После развода. Новая семья предателя
Шрифт:
— Потому что они твои, — шепчу я, — а я — нет.
Больно.
— Ты сама отказалась быть моей. Твое решение, Лера.
— После того…
— Не имеет значения после чего, — мрачно отвечает он.
— Если бы ты умирал, я бы не отказалась от тебя, — судорожно шепчу я и сжимаю кулаки. — Если бы остался инвалидом, не отказалась бы. Все бы вынесла. Болезнь, смерть, нищету, но не то, что ты предпочел другую женщину.
— Не женщину, а шлюшку, — отворачивается и вновь меланхолично смотрит на соседний
— Я не знала, что ты такой.
— Ты много не знаешь, и это пустой разговор. Ты проверила Варю. Она в порядке и в безопасности. Я переговорю с ней, что не стоило поднимать панику и пугать сестру.
— Не стоило?! Твоя любовница истекает кровью!
— И ее бабка обвиняет тебя, что ты довела бедную фиалочку до истерики и выкидыша, — пожимает плечами.
Ребенок Наташи для него — “мое, не трожь”. Да, не по любви, но принципы иногда могут быть сильнее эмоций. Могу ли я стать для него врагом, если он решит, что мой звонок виноват в возможной трагедии.
— И ты ей веришь? — тихо спрашиваю я.
— Как и ты в то, что я насильник, — оглядывается. — Да и что ты могла сказать Наташе такого, что ее так напугало. Сказать про выблядка?
Пристыженно опускаю взгляд. Как умело он выдернул из меня гниль, которая теперь горчит на языке.
— Про выблядка она и от меня слышала, — поднимает взгляд к нему. — И что-то кровью не истекла.
Замолкает на несколько секунд и вздыхает:
— Иди, Лер, если не думаешь оставаться. И Насильно девочек я не буду держать. Если решат пойти с тобой, то пусть идут.
НАчинаю паниковать.
А удастся ли мне уговорить девочек поехать со мной, когда они чувствуют, что папа нуждается в них. Что они его держат от падения в бездну?
— Ты должен их прогнать.
— Я не буду этого делать, — его голос вновь становится ледяным. — Я теряю терпение, Лера. Ты меня утомила.
Глава 31. Вспылила
— Утомила? — я почти взвизгиваю на волне резкого возмущения. — Я тебе все-таки не посторонний человек, Рома!
— Думаешь?
Он напряженно сжимает перила и смотрит перед собой:
— Тогда ответь мне на один вопрос, Лера, — он не моргает и будто хочет вырвать витые перила, — не будь у нас дочерей, то ты бы тут стояла, а? И были ли бы у нас с тобой встречи?
Нет, конечно.
Я бы его везде заблокировала и уехала далеко строить новую жизнь, выкинув из нее прошлое с Романом.
— Почему ты молчишь?
Сглатываю. Он прав, я сама в нем сейчас вижу постороннего человека и все бы отдала, чтобы нас ничего не связывало.
Я хочу от него избавиться, и он это знает.
И все мои разговоры о том,
— Твоя измена перечеркнула все, что между нами было.
— Да я же не спорю, Лера, — его голос почти срывается в рык, — может, теперь ты меня оставишь, а?
— И ты совсем не тот…
— Не тот.
На тонком чутье я понимаю, что мне надо заткнуться, но его затыкает женская злость и ненависть к человеку, который грязно и подло предал меня с шалавой, и эта шалава была вхожа в мой дом.
Наташа улыбалась мне, а Роман после нее целовал меня и ложился в одну постель.
Урод.
Я кидаюсь к Роме в четком желании столкнуть его на асфальт с балкона через низкие перила.
У меня благодаря его благородству и щедрости будут деньги на адвоката, который докажет, что это было самоубийство.
Ненавижу его.
Я хочу стоять у его могилы.
В состоянии аффекта и в гневе человек не отличается рациональностью, умом и сообразительность. Меня просто переклинивает.
Я обрывками возвращаюсь в реальность, в которой я сначала с рыком толкаю Рому в спину, после он выволакивает меня с балкона в кабинет, и окончательно я прихожу в себя от сильной пощечины, от которой меня ведет в сторону, и я, не удержавшись на ногах, оседаю на пол.
— Успокойся... — чеканит каждый слог и замолкает, шумно и напряженно выдыхая.
В ушах звенит, щека горит, а перед глазами все плывет, но не от пощечины а от всплеска адреналина.
Роман молча нависает надо мной и тяжело дышит. В его дыхании прорывается хрипотца гнева.
Я жду от него матов, но он продолжает молчать, а боюсь поднять взгляд.
Прижимаю холодную ладонь к щеке.
— Я могу тебя, Лера, упрятать в психушку, — наконец, говорит он, — если ты не успокоишься.
Закрываю глаза.
— Ты, блять, сама настояла о разводе, — хрипит он, — и ты прекрасно знала, что для меня значит развод, Лера, а теперь ты не можешь никак успокоиться.
— Я просто хочу понять, — всхлипываю я. — Понять тебя… Почему?
— Потому что трахаться с тобой, Лера, — он наклоняется ко мне, — как с умирающей старухой.
Замираю и поднимаю взгляд. Ни злости, ни обиды. Белый шум в голове после откровенной честности Романа, который прищуривается на меня. У него дергается верхняя губа.
— Я не был тебе мужем, Лера, — на виске пульсирует венка гнева, а от его низкого голоса у меня кишки завязываются в узел, — я был тебе опекуном.
— Неправда…
Сердце тянет, будто в него вогнали тонкую стальную иглу. Я не это хотела услышать, но оспорить жестокие слова Романа я не могу.
— Правда, — шипит он. — А теперь ты встанешь, приведешь себя в порядок и выйдешь к нашим дочерям спокойная и улыбчивая.