После ссоры
Шрифт:
– Я… уезжала, – отвечаю я.
Не знаю, стоит ли говорить, что я оставалась у Хардина.
– У Хардина, – заканчивает она за меня, и я отвожу взгляд. – Я знаю; он попросил твой номер, выходя из боулинга, и не вернулся.
Стеф улыбается во весь рот, она явно за меня рада.
– Не рассказывай никому. Я не знаю точно, что между нами происходит.
Стеф обещает молчать, и оставшуюся часть дня мы болтаем о ней и Тристане, пока он сам не появляется, чтобы забрать ее поужинать. Тристан целует ее, когда она открывает дверь, держит за руку, пока она собирается, и все время улыбается. Почему Хардин не может быть со мной таким?
От Хардина ни слуху ни духу уже несколько часов, но я не хочу писать ему первая. Это глупо, но меня это не волнует. Когда Стеф и Тристан уходят, собираю вещи, чтобы пойти в душ. В этот момент начинает вибрировать телефон. Мое сердце чуть не выпрыгивает из груди: это Хардин.
«Останешься у меня сегодня ночью», – читаю я.
Он не писал мне несколько часов и хочет, чтобы я осталась с ним? Снова?
«Зачем? Чтобы выставить меня дурой?» – отвечаю я.
Я хочу видеть Хардина, но мне досадно его поведение.
«Я уже в пути, собирайся».
Закатываю глаза от его приказного тона, но все-таки радуюсь, потому что увижу его.
Я бегу по коридору в душ, чтобы не занимать ванную в доме братства. После помывки мне едва хватает времени, чтобы собрать одежду на завтра. Мне не нравится, что придется ехать на автобусе, когда до Vance – всего полчаса езды, так что снова решаю пройтись по базам подержанных машин. Я складываю одежду в сумку, когда Хардин открывает дверь – конечно, без стука.
– Готова? – спрашивает он, хватая мою сумку с тумбочки.
Перекидываю сумку через плечо и следую за ним. Мы идем до машины в полном молчании, и я молюсь, чтобы остальная часть ночи не прошла в том же духе.
Глава 56
Я смотрю в боковое окно, не желая заговаривать первая. Через пару кварталов Хардин включает радио и выкручивает громкость на максимум. Я пытаюсь не обращать внимания, но не могу. Я ненавижу его музыкальные вкусы, у меня мгновенно начинает болеть голова. Без спросу уменьшаю звук, и Хардин на меня смотрит.
– Что? – огрызаюсь я.
– Ого, кто-то у нас в плохом настроении, – говорит он.
– Нет, просто я не хочу слушать. А если кто и есть тут в плохом настроении, то это ты. Ты мне нагрубил, а потом написал и просишь остаться с тобой, я этого не понимаю.
– Я разозлился, потому что ты зазывала меня на свадьбу. Сейчас, когда уже решено, что мы не идем туда, мне нет необходимости злиться, – отвечает он спокойно и уверенно.
– Это еще не решено, мы это даже не обсуждали.
– Обсуждали. Я сказал, что туда не пойду, так что расслабься, Тереза.
– Ну, ты, возможно, не собираешься, а я пойду. На этой неделе я собираюсь зайти к твоему отца, потому что Карен хочет научить меня печь, – говорю я.
Он смотрит на меня, стиснув зубы.
– Ты не пойдешь туда. И что, вы с Карен теперь – лучшие друзья? Ты едва ее знаешь.
– Ну и что? Я и тебя мало знаю.
Его лицо меняется, и я чувствую себя подавленно, но это действительно так.
– Почему с тобой так сложно? – говорит он сквозь зубы.
– Потому что ты указываешь мне, что делать, Хардин. Не надо так поступать. Если я хочу пойти на свадьбу, то пойду, и я действительно хотела бы, чтобы ты пошел со мной. Это может быть весело – может, ты даже хорошо проведешь время. Это много значит для твоего отца и Карен, хотя тебя это и не волнует.
Он ничего не отвечает, только глубоко вздыхает. Я снова поворачиваюсь к окну. Остаток пути проходит в тишине; мы оба слишком злы, чтобы разговаривать. Когда мы подъезжаем к братству, Хардин берет мою сумку и вешает ее на плечо.
– Кстати, почему ты в братстве? – спрашиваю я.
Меня мучает этот вопрос с тех пор, как я первый раз оказалась в его комнате.
Он опять глубоко вздыхает. Мы поднимаемся по лестнице.
– Потому что когда я согласился сюда приехать, общежития были переполнены, и поскольку я не хотел жить с отцом, это был один из нескольких оставшихся вариантов.
– Но почему ты остановился именно на этом братстве?
– Потому что я не хочу жить с отцом, Тесса. А кроме того, посмотри на дом; он классный, и у меня самая большая комната.
Хардин слегка усмехается, и я радуюсь, что его гнев проходит.
– Я имею в виду, почему ты не живешь за пределами кампуса? – спрашиваю я, но он лишь пожимает плечами.
Может, для этого нужно подрабатывать, а он не хочет. Я молча иду к нему в комнату и жду, пока он откроет. Почему он так упорно желает, чтобы никто туда не заходил?
– Почему ты не разрешаешь никому оставаться в твоей комнате? – спрашиваю я, и он закатывает глаза.
Он ставит мою сумку на пол.
– Почему ты всегда задаешь столько вопросов? – стонет он, усаживаясь на стул.
– Не знаю. А почему ты не хочешь ответить на них? – спрашиваю я, и он не отвечает. – Можно я повешу одежду? В сумке она помнется.
Он секунду думает, потом кивает и вынимает из шкафа вешалку. Я беру юбку и блузку и вешаю, не обращая внимания на кислое выражение, с которым он разглядывает мой наряд.
– Завтра мне надо встать раньше, чем обычно. Я должна быть на автовокзале в восемь сорок пять; остановка – через три улицы отсюда и в двух кварталах от редакции.
– Что? Ты идешь туда завтра? Почему ты мне не сказала?
– Я говорила. Просто ты был слишком занят, дулся на меня и не обратил внимания, – парирую я.
– Я тебя отвезу; тебе не надо будет идти туда и час трястись в автобусе.
Сначала я хочу отказаться, чтобы позлить Хардина, но потом решаю согласиться. Машина Хардина – намного более удобный способ попасть куда надо, чем переполненный автобус.