После развода. Новая семья предателя
Шрифт:
Слабыми и тупыми?
— Я вышел подышать, Лера, — отстраненно отвечает он.
Свет из кабинета, приглушенный шторами, заостряет черты лица Романа и углубляют тени под его глазами.
— Ты напугал Варю.
— С чего это вдруг? — усмехается. — Попросил ее убрать за собой? О, Лер, милая моя, я с ней был сдержанным и корректным.
Он сейчас на меня не кричит, а я плакать хочу. Хотя бы всхлипнуть и втянуть голову в плечи.
— Откуда она про Наташу узнала…
Быстрая тень пробегает по лицу
— Мне позвонили, Лер, и она услышала разговор с моим человеком, который должен был контролировать ситуацию с Наташей и ее тупой и наглой старухой.
— С твоим человеком? — уточняю я. — Я с ним, кстати, немного побеседовала.
— А это он зря, — усмехается Роман, и его усмешка походит на оскал. — Я не давал ему распоряжений с тобой беседовать.
— Да ты что?
— Да, — медленно кивает, не спуская с меня взгляда. — А я могу уточнить, какого ты черта звонила Наташе? М? Для чего, Лер? Поболтать, как с подружкой?
Он обвинит меня в том, что мой звонок мог спровоцировать на фоне стресса у Наташи выкидыш?
Или уже обвиняет?
— Хотела узнать ответы.
— Ты их узнала? — его голос вибрирует гневом.
У меня такое чувство, что Роман на грани помешательства и может в любой момент кинуться меня с кулаками.
— Узнала, что ты ее принудил силой.
Как он отреагирует на это обвинение? Возмутится, рассмеется или у него сорвет в мозгу предохранитель?
— Очень интересно, — цыкает. — Что еще?
— Ты это не опровергнешь?
— Ну, буду еще и насильником, — пожимает плечами и недобро щурится. — И тебе бы сейчас стоило серьезно задуматься, Лера, а не опасно ли тебе быть со мной наедине?
— Мы с тобой в квартире не одни, Рома, — немного приподнимаю подбородок. — Тут твои дочери. Ты совсем хочешь упасть в их глазах?
— А я знаю, как сделать так, — подается в мою сторону, — чтобы твоих криков никто не услышал, Лера.
— Ты не в себе, — отступаю, когда Роман скалится в улыбке. — Я забираю девочек. С тобой им опасно.
Глава 30. Ты меня утомила
— Заберешь девочек? — уточняет Роман, и его глаза недобро вспыхивают. — И ты думаешь, что я наврежу дочерям? Правда?
— Я… Не знаю… — сглатываю. — Тебе же ничего не мешает мне угрожать и говорить гадости…
— А ты мне не дочь, — Скалится в улыбке и его так близко, что его дыхание касается моих щек.
Я на секунду теряюсь от его ответа.
— Но я твоя жена…
— Бывшая.
Опять почему-то теряюсь. Где мой Рома, с которым я могла смеяться и говорить всякие глупости?
Передо мной жуткий мужик, от немигающего взгляда которого я теряю все мысли и хочу только одного.
Сбежать и спрятаться.
— Я мать
— Вот скажи, — он ухмыляется, — по твоей логике, что ты мать моих дочерей, то я и к Наташе должен воспылать трепетом?
Я моргаю.
— Вот чего она ждет, — усмехается, — а я-то тупой мужлан, да? — вглядывается в мои глаза. — Если она мать моего ребенка, то она решила, что получит карт-бланш?
— Мы любили друг друга, — я отступаю. — И хотя бы из-за этой любви, ты должен уважать меня.
— А ты меня, что ли, уважаешь, раз мы про уважение заговорили?
И правда, бандюган. Эта манера общения, в которой любое твое слово обыграют против тебя, заводит в тупик.
— Уважаю, — меня вдруг охватывает злость, и я встаю к Роману вплотную. Поднимаю на него взгляд. — Уважаю, и именно поэтому я тебе не изменяла, Рома. Это и есть уважение, Рома, в семье.
Хмыкает.
И, кажется, я вижу в его глазах одобрение?
Я не поняла.
Я огрызнулась, и он это оценил. Вот как с ним надо общаться? Через агрессию, и только тогда он увидит в тебе того, с кем стоит вести диалог сдержанно?
— И да, — я щурюсь, — Наташа именно этого и ждала, что ты восхитишься ее беременностью. Ты же так любишь детей. Такой заботливый папуля! И почему бы тебе не стать папулей и ее выблядку.
Шокированно замолкаю.
И меня накрывает тошнотой от своих же слов и тона, которым я выплюнула последнее слово, а Роман ухмыляется.
Только теперь в нем не одобрения. Оно сменилось насмешливостью.
Я не хотела всего этого говорить, но из меня выплеснулось презрение. И даже ненависть к ребенку, которого этой ночью может и не стать.
— Ром, — закрываю глаза на несколько секунд, успокаивая в себе черную бурлящую гниль. Вновь смотрю в холодные глаза бывшего мужа. — Девочкам достаточно стресса. Разве ты этого не понимаешь?
Добровольно они не оставят Романа.
Их болезненная привязанность, страх потерять отца и испуг от новости, что якобы Наташа умирает, не позволит им уйти со мной.
— Они мне нужны, — рычит Роман.
Я от его низкого и утробного признания аж дергаюсь. В нем черный надрыв, который меня пугает до слез в глазах.
— Ты у меня их не отнимешь, — наклоняется ко мне, — и даже не подумаешь в эту сторону, Лера. Они моей крови. Они — мои, а за мое я, Лера, глотку перегрызу.
— И мне перегрызешь?
У меня ресницы вздрагивают, и с них срываются слезы. Я больше не вхожу в категорию “мое, не трожь”.
Мне становится холодно.
— Я просто предупреждаю Лера, чтобы ты не чудила. Вот и все, — голос Романа тихий, но острый, как лезвие бритвы. — Девочкам я никогда и ни за что не наврежу.