Последнее дело императрицы
Шрифт:
– Я спустился, когда Неар с целителем вернулись, — уныло бормотал Хейн где-то в отдалении.
Они шли следом, и Теро это слышал по хрусту, звону и приглушённой брани. Шары светили так же ярко, и смотреть на огонь прямо — всё равно, что на солнце, но круг света под его ногами сильно уменьшился. Теро сильно зажмурился и снова открыл глаза, но вокруг ничего не изменилось.
– И что сказал целитель? Вы её искали?
Хейн вздыхал. Он вздыхал каждый раз и именно на этом месте истории. Вздыхал и вздыхал, и Теро хотелось садануть ему в солнечное сплетение, чтобы перестал.
– Целитель
В ту ночь в императорском саду не горело ни единого шара пламени. В ту ночь потухли все огни во всех галереях.
– Почему не стали? Почему? — в раздражении Теро пнул подвернувшийся камень. Тот отлетел в сторону и глухо стукнулся, как будто упал в глубокий колодец. С каждым шагом Теро становилось всё сильнее не по себе.
Он шёл, чувствуя, как тяжелеют ноги. Уже не раз и не два он запинался то за кусок каменной кладки, то за основание рассыпавшейся колонны, чудом удерживался от падения и шёл дальше. Пыль и каменная крошка, вознесённая в воздух его же движениями, лезла в нос и в горло, не давая глубоко дышать.
Если бы Теро был здесь в тот вечер, когда сбежала Орлана, если бы ему доложили чуть раньше, он обшарил бы каждый закоулок тронной залы. Он бы прочитал все руны на осыпавшихся стенах. А если бы погасли огненные шары, он бы ощупал каждый камень. И убедился бы, что она осталась здесь. Что никуда она не сбежала. Ни через какое окно.
Что она здесь, здесь, здесь. Просто прячется до поры до времени за кучами каменных осколков. И ветер прячет её дыхание за шорохом сухих листьев, потому что ветер с ней заодно.
Под ногами захрустело стекло, а значит, он был уже недалеко от огромных оконных проёмов, которые разевали беззубые пасти прямо в сад и в небо. Теро прищурился, ему казалось, что теперь он видит и серое небо, и даже облака на нём, и далёкую чёрную ленту леса. Шар белого пламени качнулся и отплыл назад.
Прямо перед ним, у одного из разрушенных проёмов, стояла императрица. Чёрное платье, застёгнутое под горло, руки, сложенные у талии, и на манжете одна пуговица — оторвана.
Будто Орлану швырнули на пол, а она едва успела выставить впереди себя руки.
Она спокойно улыбалась ему в глаза. Без злости, без истерики. Бледные губы дрогнули, и Теро показалось, что он ощутил теплоту её дыхания.
"Умри", — хотела сказать она, но вместо этого снова улыбнулась.
– Это она! — крикнул Теро, одновременно шарахаясь назад и делая выпад мечом.
Сталь рассекла воздух, и пыль закружилась с удвоенной скоростью. Белое пламя дрогнуло вовсе не от ветра — остриём меча Теро зацепил огненный шар, и потоком воздуха тот потянуло вперёд.
Голый оконный проём в три человеческих роста ощетинился на него отбитыми кусками отделки.
– Кто? Да где же?
Двое солдат, тоже с оружием наизготовку, обступили Теро с обеих сторон. Они крутили головами, но, конечно же, не видели никого, потому что никого и не было. Только в воздухе — он чуял — по-прежнему висел тонкий аромат её духов.
Таких стойких, что они сохранились даже после трёх дней, проведённых в камере. Вызвав Орлану оттуда для единственного разговора,
Было тихо, и солнце подкрасило краешек неба в цвет поблекших чернил. Этель сама не заметила, как задремала, одной рукой касаясь запястья Эйрин, другую подложив под голову. В тепле прогретого за ночь дома ей не снилось снов.
С первым лучом рассвета, по ещё сумрачному городу, она вернулась из имения Сайорана, заглянула в комнату дочери и нашла ту мирно спящей. Другая дверь — в соседнюю комнату — была заперта. Этель глотнула ещё тёплой воды из чайника и ушла ждать пробуждения Эйрин. Она сама не заметила, как заснула, поддавшись умиротворяющему теплу ожившего за время её отсуствия дома.
А когда проснулась, бледное осеннее солнце поднялось уже так высоко, что цеплялось за ветки деревьев. Эйрин не спала. Заложив руки за голову, она смотрела в потолок и улыбалась одними губами.
– Доброе утро, — сказала ей Этель.
Эйрин дёрнулась, обернулась и обеими руками обхватила её за шею, прижалась так близко, как только могла прижаться.
– Я не думала, что ты придёшь.
– Я искала тебя, родная. — Этель убрала с её лица прядь волос.
Вечная растрёпа Эйрин терпеть не могла заколок и причёсок и недовольно трясла головой каждый раз, когда Этель пыталась что-то сделать с её волосами, но сейчас даже не обратила внимания на её невольный жест.
– Как же ты меня напугала. — Этель провела кончиками пальцев по щеке дочери. Боль в груди утихла, и, в сущности, ей было всё равно, почему. Потому ли, что отдохнувший организм нашёл в себе силы придавить болезнь, или потому что в мир пришла новая императрица, и мир возрождался, прорывая тонкие чешуйки почек, под которыми таились нежные листья.
Эйрин помолчала, вздыхая под её рукой, потом подняла взгляд и спросила. Без патетики, без горечи. Спросила, как будто собиралась узнать, какую погоду на завтра обещали маги природы.
– Что теперь будем делать?
Тёмные спутанные волосы скользили между пальцами. "Моя кукла", — называла Этель свою дочь, когда та была совсем маленькой. И волосы скользили между пальцами точно так же. Потом… потом они уже редко бывали так близко, чтобы дотянуться до волос.
– Теперь, когда ты поправишься, я тебя заберу, и мы уйдём из этого мира. Он скоро умрёт, — призналась Этель, глядя ей в глаза.
Эйрин заулыбалась, будто собиралась рассказать о самом приятном сюрпризе.
– Уже не умрёт. Ты знаешь, я…
– Я знаю, — оборвала её Этель, не вовремя думая о том, чтобы не получилось слишком резко. — Мир призвал тебя, и ты приняла его. Я это уже поняла.
Она кусала губы, чувствуя солёный привкус крови. Она не знала, как объяснить всю проблему улыбающейся дочери.
– Я знаю, и они знают. И скоро это узнает Теро, а он не захочет мириться с конкуренткой, понимаешь?
Эйрин недовольно тряхнула головой, заставляя Этель убрать руки с её волос, и села на кровати. Простое платье, в котором девушка выбежала из дома вчера, измялось, и пара пуговиц у горла расстегнулась, так что Этель хорошо видела, как от возмущения бьётся жилка на шее Эйрин.