После войны
Шрифт:
— Никак по-другому, прости, братец. Потерпи, потерпи, надо, — голос бога гулко стучал в ушах, и боль пульсировала в том же такте. Тёмные пятна перед глазами множились, сливаясь в сплошные кляксы, медленно удаляясь куда-то вверх вместе с голосом и нестихающей болью.
Я подскочил на кровати, жадно глотая воздух и держась за грудь, в которой, кажется, всё ещё торчал деревянный кол; уже не причиняя боли, но доставляя определённые неудобства. Хотя, может быть, это просто тело никак не могло поверить, что инородного предмета в нём нет.
Ощупал место удара.
За окном серели сумерки. Кажется, дымка здорово уплотнилась по сравнению со вчерашним днём. Тяжёлый туман лип к окну, давая понять, что обосновался он тут надолго, и рассвет не сможет его прогнать. Впрочем, кажется, солнце уже встало; но поручиться за это я не мог. Выстывшая и отсыревшая за ночь комната напоминала пещеру.
— Ну, Ставр, — пробормотал я, разглядывая серые клубы, в которых чудились некие неясные тени. — Хотел бы я тебе это припомнить, да только не верится, что это развлечения у тебя такие.
— Ты с кем разговариваешь? — раздался любопытный голос из-под кровати. — Помолиться решил? Или, никак, богов видишь? — хихикнул он.
— Я вообще много чего вижу, — я вздохнул и принялся одеваться. День предстоял насыщенный и тяжёлый.
Генрих сидел на любимом месте с тетрадкой, в которой что-то черкал.
— А, привет, — улыбнулся он мне, жутко сияя в темноте зелёным пламенем глаз. — Ну, как?
— Сегодня будем искать вход, — я пожал плечами и присел на лавку напротив лича.
— Не получилось, — вздохнул он. — В общем, это было предсказуемо.
— Да нет, наоборот, получилось, — я хмыкнул. — Ставр сказал, что туда влез какой-то человек, а поломанное смертным только смертный может исправить. Боги вмешиваться не имеют права.
— Ставр? — переспросил доманец.
— Наш бог огня. То есть, мой покровитель, — пояснил я. — Он всё-таки явился в мой сон. Рассказал много интересного. В кургане точно похоронен Каюш, только он не был богом. Был человеком чужой веры, который сумел у кого-то из своих богов украсть силы. Впрочем, не всё так плохо. Ставр уверен, что разбудить это существо у человека бы не получилось.
— Ну, уже что-то. Надеюсь, ты возьмёшь меня с собой под землю? Страсть как интересно, — бесхитростно улыбнулся некромант.
— Хочешь — пойдём. Только ты же не боец, а учёный.
— Ну, учёный-то учёный, только, сам понимаешь, опыт никуда не денешь, — он ухмыльнулся донельзя злорадно. — Я убивать не люблю, возражаю против убийства женщин и детей, против издевательств над пленными, но это не значит, что я не умею сражаться.
— Ладно, ладно, верю, — я поднял руки. — Пойдём вместе. Всё лучше, когда кто-то прикрывает спину. Да и веселее; не люблю я подземелья.
— Тут я с тобой соглашусь, — вздохнул он. — Ну, давай позавтракаем, и пойдём.
Нам очень не хотелось ломиться напрямик. Кто бы там ни лежал в этом кургане, ему вряд ли понравится, если гости посыплются на голову. Поэтому для начала было решено поискать обходные пути; ведь как-то же попал тот неудачник несколько сотен лет назад в чрево холма!
В общем-то,
— Только как мы внутрь попадём? Надо было лопаты взять, — вздохнул Фельдштейн.
— Ничего, без них как-нибудь. Копать у меня сейчас, честно говоря, настроения нет. Ткни пальцем, где эта дырка? Конечно, будь я земляком, было бы куда проще. Но справиться должен.
Я опустился на колени возле предполагаемой дыры, упёрся в землю ладонями и навалился на них всем весом. Доманец наблюдал с искренним любопытством, но вопросов под руку не задавал; видимо, и сам не любил, когда его отвлекают от работы, и понимал, что окружающим это может быть не менее неприятно.
Земля была сырая, поэтому поначалу дело шло тяжело. Но я поднажал, и почва под моими ладонями начала стремительно обугливаться. Чёрное пятно расползлось до полусажени в диаметре, и я решил, что этого довольно. Теперь оставалось только дорыться до полости.
Я прикрыл глаза, сосредоточившись на контроле пламени. Земля высыхала, обугливалась, превращалась в золу, потом — в лёгкий серый пепел. Да уж, куда проще было бы, будь я земляком. А так… Почва активно сопротивлялась столь жестокому вторжению, и провозился я больше часа. Впрочем, «провозился» — образное выражение. За это время я, считай, ни разу не шевельнулся, так и стоял на четвереньках, упёршись ладонями в землю. Ужасно затекли и руки, и ноги, и спина. Но, главное, цель была достигнута: с тихим шорохом облачко пепла, остатков золы и земли осело на дно. Внушительных размеров дыра вела в низкий земляной коридор.
— Ну что, не-мёртвый? Поползли потихоньку, — вздохнул я, спрыгивая вниз и зажигая огни Ставра. В подземелье сразу стало как-то уютнее, хотя идти тут всё равно предстояло в полусогнутом состоянии.
Стараясь не поднимать резкими движениями пепел с земли, следом за мной спустился лич.
— Надо же, как тут здорово всё сохранилось, — присвистнул он. — За столько лет давно уже должно было обрушиться.
— Боги делали, — я хмыкнул. — Не люди. Так что вряд ли эти стены когда-нибудь обрушатся без вмешательства извне. Ты лучше скажи, откуда смертью сильнее тянет?
— Оттуда, — он уверенно махнул вперёд, в сторону середины кургана. — Там тупик сзади, достаточно недалеко. Пойдём?
— Пойдём потихоньку, — я согласно кивнул, и мы, согнувшись в три погибели, побрели по подземному коридору. Он был низкий, но довольно широкий, что позволяло двигаться рядом. — Тут далеко, ты не чувствуешь?
— Вообще, насколько я могу судить, подземелье достаточно небольшое. Пара поворотов, и мы выберемся в центральную камеру.
Оставшийся путь проделали в напряжённой тишине, вслушиваясь в шорохи. Их, впрочем, было немного. Позади, по краям проделанной мной норы, осыпались тонкие струйки земли. Где-то скреблось неизвестное мелкое животное. В общем-то, всё.