После Шоколадной Войны
Шрифт:
Уже выйдя, Арчи остановился в коридоре, словно ему было нужно перевести дыхание, но это было не дыхание, чтобы его перевести, а что-то ещё, и кто-то ещё. Его сознание зигзагом заметалось по всем и вся.
Кто же написал эту записку?
Кто же предатель?
Их любимое место около Пропасти было занято другой машиной. Оби заехал куда-то на совершенно другой пятачок и, наконец, припарковался возле большого старого клена, под ветвями,
Сложив руки на груди, она съёжилась на переднем сидении. Прижавшись спиною к двери, время от времени она начинала дрожать. Её нос был таким же красным, как и глаза - простуда, вызванная холодом, внезапно ворвавшимся в эти погожие весенние дни.
– Мне жаль, - сказал он.
– О чём?
– фыркнула она простуженным носовым голосом.
– О том, что этим вечером вытащил тебя сюда, - но он её не видел уже три вечера: она была на репетиции пьесы, делала домашнее задание, ездила с матерью за покупками, или по какой-нибудь ещё причине. Она его избегала.
Она вытерла нос салфеткой и посмотрела на него водянистыми глазами.
– Я не обманываю тебя, Оби. Кроме того, мне не хотелось бы тебя заразить.
«Я бы не возразил», - подумал он, и его лицо налилось жаром вины. Несмотря на то, что она выглядела несчастно, он всё ещё продолжал чувствовать прилив любви и желания её поцеловать, коснуться её лица, даже если её лихорадило, и она полыхала от жара. «Боже, что я за извращенец», - подумал он. Но можно ли считать извращением любовь?
Он протянул руку, чтобы коснуться её ладони, но она отдёрнулась.
– Теперь, Оби…
«Эй, да как же я заражусь, взяв тебя за руку?» - подумал он, но ничего при этом не сказал. Он подумал о тяжком грузе любви: обо всех сомнениях, о ревности, о вопросах, которые не задать, как например: «Не уже ли и в правду ты меня любишь?»
Но вместо этого он задал другой вопрос:
– Что-то не так?
– Я простужена, - ответила она с оттенком нетерпимости.
Его охватило предчувствие того, что он так ненавидел.
– Ты уверенна, что только это?
– И ещё многое. Простуда. Я потеряла главную роль из-за одной паршивой «C+»…
– Я не знал. Ты никогда не рассказываешь о школе.
– И «Тринити», - она произнесла это так, слово швырнула бомбу, прямо в лицо Оби.
– То, что я продолжаю слышать о «Тринити». Все мои друзья говорят…
– И что же говорят твои друзья?
– спросил он, пытаясь внести в свои слова хоть каплю сарказма, но это ему не удалось, его голос внезапно охрип.
– Да так, лишь одно, - начала она.
– Говорят, что в «Тринити» есть монстр – Арчи… как его там? Он возглавляет тайное общество, и он окружен кучкой… шестёрок. Хуже чем шестёрок: они исполняют все его поручения и держат всё в своих руках… - слова кувыркались, словно она долго копила их и не могла так просто от них избавиться.
Оби остался без текста.
Она обратилась к нему:
– Ты его знаешь? Что это за тип. Этот Арчи… как его там…
Ему показалось, что Лаура знала фамилию Арчи, как и все остальное.
– Костелло, - сказал он. Его зовут Арчи Костелло, и я его знаю. Чёрт, «Тринити» не так велика.
– Говорят, что он управляет «Тринити», словно какой-нибудь гангстер или мафиози. Оби, это правда?
– она вытирала глаза так, будто плакала. Но это был не плач. Её слова звучали, словно на суде из уст обвинителя - твёрдо и уверено.
– Нет в «Тринити» никакой мафии, - сказал он.
– Тогда, что же там за тайное общество?
Будь всё оно проклято. С ней ему всегда была нужна осторожность. Всегда, будучи в сладкой агонии, он никогда не мог быть уверенным в её чувствах. Почему именно этим вечером она должна была вспомнить «Тринити»? Лишь потому, что её мучила простуда? И была ли она из тех, кто портит другим настроение лишь потому, что у неё самой оно ни к чёрту?
– …и оно существует?
– спросила Лаура, бешено вытирая нос бумажной салфеткой.
– Ладно, - сказал он вздохнув.
– Да, в «Тринити» есть такая секретная организация.
– И ты её член? Один из… ты знаешь…
Ему нужно было всё отрицать. Общаясь к ней, ему было больно говорить обо всём этом. Ему хотелось сказать ей, что он уже дезертировал, что он уже не член «Виджилса», в душе, по крайней мере, и что у него многое изменилось за эти дни, и что они с Арчи больше не друзья, и что, на самом деле, они никогда ими и не были. Но он знал, что он не мог ничего об этом рассказать. А что тогда вообще он смог бы ей рассказать?
Он взял её за руку. Рука была холодной, словно ничьей, словно деталью манекена из магазина одежды.
– Смотри, Лаура, в каждой школе есть свои традиции: какие-то из них обычные, а какие-то - что ни наесть сумасбродные. Всё время что-то происходит. И школа «Верхний Монумент» тому не исключение. Держу пари, что там тоже есть какие-нибудь сверхъестественные традиции. А в «Тринити» есть «Виджилс». Но не всё так плохо, - он сжимал ее руку, подчёркивая нужные слова, но не следовало никакого ответа - она могла бы быть в хирургических перчатках.
– Самое важное, что есть для меня в этом мире, так это ты. Ты - самое большое событие, когда-либо произошедшее в моей жизни, - он слышал, как его голос ломался, также как и когда-то в восьмом классе.
– Я тебя люблю, Лаура. Вы - важнее всего на свете. Не «Виджилс», не «Тринити», ничего…
И вдруг яркий свет фонаря, осветив переднее сидение, застал их обоих врасплох. В резком освещении её лицо показалось бледным как у привидения.
– Закрой свою дверь!
– крикнул он ей, пытаясь утопить кнопку под её локтем. Но уже было слишком поздно. Передняя дверь с её стороны раскрылась. Наглый и непристойный смех раздался из темноты из-за света фонаря. Оби сощурился, пытаясь разглядеть лица. Он почувствовал, что там был кто-то не один, и что их окружили. Он надеялся, что это всего лишь шалость. Злая, но всё-таки шутка.