Последнее королевство
Шрифт:
– На самом деле им самим необходим эль, – шепнул нам с Бридой Виллибальд и понимающе пожал плечами.
День выдался теплый. Лошади паслись за стеной господского дома, воины получили свое пиво, хлеб и сыр и уселись в кружок поболтать и поиграть в дротики. Мы остались на попечении Виллибальда, но молодой священник прислонился к полуразвалившемуся стогу сена и заснул на солнцепеке. Я поглядел на Бриду, она поглядела на меня – все было просто. Мы прокрались вдоль стены, обогнули невероятных размеров навозную кучу, прошмыгнули между свиньями, пасшимися в поле, прорвались через живую изгородь и оказались в лесу, где нас охватил
– Мать заставляла меня называть его дядей, – робким голоском произнесла Брида, – проклятые датчане убили его…
Нам обоим казалось – это самое смешное, что мы слышали в жизни, но потом мы взяли себя в руки и спешно двинулись на север.
Прошло много времени, прежде чем воины нас хватились и привели охотничьих псов из дома, где покупали эль. К тому времени мы уже успели перейти ручей, еще раз сменить направление, найти возвышенность и затаиться. Они нас не нашли, хотя весь оставшийся день мы слышали, как в долине лают собаки. Должно быть, воины обшаривали берег реки, а мы были высоко на холме и в безопасности.
Они искали два дня, так и не приблизившись к нашему укрытию, а на третий день мы увидели на дороге под холмом скачущую на юг кавалькаду Альфреда. Переговоры в Батуме завершились, значит, датчане возвращались в Редингум, а мы оба понятия не имели, как туда добраться. Но мы знали, что Батум лежит на западе от Редингума, а еще знали, что нам нужна река Темез. Оставалось всего две задачи: чем прокормиться и как не попасться.
То было счастливое время. Мы воровали молоко, доя коров и коз. Оружия у нас не было, но мы сделали дубины из веток и спугнули какого-то бедолагу, который старательно копал канаву. У него с собой был хлеб и гороховый пудинг, и мы украли эту еду. Еще мы ловили рыбу руками, как меня научила Брида, и жили в лесу. Я снова надел на шею амулет Тора. Брида выкинула свое деревянное распятие, но я свое сохранил, ведь оно было дорогим.
Через несколько дней мы стали совершать переходы по ночам. Сначала мы оба боялись, ведь по ночам из своих тайных укрытий выходят скедугенганы, но мы хорошо приноровились идти в темноте. Мы обходили фермы, ориентируясь по звездам, и научились двигаться бесшумно, как тени. Однажды ночью к нам приблизилось что-то большое и сопящее: мы слышали, как оно возится, роет землю, и оба заколотили дубинами по куче листьев и заорали. Это «что-то» сбежало. Кабан? Возможно. Или же один из бесформенных, безымянных скедугенганов, насылающих кошмары.
Нам пришлось перейти ряд голых холмов, где мы сумели украсть ягненка так ловко, что пастушьи собаки нас не почуяли. Отойдя от холмов на север, мы разожгли костер и зажарили мясо, а на следующую ночь вышли к текущей между деревьями реке. Мы не знали, что это за река, но она была широкой, а неподалеку находилось поселение, в котором мы заметили небольшую круглую лодку, сделанную из гнутых ивовых прутьев и обтянутую козлиной кожей. В ту же ночь мы украли лодку, и нас понесло течением вниз, на восток, мимо селений, под мостами.
Хотя мы этого не знали, но река и была Темезом, поэтому мы благополучно добрались до Редингума.
Рорик умер. Он болел очень долго, и бывали времена, когда казалось, что он выздоравливает… Но неизвестная хворь унесла его в одночасье, и мы с Бридой оказались в Редингуме как раз в день его похорон. Рагнар, весь в слезах, стоял у погребального костра и глядел, как пламя пожирает его сына. В костер положили меч, уздечку, амулет в виде молота и маленький кораблик, и, когда все было кончено, расплавленный металл вместе с пеплом поместили в большой горшок, который Рагнар закопал недалеко от Темеза.
– Теперь ты – мой второй сын, – сказал он мне тем же вечером. И тут вспомнил о Бриде: – А ты – моя дочь.
Он обнял нас обоих, а после напился. На следующее утро он все порывался ехать бить англосаксов, но его удержали Равн с Хальфданом.
Перемирие осталось в силе. Нас с Бридой не было чуть больше трех недель, и в Редингум тем временем начали привозить первое серебро, сено и зерно. Кажется, Альфред держал слово.
А Рагнар стал заложником своего горя.
– Как я скажу Сигрид? – вопрошал он.
– Плохо, когда у мужчины только один сын, – сказал мне Равн, – почти так же плохо, как ни одного. У меня было три сына, и только Рагнар остался в живых. И у него остался только один сын.
Рагнар Младший по-прежнему находился в Ирландии.
– У него может родиться еще один сын, – сказала Брида.
– Только не от Сигрид, – ответил Равн, – хотя он может взять вторую жену. Иногда так и поступают.
Рагнар отдал мне Вздох Змея и подарил еще один браслет. Он подарил браслет и Бриде и немного утешился, выслушав историю нашего побега. Нам пришлось пересказать ее Хальфдану, а потом Гутруму Невезучему, который не спускал с нас недоброго взгляда, пока мы описывали трапезу с Альфредом и рассказывали о желании короля выучить меня грамоте. Даже охваченный горем Рагнар хохотал, когда Брида рассказывала, как выдала себя за незаконнорожденную дочь Эдмунда.
– Эта королева Эльсвит, – спросил Хальфдан, – какая она из себя?
– Не королева, – поправил я, – у англосаксов не бывает королев.
Об этом мне рассказал Беокка.
– Она просто жена короля.
– Она куница, прикидывающаяся дроздом, – сказала Брида.
– Красивая? – поинтересовался Гутрум.
– Узкая мордочка, – сказала Брида, – свинячьи глазки и поджатые губы.
– Тогда у короля в жизни мало радости, – заметил Хальфдан. – Почему же он женился на ней?
– Потому что она из Мерсии, – пояснил Равн, – а Альфреду нужно, чтобы Мерсия была на его стороне.
– Мерсия принадлежат нам! – прорычал Хальфдан.
– Но Альфред хочет ее отобрать, – проговорил Равн, – и нам следовало бы послать корабли с дарами к бриттам. Если они атакуют из Уэльса и Корнуолума, королю придется разделить свою армию.
Он зря это сказал, потому что Хальфдан до сих пор переживал, вспоминая о том, как сам разделил армию у холма Эска, и сейчас просто хмуро уставился в свое пиво. Насколько я знаю, он так и не послал даров бриттам, хотя идея была неплохая. Но он слишком терзался из-за своего поражения в Уэссексе, к тому же ходили слухи о волнениях и в Нортумбрии, и в Мерсии. Датчане так быстро захватили такую огромную часть Англии, что у них не хватало сил удерживать крепости по всей стране, поэтому недовольство разгоралось, как пожар на торфянике. Подавить волнения было несложно, но, пущенные на самотек, они ширились и становились опасными. Хальфдан сказал, что пришло время затоптать очаги бунта и повергнуть завоеванную Англию в ужас и уныние; а когда Нортумбрия, а затем Мерсия и Восточная Англия успокоятся, можно будет снова пойти на Уэссекс.