут «перераспределить». Потом лезешь в узкую щель между домами. В щели стальной мемориал всем известным мировым анархистам (я узнал только половину), а внутри седая бабушка с выбитыми зубами и крутым прошлым торгует альбомами художника Гуттузо, фильмами Ги Дебора, хулиганскими открытками («принимай психоделики, а не телеканалы!») и комиксами про теоретика-пеликана и кота-боевика. Пеликан никак не может закончить умничать, а кот, как обычно не дослушав, хватает рогатку, бутылку с огнем или кастет, чтобы пройтись по добропорядочным бегемотам и сцепиться с собаками в форме.
Официальный форум антиглобалистов несколько скучнее, чем его автономная часть, описанная выше. На открытии в Саутуоркском Соборе есть, конечно, свои звезды. «Куба — вот полюс, который должен притягивать к себе свободные умы!» — выступает Алейда Гевара, дочь партизана. «Нужно поддержать вооруженное сопротивление в Ираке и открыть здесь второй фронт» — призывает Самир Амин. Мэр города Левингстон, сам из троцкистов, публично вспоминает свою радикальную молодость и обещает снести пару памятников особо неприятным генералам. «Мы достигли предела виртуальности подчинения» — загадочно улыбаясь, говорит загорелый и кудрявый Майкл Хардт, не только соавтор «Империи», но и звезда калифорнийского гейства в окружении вечной свиты восторженных поклонников. Прекрасно, что мы «достигли предела» или ужасно, аудитория угадывает по выражению лица Майкла. Для красоты он носит пляжные рубашки, а для убедительности цитирует Блаженного Августина.
Разойдясь по секциям, считают косточки ВТО, пугают друг друга генетически модифицированной едой, спорят о будущем Палестины и произносят красивости о «превращении Европы корпораций в Европу граждан». Иногда на трибуну поднимается какой-нибудь депутат-лейборист, чтобы тоже сказать своё «нет войне за нефть», но его радостно засвистывают и захлопывают, выражая аллергию на парламентских политиков.
Принято, конечно, разоблачать курс Буша: гигантский внешний долг, половина черных без работы, пятьдесят миллионов американцев без медицинской страховки. Достается Карлу Роуву, ближайшему соседу Джорджа внутри Белого Дома, мастеру избирательных компаний, гипнотизеру и фокуснику. Про мифическое хусейновское «оружие массового поражения» Роув придумал, что его разворовали в последний момент иракские экстремисты и однажды-таки соберут по частям. То есть опасность вечная. А по церквям разослал слезливый фильм про то, как будущий президент пришел к вере, ускользнув от чар аморальной сослуживицы по работе. Зато про конкурента Керри они смастерили для ТV другой фильм: поддельный ветеран, сочинил свои вьетнамские подвиги. Да и вообще, машины, считающие голоса, предоставлены компанией, поддерживающей Буша, а софт у этих считалок закрытый, то есть, как именно они считают, хрен проверишь.
Немного обиженные таким вниманием к Штатам итальянцы напоминают, что у них Берлускони тоже империалист ого-го, прибрал к рукам все медиа. Развел «прекаризацию»: это когда тебя нанимают через посредника, без оформления, стажа, пенсионных выплат и прочего, не говоря уже о профсоюзах. Тут собравшиеся вспоминают, что Берлускони на несколько дней вывел Италию из Шенгена, когда во Флоренции бала такая же антиглобалистская туса, и многие из присутствующих не смогли добраться. Волна справедливого гнева вскипает с новой силой. У тех же итальянцев самый бойкий шопинг: светящийся в темноте Ульянов-Ленин, сервиз «Ешь Богатых!» и часы, отсчитывающие секунды до революции — дату каждый может задать сам.
Особенно достается неолибералам, призывающим сначала отладить рынок, а потом уже вводить демократию и независимую прессу, то есть поступать как в Китае, Турции и Малайзии. «Они хотят сперва всё поделить между деловыми людьми, а потом допустить к уже бессмысленному спектаклю тех, кто создает их прибыль» — гневается датский писатель Карл Боиль — рынок исторически исчерпан, сегодня рыночный интерес испепеляет всё качественное и пожирает демократию изнутри».
Миллионы обличительных слов повисают в воздухе, так как давно известны большинству, да и противоположной стороне тоже. Не очень даже понимаешь, зачем именно в мокрых утренних сумерках стоят невиданные Лондоном очереди «на Форум», т.е. чтобы получить одноразовый красный наручник и поглазеть на всю эту «революционную
Всё заканчивается концертом арабского рэпа на Трафальгарской площади под дождем.
Главная достопримечательность Лондона это «мейджик машрумс». Год назад парламент принял какой-то закон о легальности произрастающего на британской почве и теперь мясистые гномы в пластиковых боксах свободно продаются всюду, даже в спортивных и сувенирных магазинах. Но брать лучше в Кэмдене, там неформальский рынок: секонды всех эпох, нательный винил и резина, гашишные трубки в авторучках и герметичные боксы в пустых банках «пепси». На главной площади сверкают прозрачные холодильники, полные «машрумс». Мексиканские или колумбийские? — спрашивает продавец в кожаной безрукавке на голое тело. Колумбийцы, оказывается действуют дольше и сильнее, а мексиканцы веселее и волшебнее. То же самое можно сказать о тамошних герильерос — колумбийцы в Маркеталии сорок лет ведут жесткую лесную войну и, как дятлы, талдычат заповеди Мао, а мексиканцы из Чьяпоса не так чтоб очень воюют, но радуют всех двусмысленной символикой и шаманскими манифестами, они — павлины партизанства. Не хватает английского, чтобы пошутить об этом с грибником. Берешь мексиканские и съедаешь на лавочке штук семь (половина дозы, если верить продавцу).
Минут через сорок можно переходить ко всем остальным достопримечательностям. Предметы покрываются радостной рождественской фольгой, а любой свет получает дополнительное (или забытое основное?) значение благодати. Другой мир возможен! — в правдивости этого (главный лозунг Форума) убеждаешься окончательно. Но и на этот мир глаза закрывать не рекомендуется: под веками пляшут модернистские орнаменты. Часа на три реальность предъявит тебе самую анекдотичную свою сторону.
Переваривая грибы, ты стоишь на мостике над улицей садо-мазо шопов, смотришь на пепельных лебедей в радужной воде окруживших бутафорский лакированный корабль, на туристов, уплетающих китайскую еду, на мраморного Будду, установленного здесь же, на мостике и осыпанного монетами всех стран, и смеешься, потому что всё это рифмуется в голове, как гениальное стихотворение, которое потом ни за что не вспомнить. Любые эмоции, на которые ты способен, оказываются фантиками, таящими одну, изначальную и не именуемую никак.
В двухэтажных автобусах должны ездить двухэтажные пассажиры и это очень смешно. Смешно до судорог на вестминстерской могиле Шекспира-Байрона, когда радио-голос свыше призывает замереть и прослушать молитву. Уморителен золотой закат у статуи Виллингтона и банка—субмарины, потому что ты на дне и не в состоянии вообразить себе обитателя поверхности. По-русски втолковываешь полицейскому, что это сложноватая планета: слишком много разных знаков и языков, и замечаешь, давясь хохотом, что у него те же проблемы. Зато не запрещает тебе громко матюкаться, а точнее, цитировать поэта Шиша Брянского, подозревая, что раз ты с Форума и из России, значит, занимаешься троцкистской агитацией на языке оригинала. Смеешься, потому что в луже на Тауэр-бридж отражается именно Тауэр-бридж, а не другое. Еле держишься, глядя на колючий утюг Мана Рэя и стеклянные тени Дюшана, выставленные внутри Бэнксайдской электростанции, где принято сидеть на диванах у прозрачной стены и с очень смешными лицами рисовать город. Но взрываешься у Ван Гога и сплюснутого гольбейновского черепа в Национальной галерее (спасибо красному мэру Левингстону за бесплатные музеи). Гротескна родезская плита и могила Маркса на Хайгете (превращенная только что мелкобуржуазным фарисеем Б.Акуниным в обиталище брюзгливого бородатого вампира). «А если по целой дозе, тогда что, в Темзу от людей кидаться?» — вибрируешь от этой гомерической мысли. Глинистые волны Темзы это чай, в который здесь без спросу льют молоко: белое в темный! — и это невыносимо смешно. Англичане похожи на птиц и их сломанные зонты на газонах тоже похожи на птиц, только сбитых. Хохочешь над этим, как мешочек, хотя уже слезятся глаза и болит челюсть.
На твою эйфорическую истерику отовсюду зырят и смешат ангелочки пепельного камня и открытки продающихся девушек, наклеенные в телефонных будках на жвачке. Смешат даже повсеместные фабричные часы, ибо современный будильник в мобильнике происходит от заводского гудка, а мы на родине промышленности: везде пропитанный угольной сажей некогда красный кирпич. Лондон выглядит, как если вплотную рассматривать темного крокодила — не могу освободиться от этого образа, но не могу и объяснить его.
Никакого отходняка т.е. расплаты за недорогое счастье. Прогоняешь фермерские планы купить и везти грибницу в Москву, убеждая себя, что стремиться нужно не к счастью, а к осмысленному результату своих усилий.
Глава девятая:
Немного Чучхе
В столице моей родины Москве отныне свернута деятельность Общества по изучению идей чучхе, успешно и активно работавшего с 1994-го года и даже издававшего собственную газету «Факел Чучхе» — весь текст отпечатан радикально-красными буквами, портреты вождей и другие фотографии — в тех же багровых тонах, вообще, оформление в стиле оголтелого соц-арта. Для чтения не предназначено — все ясно и так.
Формальным поводом к закрытию послужило то, что один юный марксист-романтик, с детства склонный к пиромании и уже отмотавший год за подрыв не понравившегося ему монумента, после очередного заседания нашего Общества, попросил в северокорейском посольстве на Мосфильмовской политического убежища и такового не получил, а через пару дней был снова задержан российскими спецслужбами, нарывшими у него на дому целый самодельный арсенал опасных адских машинок. С непонятым корейцами юношей, в общем, история прозрачная — слишком буквально воспринимал все, о чем говорилось на чучхейских собраниях, излишне внимательно читал «Факел». А вот со всеми нами, оставшимися на свободе …