После Шоколадной Войны
Шрифт:
– Мне бы не хотелось вас расстраивать, Брат Лайн, - сказал Арчи, его голос звучал если не так уверено, то вполне достойно. В нём не должно было быть никакого намека на извинение, так как это указало бы на его вину.
– Я всегда был осторожен и старался ограничивать… - он искал подходящее слово, чтобы только не произнести слово «задание».
– …наши действия на территории школы, - он сделал паузу, чтобы разглядеть Лайна, но не слишком пристально, нужно было сохранить хладнокровие и выпустить собственный гнев постепенно, каплю за каплей.
– Это то, от чего я стараюсь предостеречь парней. Но среди учащихся
Ревность, конечно же, было ключевым словом. Именно поэтому он его повторил. Ревность была тем самым крючком, на который должен был попасться Лайн, и он попался:
– Ревность?
– спросил он озадачено, и это слово застало его врасплох.
– Да, ходят слухи, что кто-то из учащихся хочет нанести ущерб нашей школе, - он знал, что его слова звучали фальшиво - разве не он, больше чем кто-либо любой, годами разрушал все устои «Тринити»? Но ему нужно было убедить Лайна, что в его словах фальши не было.
– «Виджилс», Брат Лайн, всегда был со школой и никогда против неё ничего не совершал, никогда не наносил ей никакого ущерба. О, вероятно мы иногда бывали за бортом, но всегда действовали в интересах школьного духа.
Арчи мог бы сказать, что его слова возымели эффект.
И он знал почему.
Потому что Лайн хотел ему верить.
Что и было козырем в рукаве у Арчи.
Важно, что они с Лайном должны были стать союзниками. И если Лайн не слишком доверял Арчи, что уж о доверии к другим учащимся «Тринити» - гори оно всё в аду.
И Лайн, кивая головой, пристально слушал, пока Арчи говорил, осторожно подбирая слова, отчётливо произнося каждое из них, чтобы тот видел, что он (Арчи) не имеет к этому ни малейшего отношения, и не собирается хоть как-то обидеть епископа, школу или самого Брата Лайна. Он объяснил ему, что одной из его проблем всегда являются ревнивые ученики, которые попытаются дискредитировать всё, что он пытался делать - мир на школьном дворе, и, что «Виджилс» служит именно этой цели. Разве Брат Лайн не может согласиться с тем, что, например, школа «Верхний Монумент» была охвачена волнением учащихся, что там взрывались самодельные взрывные устройства, имели место акты вандализма? А в «Тринити» ничего такого не происходило - и всё благодаря «Виджилсу».
Лайн теперь слушал, хлопая невыразительными глазами, в которых невозможно было что-либо прочитать. То были глаза сидящего в стеклянной банке рыбообразного существа, которое, наконец, прочистило горло и, обвиняя, ткнуло в письмо указательным пальцем:
– И что же это? У меня есть несколько вопросов. Во-первых, как ты думаешь, что должно произойти во время визита епископа? Во-вторых, кто это должен устроить? И что можно с этим сделать?
Главное было в том, чтобы убедить Лайна, что он - Арчи был в курсе всего происходящего:
– Я знаю, кто это, Брат Лайн. Поверьте мне, я о нём позабочусь.
Лайн, казалось, взвешивал слова Арчи.
– Только осторожно. Мне не нужна гражданская война на школьном дворе - никакой мести и никакого возмездия.
– Не волнуйтесь. Это несложно.
– Ты не знаешь, что будет предпринято, чтобы досадить епископу и школе?
– У меня есть некоторые подозрения, и до меня дошли некоторые слухи… - сказал Арчи, теперь он был осторожней, - …демонстрация перед мессой, по прибытию епископа,- он импровизировал - Какие-то намёки на протест, что-то вроде линии пикета.
– Какие намёки?
Арчи знал, что теперь Лайн в его руках. И это - то, что он так любил - импровизацию и раздувание из мухи слона.
– Намёки на просьбу о более коротком учебном дне, и о более длинных каникулах.
– Это невозможно. Мы должны жить по законам нашего штата.
– Все это знают, но самое неприятное в том, что не всех устраивает этот закон.
Теперь в глазах Лайна были сомнения, и он еще раз взглянул на записку.
– «Произойдёт нечто ужасное». Это не выглядит протестом, а звучит скорее как угроза.
– Вы можете мне не верить, Брат Лайн, но в момент визита епископа все исчезнут из школы…
Фактически, у Брата Лайна не было никакого выбора, кроме как верить. Арчи знал, что в этом случае Брат Лайн ничего не сможет предпринять без серьёзных компромиссов. Борьба «Виджилса» или то, во что он верил, чтобы там ни было, попытка найти диссидентов будет подобна борьбе с туманом. Ему всё равно никого не взять с поличным. Всё, что у него было - так это только слова Арчи.
Лайн вздохнул, нахмурился, сморщил подбородок. Даже сидя от него пяти или шести футах, Арчи вдыхал аромат его несвежего, тухлого дыхания. И тогда на губах Лайна выплыла неестественная ухмылка. Брат Лайн еще раз медленно открыл шуфлядку своего стола, достал оттуда другой лист бумаги, взглянул на него, а затем на Арчи.
– Как бы там ни было, всё, что планировали заговорщики - напрасно. Вчера из епархии пришло письмо. В этом году епископу необходимо отменить визит в нашу школу. Национальный Совет вызвал его на важную встречу в Чикаго,- он положил письмо на вершину кучки бумаг, которую затем дотошно сложил в аккуратную стопку своими тонкими пальцами, так похожими на лапки насекомого.
Лайн с триумфом посмотрел на Арчи со своей знаменитой, полной гротеска улыбкой, которая была просто карикатурой на улыбку. Лайн не привык улыбаться. Но за ней что-то было ещё, и что-то было за этими холодными ледяными глазами, теперь влажная и замороженная улыбка говорила о том, что Лайн не верил словам Арчи, которого это беспокоило меньше, чем то, что тот решил притвориться, что верит.
– Позволь мне повториться, Арчи, - сказал Лайн, и теперь его улыбка растворилась настолько быстро, словно её не было никогда.
– Мне нужно, чтобы не было никаких трудностей, никакого насилия, никаких инцидентов – здесь, на территории школы. До окончания учебного года осталось меньше двух месяцев. Это был трудный год, в котором были серьёзные победы, как, например, самая успешная распродажа шоколада за всё время, так и разные перемены, в том числе и к худшему. Я хочу, чтобы этот год закончился на знаке триумфа.
Арчи приготовился вскочить. Он не хотел задерживаться здесь больше чем нужно. Он никогда не знал, какие ещё неожиданности припрятаны у Лайна в рукаве.
– Ты можешь идти, - сказал Лайн, развалившись в кресле. Его лицо расплылось в самодовольной улыбке, после его наслаждения письмом, пришедшим из епархии.
Арчи больше не тратил времени, он без колебаний встал со стула и направился к двери: «Ни до свидания, Брат Лайн, и ни премного благодарности - не за что».