После «Структуры научных революций»
Шрифт:
Это действительно трудные вопросы, однако они неизбежны при попытке описания эволюционных процессов. Например, в настоящее время в эволюционной биологии оживленно обсуждается проблема идентичности. С одной стороны, эволюционные процессы порождают существа, все более адаптированные ко все более узкой биологической нише. С другой стороны, нишу, к которой они адаптированы, можно выделить только ретроспективно вместе с занимающей ее популяцией: она не существует сама по себе, без занимающей ее популяции [88] . Отсюда единство живых организмов и занимаемых ими биологических ниш. Это создает трудности в проведении разграничительной линии между живыми организмами и занимаемой ими нишей, с одной стороны, и их «внешним» окружением – с другой.
Биологические ниши можно
С биологической точки зрения ниша представляет собой мир населяющей ее группы. Обобщая, можно сказать, что мир есть наша репрезентация занимаемой нами ниши, место обитания конкретного человеческого сообщества, с членами которого мы в настоящее время вступаем во взаимодействие.
Мирообразующая роль интенциональности и ментальной репрезентации приводит нас к идее, характерной для моей позиции на протяжении долгих лет: сравните, например, мои прежние утверждения о сдвиге гештальта и т. п. Именно этот аспект моей работы внушал, будто я считаю, что мир зависит от сознания.
Однако метафора зависимого от сознания мира, как и родственная ей метафора изобретаемого или конструируемого мира, обнаружила свою полную ошибочность. Миры создаются совокупностями действующих существ (которые сами создаются мирами). И деятельность-в-мире некоторых групп есть наука. Основной единицей, развивающей науку, является группа, а группа не обладает сознанием.
Современная биологическая теория указывает на важную параллель, правда, под неудачным названием «Являются ли виды индивидами?» [89] . Производящие потомство организмы, обеспечивающие сохранение вида, в некотором смысле единицы, активность которых является предпосылкой эволюции. Но чтобы понять результаты этого процесса, нужно рассматривать единицу эволюции (не путать с единицами отбора) как общий набор генов, который изменяется благодаря бисексуальному воспроизводству.
Аналогичным образом когнитивная эволюция зависит от изменения утверждений, принимаемых сообществом. И хотя единицами, изменяющими эти утверждения, являются отдельные ученые, понимание развития познания определяется их рассмотрением как атомов, образующих некую целостность – сообщество специалистов некоторой научной дисциплины.
Первичность сообщества по отношению к его членам выражается также в концепции словаря – единицы, воплощающей в себе концептуальную или таксономическую структуру, объединяющую сообщество и одновременно изолирующую его от других групп. Представьте этот словарь в виде программы, помещенной в голову каждого члена группы. Тогда можно показать (хотя и не здесь), что члены группы отличаются не тем, что они обладают одним и тем же словарем, а тем, что их словари конгруэнтны, то есть обладают одной и той же структурой.
Лексическая структура, характерная для группы, более абстрактна, нежели индивидуальные словари или ментальные программы. Лишь эта структура, а не ее разнообразные индивидуальные воплощения, должна быть общей для всех членов сообщества. Здесь устройство структуры похоже на ее функционирование: ее нельзя понять, не включившись в сообщество, которому она служит.
Теперь, надеюсь, понятно, что моя концепция есть некая разновидность постдарвиновского кантианства.
Подобно категориям Канта, словарь служит предпосылкой возможного опыта. Однако в отличие от кантовских категорий лексические категории способны изменяться и с течением времени, и при переходе от одного сообщества к другому. Конечно, ни одно из этих изменений не является всеобъемлющим.
Независимо от того, изменяются ли рассматриваемые сообщества во времени или в концептуальном пространстве, их лексические структуры в главных своих чертах должны пересекаться, иначе не могли бы сохраняться соединительные мостки, позволяющие членам одного сообщества усваивать
Конечно, в основе всех этих процессов дифференциации и изменения должно лежать нечто устойчивое, жесткое и неизменное. Но подобно кантовской вещи-в-себе оно недостижимо и непостижимо. Находясь вне пространства и времени, этот кантовский источник устойчивости является тем целым, из которого возникают и живые существа, и их ниши, «внутренние» и «внешние» миры.
Опыт и описание возможны только при разделении описываемого и того, кто описывает. Лексическая структура, принимающая это разделение, может по-разному проводить границу между ними, что приводит к разным, хотя не абсолютно разным, формам жизни.
Один способ разграничения лучше подходит для одних целей, другой – для других. Однако ни тот ни другой нельзя признавать истинным или отвергать как ложный, ни один из них не обладает привилегированным доступом к реальному миру. Эти способы бытия-в-мире, задаваемые лексиконом, нельзя оценивать в терминах истины и лжи.
Глава 5 Проблемы исторической философии науки
«Проблемы исторической философии науки» – это первая лекция из цикла лекций в честь Роберта и Маурины Ротшильд, прочитанная Куном в Гарвардском университете 19 ноября 1991 г. В следующем году в виде буклета была опубликована факультетом истории науки Гарвардского университета.
Приглашение выступить в цикле лекций, посвященных Роберту и Маурине Ротшильд, для меня большая честь. В первую очередь я должен поблагодарить Ротшильдов и присоединяюсь в этом к факультету и университету, ибо без этого нового примера их щедрости и великодушия цикл лекций не мог бы состояться. Но я также хочу поблагодарить факультет истории науки за приглашение открыть эту серию лекций. Участвовать в подобных мероприятиях обычно приглашают выдающихся людей, которые ранее председательствовали на них. Только тот, кто открывает этот цикл, избавлен от необходимости готовиться.
Обращаясь к моей теме, позвольте сказать о том, что я попытаюсь сделать. Как многим из вас известно, образ науки, распространенный как в академии, так и за ее пределами, за последнюю четверть века радикально изменился. Я сам внес некоторый вклад в эту трансформацию, хотя теперь испытываю по этому поводу серьезные сожаления.
Это изменение постепенно начало порождать более реалистичное понимание того, что такое наука, как она действует, что может, а чего не в силах достигнуть. Однако подобная трансформация принесла побочные явления, в основном философского характера, но имеющие следствия для исторического и социологического изучения науки.
Меня смущает не в последнюю очередь, что эти следствия первоначально разрабатывались людьми, часто называвши – ми себя кунианцами. Думаю, они ошибались, и меня чрезвычайно огорчает то обстоятельство, что в течение многих лет мое имя связывали с этими разработками. Однако недавно я начал все более отчетливо осознавать, что к новому образу науки было добавлено что-то очень важное, и сегодня я попытаюсь выступить против этого.
Мой доклад состоит из трех частей. В первой части я кратко укажу на то, что считаю ошибочным, и приведу аргументы в пользу своего мнения. Вторая часть намечает тот путь, на котором можно было бы избежать ошибок и улучшить наше понимание научной деятельности. В этой, более конструктивной, части доклада я изложу отрывки из книги, над которой сейчас работаю. Но даже эти отрывки я вынужден представлять в крайне упрощенном виде, а о наиболее существенной части книги – о теории того, что я когда-то назвал несоизмеримостью, – вообще говорить не буду. Наконец, в конце доклада я коротко скажу о том, как мои нынешние воззрения внедрены в более широкий контекст моей прошлой и будущей работы.