Последнее дело. Между строк, или Группа риска
Шрифт:
От кровавых событий Гражданской войны Владимир Александрович с хозяином перешли, по традиции, к обсуждению политических новостей.
– Ох, Борис Аркадьевич, вижу, не любите вы нашу нынешнюю страну… – с улыбкой покачал головой Виноградов в ответ на резкие и точные оценки собеседника.
– Наверное, потому, что я слишком любил страну ушедшую… – вздохнув, признался самому себе писатель Жаботинский, которого во времена Советского Союза считали бунтарем и вольнодумцем. – Страну своей молодости. Страну своих надежд…
Борис Аркадьевич поставил чашку:
– Ну, Володя, рассказывайте, что у нас нового, в нашем писательском мире?
– Вам должно быть виднее. – Отвечая хозяину, Виноградов достаточно выразительно перевел взгляд на женщину за письменным столом. – Или я ошибаюсь?
– Не ошибаетесь, – подтвердила Юлия Эдуардовна.
– Да, пожалуй… – кивнул Жаботинский. – Вы уже посмотрели список книг, которые были изданы в этом году на бюджетные деньги?
– Только то, что раскопали журналисты.
– Как вы думаете, почему там практически нет популярных, успешных писателей?
– Интриги и жадность?
– Не только. – Хозяин квартиры взял чашку и сделал глоток. – Дело в том, что известные авторы, вроде вас, и так хорошо издаются. Большими тиражами, за приличные деньги… Авторские права на их новые тексты покупают еще до написания. Поэтому за государственный счет печатают макулатуру, которую никто другой ни издавать, ни прочитать не хочет. Но, все же, за некоторыми исключениями.
– Например?
– Например, иногда издаются дебютные тексты молодых литераторов.
– Очень редко и мало.
– Согласен! Но все-таки хоть иногда издаются… Честно говоря, для удовлетворения амбиций большинства современных писателей вполне хватило бы тиражей в пятьдесят или сто экземпляров. На подарки друзьям и знакомым… ну и на парочку встреч с посетителями в филиале районной библиотеки. Или даже для получения какой-нибудь литературной премии… Так что нынешнее руководство Союза писателей вот уже много лет существует само по себе, а отечественная словесность, простите за выражение, сама по себе. И вы с Колей Проскуриным, как это ни прискорбно, станете точно такими же. С возрастом. Хотя даже не в возрасте дело…
Борис Аркадьевич удостоверился, что собеседник его внимательно слушает, потом продолжил:
– Руководить союзом должны такие люди, которые приходят что-то давать, а не брать.
– Вы что, действительно всерьез считаете возможным оживить писательскую организацию? – удивился Виноградов.
– А вы? – неожиданно опередив хозяина квартиры, задала вопрос Юлия Эдуардовна.
– Я считаю, что в нынешнем виде союз обречен. Форма не соответствует содержанию. Изменились страна, мир, политика, экономика… и любые попытки реанимировать его – это как с трупом, в котором уже началось разложение. Сколько, знаете ли, ни делай искусственное дыхание рот в рот покойнику, сколько ему ни прикладывай электроды на сердце – все будет без толку!
– Я хотела бы верить, что вы ошибаетесь.
– К сожалению, вряд ли… – Владимир Александрович повернулся и чуть не задел локтем чайную чашку. – Но уже давно всем известно, что Союз писателей, как и остальные так называемые творческие союзы, имеет убывающе малое значение. Чтобы не сказать – исчезающе малое.
– Тем не менее многие люди стремятся вступить в наш союз, – возразила ему собеседница. – Вы бы видели, сколько лежит заявлений в приемной комиссии!
– Приемная комиссия – отдельный разговор! Помню, кто-то сказал, что прозаики или поэты, как правило, понимают сами про себя, кто чего стоит. А вот друг про друга – уже нет. Один пользуется заслуженной популярностью, другой – не вполне заслуженной, третьего не читают, но хвалят, четвертый и вовсе печатается за свой счет…
– Это вы к чему?
– А к тому, что в приемной комиссии заседают какие-то непонятные тети и дяди, которые…
– Так всегда было, так есть и так будет. – Пока гости спорили между собой, хозяин протянул руку, открыл книгу, лежавшую возле кровати, нашел нужное место и с выражением прочитал: «Кто они, эти критики? На врачебный консилиум зовут врачей, на юридическую консультацию – юристов, железнодорожный мост оценивают инженеры, дом – архитекторы, а вот художество всякий, кто хочет, люди, часто совершенно противоположные по натуре всякому художеству» [4] .
4
Иван Бунин «Окаянные дни».
– Одному нравится арбуз, другому свиной хрящик, – процитировала по памяти Юлия Эдуардовна.
После чего, оставив за собой решающее слово в разговоре с Виноградовым, собрала на поднос всю посуду и вышла на кухню.
Жаботинский посмотрел на дверь, за которой она скрылась:
– Не надо ворошить эту историю, Володя.
Они слишком хорошо относились друг к другу, чтобы Владимир Александрович стал притворяться, будто не понимает, о чем идет речь:
– Почему?
– Ну пропала какая-то макулатура со склада… кому это интересно? Вот, допустим, найдут с вашей помощью похитителей… И посадят в тюрьму. Хотя, на мой взгляд, наверное, лучше было бы их в нашу районную библиотеку отправить, на принудительные работы. Чтобы с утра до вечера шесть дней в неделю выдавали произведения советских классиков пенсионерам и школьникам. Или книжные полки от пыли протирали… – Борис Аркадьевич приподнялся на локте: – Еще один скандал! И все равно ничего не изменится. А вы и ваши друзья себе только новых врагов наживете.
– Умный враг – большой подарок в жизни, – напомнил Владимир Александрович хозяину его же собственные слова.
Но Жаботинский в ответ отрицательно покачал головой:
– Подождите немного, Володя! Уйдет поколение нынешних литературных стариков, и вы займете их место в президиуме. Так сказать, естественным путем…
– Мне это не нужно, сами знаете.
– Да, я знаю. Но люди меняются. И обстоятельства тоже.
– К тому же, Владимир, не забывайте про тот, другой, Союз писателей… – Юлия Эдуардовна остановилась в дверях. – Они будут рады использовать любой повод, любую причину, чтобы опорочить нас перед городскими властями. Нельзя дать им такую возможность! Вы же, наверное, понимаете, что это может отразиться на распределении средств, на бюджетном финансировании нашей издательской деятельности…
– Володя, вы ведь не на их стороне? – на всякий случай уточнил Борис Аркадьевич.
Честно говоря, по прошествии четверти века Виноградов толком не помнил уже ни причин, ни деталей раскола писательского сообщества на две непримиримые, противоборствующие организации. Однако председатель «другого» Союза писателей некто Борис Козлов был симпатичен Владимиру Александровичу еще меньше, чем свой собственный Валерий Протопопов.
– Нет, не надо беспокоиться. Я уж точно не на их стороне.