Последнее искушение Христа (др. перевод)
Шрифт:
Наконец он подошел, ступил на камень и распростер руки. И единственное слово, радостное и ликующее, вырвалось из его уст:
— Братья!
Люди удивленно посмотрели друг на друга, и никто не ответил.
— Братья! — снова прозвучал торжественный крик, — братья, я счастлив вас видеть!
— Зато мы не хотим тебя видеть, римский прихвостень! — прорычал Варавва и поднял с земли тяжелый камень.
— Мальчик мой! — зазвенел душераздирающий крик, и Мария кинулась обнимать своего сына. Она смеялась, плакала и осыпала его ласками, но он, не говоря ни слова, отстранил ее и пошел навстречу Варавве.
— Варавва,
— Не подходи! — взревел Варавва и заслонил Магдалину. Но она уже услышала возлюбленный голос и вскочила.
— Иисус! Помоги! — раздался ее крик.
В одно мгновение Иисус оказался на краю ямы. Магдалина карабкалась вверх, цепляясь ногтями за камни. Иисус нагнулся и протянул ей руку. Женщина ухватилась за нее, и он вытащил ее на поверхность. Окровавленная, она упала на землю, переводя дыхание. Варавва бросился к ней и придавил ее ногой к земле.
— Она моя! — прорычал он, поднимая камень. — Я убью ее. Она осквернила субботу. Смерть ей!
— Смерть! Смерть! — завыла толпа в страхе, что жертва может улизнуть.
— Смерть! — выкрикнул Зеведей, глядя на нищих, окружавших пришельца, который, несомненно, забивал им головы глупыми идеями. «Горе нам, если нищие начнут своевольничать», — подумал он и снова закричал: «Смерть!» — ударяя посохом о землю.
Иисус поднял руку, чтобы удержать Варавву.
— Варавва, — промолвил он печально и мягко, — разве ты никогда не нарушал заповедей Господа? Разве ты никогда в своей жизни не крал, не убивал, не прелюбодействовал и не лгал? — он повернулся к воющей толпе и оглядел всех, медленно переводя взгляд с одного на другого. — Пусть первым бросит камень тот, кто не знает за собой ни единого греха!
Толпа вздрогнула, по одному люди начали отступать, пытаясь скрыться от цепкого взгляда, который, казалось, проникал в самые глубины их памяти. Мужчины припоминали всю ложь, сказанную ими за свою жизнь, все несправедливости, всех чужих жен, которых они уложили в постель; женщины прятали лица платками, и камни выпадали из их рук.
Но когда Зеведей увидел, что сброд того и гляди одержит победу, его охватила ярость. Иисус снова оглядел собравшихся, заглядывая каждому в душу.
— Так пусть же первым бросит камень тот, кто никогда не грешил.
— Я, — крикнул Зеведей. — Варавва, дай мне свой камень. Невинности нечего бояться. Я брошу его.
Варавва с радостью передал ему свой камень и отошел в сторону. Зеведей подошел к Магдалине, взвешивая в руке камень, чтобы ударить ее точно по голове. Магдалина свернулась у ног Иисуса и лежала спокойно — теперь она не боялась смерти.
Разъяренные нищие с ненавистью смотрели на старого Зеведея, пока из их толпы не вышел самый истощенный.
— Эй, Зеведей, — закричал он, — помнишь ли ты о Господе? Ты не боишься, что у тебя отсохнет рука? Вспомни-ка, разве ты никогда не обижал бедных? Никогда не отбирал у сирот виноградники, чтобы продать и потуже набить свой кошель? Никогда не заглядывал по ночам к вдовушкам?
Чем больше слушал старый грешник, тем тяжелее становился камень в его руке. И вдруг он закричал, рука безжизненно опустилась, и камень, выпав из руки, рухнул ему на ногу, отбивая пальцы.
— Чудо? Чудо! — радостно
Варавва рассвирепел, его покрытое оспинами лицо стало красным, и, кинувшись к сыну Марии, он ударил его по щеке.
— Ударь и по другой, Варавва, брат мой, — подставляя другую щеку, спокойно промолвил Иисус.
Рука Вараввы застыла в воздухе, глаза округлились. Кто это был? Человек? Привидение? Дьявол? Ошеломленно он сделал шаг назад, не спуская глаз с Иисуса.
— Ударь и по другой щеке, Варавва, брат мой, — повторил Иисус.
В это мгновение из тени фигового дерева, появился Иуда — все это время он, наблюдая, стоял в стороне. Убьют Магдалину или нет, ему было безразлично, но ему нравилось слушать, как нищие обвиняют Зеведея в грехах. Когда же он увидел Иисуса в белой одежде на берегу озера, сердце его забилось.
«Сейчас станет ясно, кто он такой, чего он хочет и что за весть он принес людям», — пробормотал Иуда, настораживаясь. Но с самого начала, с первого же слова «братья» он помрачнел.
«Он все такой же, — горестно решил Иуда. — Нет, мы не братья. Израильтяне и римляне не братья, да и между израильтянами не все братья. Саддукеи, продавшиеся Риму, деревенские старейшины, оправдывающие тиранов, — не братья нам. Ты плохо начал, сын плотника. Берегись».
Но когда он увидел, как Иисус беззлобно и с нечеловеческой мягкостью подставляет другую щеку, ему стало страшно. «Кто он? Так… так подставлять другую щеку! На это способен только ангел, только ангел… или трусливый пес». Он подскочил к Варавве и схватил его за руку как раз в тот момент, когда тот готов был обрушить ее на сына Марии.
— Не трогай его! — глухо произнес он. — Уходи!
Варавва изумленно поднял глаза на Иуду — они были из одного братства и не раз бок о бок врывались в города и деревни, чтобы расправиться с предателями Израиля. И вдруг…
— Ты, Иуда? Ты? — пробормотал Варавва.
— Да, я. Уходи!
Варавва не шелохнулся. В их братстве Иуда считался старше его, и он должен был ему повиноваться, но достоинство не позволяло ему уступить.
— Уходи! — снова приказал рыжебородый.
Головорез склонил голову и бросил на сына Марии ненавидящий взгляд.
— Ты так от меня не уйдешь! — проскрежетал он, сжимая кулаки. — Мы еще встретимся! — и, скрепя сердце, он бросил своим спутникам: — Пошли!
ГЛАВА 13
Солнце уже клонилось к закату. Лихорадка дня улеглась, ветер утих, озеро сверкало голубыми и розовыми красками. Несколько аистов стояли на одной ноге на мелководье, высматривая в озере добычу.
Нищие замерли в ожидании, не спуская глаз с сына Марии. Чего они ждали? Они позабыли о своем голоде и наготе, о жадности хозяев, которым не хватило великодушия оставить на своих виноградниках несколько гроздьев, чтобы скрасить их бедность. С утра они обошли все виноградники, но их корзины остались пусты. То же было и с зерном — они ходили от поля к полю с пустыми мешками, возвращаясь затемно к своим голодным детям. Но сейчас — непонятно, как и почему, — им казалось, что корзины их заполнились. Они смотрели на человека в белом и не могли заставить себя уйти. Чего они ждали? Они и сами не могли бы сказать.