Последнее искушение Христа
Шрифт:
– Как бы ты поступил, Нафанаил, будь ты женихом? – снова спросил Иисус, медленно, настойчиво и умоляюще лаская взглядом чуждое лукавству простодушное лицо сапожника.
– Я бы отворил… – ответил Нафанаил, понизив голос, чтобы не услыхал староста. Он больше не мог противиться взгляду Сына Марии.
– Радуйся, Нафанаил, – обрадованно сказал Иисус и, словно для благословления, простер к нему руку. – В эту минуту ты живым вошел в Рай. Ведь именно так и поступил жених.
Он позвал слуг и велел им:
– Отворите дверь! Здесь идет свадьба, – все должны есть, пить и веселиться, так пусть же неразумные девы войдут. И вымойте,
На обрамленных длинными ресницами глазах Магдалины выступили слезы. О, если бы она могла поцеловать уста, изрекшие эти слова! Добряк Нафанаил сиял весь, как медный грош, словно и вправду оказался уже в Раю, но тут язвительный староста поднял свой посох и взвизгнул:
– Ты вступаешь в противоречие с Законом, Сыне Марии.
– Это Закон вступает в противоречие с сердцем моим, – спокойно ответил Иисус.
Сын Марии продолжал говорить, пока не пришел выкупавшийся, благоухающий, с зеленым венком поверх нежных кудрей жених. Он выпил, был в хорошем настроении, и нос его сиял. Резким толчком жених распахнул дверь, и следом за ним гости устремились в дом. Вошел и Иисус, держа за руку Магдалину.
– Кто такие мудрые девы, а кто – неразумные? – тихо спросил Петр Иоанна. – Как ты понял это?
– Так, что Бог есть Отец, – ответил сын Зеведеев.
Пришел раввин, и свадьба началась. Жених и невеста стояли посреди дома, гости проходили мимо, целуя их и желая, чтобы они родили сына, который избавит Израиль от рабства. А затем заиграли лютни, все стали петь, плясать, и Иисус тоже пил и плясал вместе до своими друзьями.
Время шло.
Когда взошла луна, они снова отправились в путь. Стояла уже осень, но дневное тепло еще не ушло полностью и все еще сохранялось, и потому идти в прохладе южной ночи было приятно.
Они шли, устремив взгляд в сторону Иерусалима. После выпитого окружающий мир изменился, тела стали легкими, словно души, и неслись как на крыльях, имея по левую руку Иордан, а по правую – мягкую, плодородную равнину Завулон. В лунном свете она простиралась уставшая, удовлетворенная и исполнившая в этом году свой долг, еще тысячелетия назад доверенный ей Богом: подняла в полный рост посевы, нагрузила урожаем виноградники, взрастила маслины и теперь лежала, словно роженица, усталая и удовлетворенная.
– Радость-то какая, братья, – без устали повторял Петр, который все не мог нарадоваться тому, что вчера вечером отправился в путь и обрел таких друзей. Происходило ли все это на самом деле? Или, может быть, это был сон? Может быть, нас околдовали? Песня так и рвалась из груди!
– Ну-ка, давайте все вместе! – сказал Иисус, выступил вперед и, запрокинув голову, запел.
Голос его был слаб, но приятен и полон страсти. Справа и слева звучали мелодичные, исполненные нежности голоса Иоанна и Андрея. Некоторое время пели только эти три высоких голоса – дрожащие, очаровательные. Они брали за душу, и, слушая их, хотелось сказать: «Вот сейчас больше не выдержат и иссякнут один за другим!» Но голоса все изливались из какого-то глубинного источника и снова набирали силы. И вдруг – о, как это было прекрасно, какая сила была в этом! – воздух сотрясли тяжелые, торжественные, мужественные голоса Петра, Иакова и Иуды, и все вместе – каждый с присущим ему обаянием и силой – запели возносящийся в небо радостный псалом святого странствия:
О, нет в мире ничего прекраснее, ничего сладостнее,Чем путь, что братья совместно совершают!Это словно ладан святой, источаемый брадой Аароновой,Это словно роса Ермонская, выпадающая в горах Сиона:Бог ниспосылает там благословление и жизнь Во веки веков!Часы уходили, звезды тускнели, стало светать. Они оставили позади рыжие земли Галилеи и вступили в черные земли Самарии.
– Давайте пойдем другой дорогой, – предложил, остановившись, Иуда. – Это еретическая, проклятая земля. Перейдем по мосту через Иордан и выйдем на другой берег. Грех приближаться к отступникам от Закона, Бог их осквернен, вода и хлеб их осквернены. «Кусок хлеба самаритянского все равно, что кусок свинины», – говорила моя мать. Пойдем другой дорогой!
Но Иисус спокойно взял Иуду за руку, и они пошли дальше.
– Если чистый прикоснется к оскверненному, оскверненный очищается, брат мой Иуда, – сказал Иисус. – Не противься. Мы пришли к ним, к грешникам, ибо разве нужны мы безгрешным? Здесь, в Самарии, доброе слово может спасти душу. Доброе слово, доброе дело, улыбка проходящему мимо самаритянину – ты понял, Иуда?
Иуда злобно огляделся вокруг и, понизив голос, чтобы не услыхали другие, сказал:
– Не таков путь. Нет, не таков. Но я терплю, пока мы не добрались до сурового пустынника. Он и рассудит. А дотоле веди куда хочешь, делай что хочешь – я буду с тобой.
Он закинул корявый посох на плечо и пошел вперед один.
А остальные шли, ведя беседу. Иисус говорил им об Отце, о любви, о Царстве Небесном, пояснял, какие души есть неразумные девы, а какие – мудрые, что есть светильники, что есть масло, кто есть жених и почему неразумные девы не только вошли в дом, как и мудрые, но более того: только к ним и пришли слуги вымыть усталые ноги. Четверо друзей слушали, границы их разума раздвигались, а сердца укреплялись. Грех предстал пред ними неразумной девой, которая стоит с потухшим светильником пред дверью Господа, умоляет и льет слезы…
Они все шли и шли. Между тем вверху, на небе, собрались тучи и лик земной потемнел: в воздухе пахло дождем.
Они добрались до первого селения у подножия священной горы предков Гаризим. На краю селения находился старый-престарый колодец Иакова, окруженный финиковыми пальмами и тростником. Праотец Иаков приходил сюда за водой, чтобы напиться самому и напоить овец. Каменный край колодца был глубоко изъеден веревками, тершимися о него на протяжении многих поколений. Иисус устал, его сбитые о камни ноги кровоточили.
– Я устал и останусь здесь, – сказал он. – Вы же сходите в селение и постучитесь в двери домов – может быть, найдется добрая душа, которая подаст нам кусок хлеба. А если к колодцу придет за водой какая-нибудь женщина, мы и жажду утолим. Уповайте на Бога и на людей.
Пятеро отправились было в путь, но затем Иуда передумал.
– Я не пойду в нечестивое селение, – сказал он. – Не стану есть оскверненный хлеб. Подожду вас под этой смоковницей.
Тем временем Иисус прилег в тени тростниковых зарослей. Его мучила жажда, но колодец был глубок – как из него напиться? Он опустил голову и погрузился в раздумья. Трудный путь избрал он себе, тело его было слабым, усталость одолевала его, он уморился и не имел сил даже на то, чтобы собраться с духом. Бывало, он уже падал ниц, но тут Бог снова приходил к нему, словно легкий свежий ветерок, тело его снова набиралось сил, поднималось и устремлялось вперед… Доколе? До смерти? Или еще далее – и после смерти?