Последнее королевство
Шрифт:
– Да, – покорно согласилась Брида, а мне пришлось притвориться, будто я подавился дымом.
Затем Эльсвит подарила нам по распятию. У нее было приготовлено два распятия, оба из серебра, но, пошептавшись с монахиней, она заменила одно серебряное распятие на маленькое деревянное, которое и подарила Бриде. Я получил серебряное и тут же послушно повесил его на шею и поцеловал, к умилению Эльсвит. Брида поспешно повторила мой жест, но ни один ее поступок не мог теперь вызвать умиления жены Альфреда. Брида была незаконнорожденной преступницей.
Альфред с наступлением ночи вернулся из Батума, и мне пришлось сопровождать его в церковь, где начались бесконечные молитвы и славословия. От монотонного
Беокка внушал мне, что это большая честь и лишь немногим выпадает счастье трапезничать с королем, но я с детства ел с датскими вождями, которым, кажется, было безразлично, кто с ними сидит, лишь бы он не плевал в кашу, так что приглашение меня не впечатлило. Я был голоден и мог бы съесть целого жареного быка, поэтому сгорал от нетерпения, пока мы церемонно омывали руки в поднесенных слугами тазиках с водой, а потом стояли рядом с высокими стульями и креслами, дожидаясь, когда же Альфред с Эльсвит выйдут к столу. Епископ вознес молитву, прося Господа благословить то, что мы собирались съесть, за это время еда остыла, а когда мы все-таки сели за стол, каким разочарованием оказался ужин!
Ни свинины, ни баранины, ни говядины – ничего, что понравилось бы мужчине, только творог, порей, яйца всмятку, хлеб, разбавленный эль и холодная похлебка из ячменя, вкусная, как лягушачья икра. Альфред весь обед повторял, как это прекрасно, но под конец признался, что его мучают ужасные боли в животе, а такая еда хоть как-то их уменьшает.
– Мясо причиняет королю страдания, – пояснил мне Беокка.
Он был одним из трех священников, удостоенных чести сидеть за длинным столом. Кроме того, там был беззубый епископ, который крошил хлеб в похлебку, два олдермена и, разумеется, Эльсвит, которая в основном и вела всю беседу. Она негодовала, что датчанам позволено остаться в Редингуме, но наконец Альфред признал, что у него не было выбора, что он просто сделал уступку ради восстановления мира, и на этом спор закончился. Эльсвит радовалась, что муж договорился об освобождении юных заложников, которых держали в армии Хальфдана. Альфред же упомянул о своих опасениях, как бы эти молодые люди не отбились от истинной церкви. Он глядел на меня, произнося это, но я не обратил на него внимания: меня больше интересовала одна из служанок, молодая девушка с копной темных кудрей, года на четыре-пять старше меня. Она была поразительно хороша, и я гадал, не та ли это девушка, которую Альфред приблизил, дабы благодарить Бога за возможность противиться искушению. Позже, гораздо позже, я выяснил, что это та самая девушка, по имени Меревенна, и тогда же я возблагодарил Бога, что не противился искушению. Но до этого мой рассказ дойдет еще не скоро, пока же я находился в распоряжении Альфреда или, скорее, Эльсвит.
– Утред должен научиться читать, – сказала она.
Не знаю, какое ей было дело, умею я читать или нет, но никто не стал с ней спорить.
– Аминь, – отозвался Беокка.
– Его могут учить монахи из Винбурнана, – предложила она.
– Прекрасная мысль, моя госпожа, – сказал Беокка, а беззубый епископ принялся кивать и пускать слюни в знак одобрения.
– Аббат Хевальд – усердный наставник, – заметила Эльсвит.
На самом деле аббат Хевальд был одним из тех болванов, которые скорее вколачивают знания в юношей, нежели преподают, но, без сомнения, именно это Эльсвит и подразумевала под усердием.
– Мне казалось, – проговорил Альфред, – что юный Утред хочет стать воином.
– В свое время, если Бог того пожелает, так и будет, – сказала Эльсвит, – но какая польза от воина, который не может прочесть слово Божье?
– Аминь, – вставил Беокка.
– Никакой пользы, – согласился Альфред.
Я подумал, что учить воина чтению так же полезно, как учить танцам пса, но ничего не сказал. Однако Альфред почувствовал мой скептицизм.
– Зачем воину нужно уметь читать, Утред? – спросил он.
– Всем нужно уметь читать, – с готовностью ответил я, за что Беокка одарил меня улыбкой.
– Воин, умеющий читать, – терпеливо объяснил Альфред, – это воин, который сможет прочесть приказ, сможет узнать волю своего короля. Предположим, ты в Нортумбрии, Утред, а я в Уэссексе, как же ты узнаешь, чего я хочу?
От подобного предположения захватывало дух, хотя я был слишком юн, чтобы понять все до конца. Если я в Нортумбрии, а он в Уэссексе, тогда мне нет никакого дела до его желаний, – но, конечно же, Альфред уже рассчитал все наперед, далеко наперед. Он говорил о том времени, когда появится единое английской королевство с одним английским королем. Я просто уставился на него, разинув рот, а он мне улыбнулся.
– Поэтому поезжай в Винбурнан, молодой человек, – сказал он, – и чем раньше ты там окажешься, тем будет лучше.
– В самом деле? – Эльсвит не знала о причинах спешки и тут же что-то заподозрила.
– Датчане, моя дорогая, – пояснил Альфред, – будут искать обоих детей, и если узнают, где они, потребуют вернуть.
– Но всех заложников все равно освободят, – возразила Эльсвит, – ты же сам сказал.
– А разве Утред заложник? – вкрадчиво спросил Альфред, глядя на меня. – Или над ним нависла угроза превращения в датчанина?
Его вопросы повисли в воздухе, я даже не попытался ответить.
– Мы должны сделать из тебя настоящего англичанина, – сказал Альфред, – поэтому утром ты поедешь на юг. И девочка тоже.
– В девчонке нет проку, – решительно заявила Эльсвит, отправившая Бриду на кухню, есть вместе с рабами.
– Если датчане узнают, что она незаконная дочь Эдмунда, – заметил один из олдерменов, – они воспользуются ею, чтобы очернить память короля.
– Она ничего им не сказала, – вставил я, – она знала, что датчане станут издеваться над королем.
– Значит, в ней есть и что-то хорошее, – нехотя признала Эльсвит и отважилась на яйцо всмятку. – Но что ты станешь делать, – обратилась она к мужу, – если датчане обвинят тебя в похищении детей?
– Солгу, разумеется, – ответил Альфред.
Эльсвит захлопала глазками, но епископ забормотал, что ложь эта будет угодна Богу, а значит, простительна.
Я не собирался ехать в Винбурнан. Не потому, что мне захотелось остаться датчанином, дело было во Вздохе Змея. Я полюбил меч, а он остался у Рагнара, и я хотел вернуть оружие до того, как судьба моя свернет на избранную пряхами дорогу. И конечно, я не имел желания менять жизнь с Рагнаром на сомнительные радости монастыря. Брида, насколько я знал, хотела вернуться к датчанам, и благодаря вполне оправданной поспешности, с какой Альфред отправил нас из Батума, мы получили такую возможность.
Нас отослали на следующее же утро, еще до рассвета. Мы ехали по холмам в сопровождении дюжины воинов, которым поручили доставить двух детей в центральную часть Уэссекса. Мне дали лошадь, Бриде – мула; на молодого священника по имени Виллибальд официально возложили обязанность доставить Бриду в монастырь, а меня – к аббату Хевальду. Отец Виллибальд был приятным человеком, улыбчивым и добродушным. Он умел подражать птичьим голосам и смешил нас, разыгрывая ссору дрозда с жаворонком или заставляя угадывать, какую птицу он сейчас изображает. Развлекаясь таким образом и разгадывая в придачу всякие безобидные загадки, мы добрались до поселения среди густых лесов высоко над медленно текущей рекой. Воины настояли на том, чтобы сделать тут привал, сказав, что лошадям необходим отдых.