Последнее королевство

Корнуэлл Бернард

– Зачем он хочет меня видеть? – спросил я.

– Он хочет с тобой поговорить, – ответил священник. – А после разговора ты волен вернуться сюда или поехать, куда пожелаешь.

Брида принесла мне черствого хлеба и сыра. Я ел и думал.

– И о чем он хочет со мной поговорить? – спросил я Виллибальда. – О боге?

Священник вздохнул.

– Альфред уже два года как король, Утред, и все это время у него на уме Бог и датчане. Полагаю, он знает, что с первым ты ничем не можешь ему помочь.

Я улыбнулся. Гончие Этельреда проснулись, когда люди Татвина вошли в зал и расселись на высоком помосте, где лежали собаки. Одна из гончих подошла

ко мне, надеясь получить подачку, я потрепал ее по жесткой шерсти и вспомнил, как любил своих псов Рагнар. Рагнар был теперь в Валгалле, пировал, пел, сражался, спал с женщинами и пил, и я надеялся, что на небесах северян есть и гончие, и кабаны размером с быка с острыми, как лезвия, клыками.

– Только одно условие, Утред, – продолжал Виллибальд, – Брида с тобой не поедет.

– Не поедет? – повторил я.

– На этом настаивала леди Эльсвит, – сказал Виллибальд.

– Вот как?

– Кстати, у нее родился сын, – сообщил Виллибальд, – благодарение Богу, здоровый ребенок. Его назвали Эдвардом.

– На месте Альфреда, – заметил я, – я бы тоже старался ее чем-нибудь занять.

Виллибальд улыбнулся.

– Так ты поедешь?

Я прикоснулся к руке Бриды, устроившейся рядом.

– Мы поедем, – пообещал я, и Виллибальд только покачал головой при виде такого упрямства, но не стал меня разубеждать.

Почему я поехал? Мне было скучно. Мой кузен Этельред меня ненавидел. А судя по словам Виллибальда, Альфред не собирается делать меня схоластом, скорее, собирался сделать воином. Я поехал, потому что нами правит судьба.

Мы выехали утром. Был конец лета, тихий дождик кропил густую листву деревьев. Сперва мы ехали через поля Этельреда, где в густой ржи и ячмене скрежетали коростели, и вскоре оказались в западных землях, пограничных между Уэссексом и Мерсией. Были времена, когда поля здесь удобрялись, в деревнях жило много народу, овцы паслись на высоких холмах, но датчане разграбили эту местность после поражения под холмом Эска, и лишь немногие здешние жители вернулись обратно.

Альфред хотел, чтобы здесь жили люди, растили зерно и разводили скот, но датчане грозились убить каждого, кто тут поселится. Они не хуже Альфреда понимали, что народ будет искать защиты в Уэссексе, и если эти земли присоединятся к Уэссексу, англосаксы станут сильнее. А Уэссекс, свято верили датчане, существует только до поры до времени, пока они не захватили его.

Однако земли были не совсем заброшены. В деревнях еще оставался кое-какой люд, а в лесах было полно разбойников. Мы не встретили ни одного, и очень хорошо, поскольку Брида везла с собой почти нетронутый клад Рагнара: каждая монетка теперь была завернута в обрывок ткани, чтобы кожаный мешок не звякал при движении.

К концу дня мы забрались далеко на юг, в Уэссекс, где поля были тучны, а деревни полны народу. Неудивительно, что датчане хотели получить эту землю.

Альфред жил в Винтанкестере, столице англосаксов, милом городке среди цветущей природы. Разумеется, возвели Винтанкестер римляне, и замок Альфреда был в основном римским, хотя его отец пристроил большой зал с красивыми резными стропилами. Сам Альфред построил тамошнюю церковь даже выше большого зала, ее стены были сложены из камня и опутаны в момент нашего приезда паутиной деревянных лесов. Под новым зданием располагался рынок, и, помню, я подумал: как странно видеть такое множество людей и среди них – ни одного датчанина. Внешне датчане были похожи на нас, но когда датчанин проходил через рынок в Северной Англии,

толпа расступалась, люди кланялись, всех охватывал страх. Здесь не было ничего подобного. Женщины выбирали яблоки, хлеб, сыр, рыбу, и единственным языком, который я слышал, был английский с грубоватым уэссекским акцентом.

Нас с Бридой поселили в римской части замка; на этот раз никто не пытался нас разделить. Нам выделили маленькую комнатку, обшитую панелями из липы, с соломенными тюфяками. Виллибальд велел нам ждать тут, и мы ждали, но потом заскучали и отправились осмотреться.

Оказалось, в замке полно монахов и священников. Они поглядывали на нас странно, потому что мы носили браслеты с датскими рунами. Я был глуп в те дни, очень глуп, и у меня не хватило такта снять браслеты. Вообще-то некоторые англичане тоже носили их, в основном воины, но только не при дворе Альфреда. В замке было множество воинов: многие знаменитые олдермены, придворные Альфреда, приводили к нему своих вассалов, за что получали в награду земли, – но воинов все равно было меньше, чем священников, и очень немногим, верной гвардии самого короля, дозволялось носить здесь оружие.

Вообще это скорее напоминало монастырь, чем королевский двор. В одной комнате дюжина монахов переписывали книги, деловито скребя перьями по бумаге. Здесь имелось три часовни; одна из них, во внутреннем дворике с садом, была сплошь убрана цветами. Сам сад был прекрасен, полный жужжащих пчел и густого цветочного аромата. Нихтгенга как раз писал на один из цветущих кустов, когда у нас за спиной раздался голос:

– Этот дворик построили римляне.

Я обернулся, увидел Альфреда и опустился на одно колено, как следует поступать в присутствии короля. Он знаком велел мне подняться. На нем были шерстяные штаны, высокие сапоги и простая холщовая рубаха, и его никто не сопровождал – ни стражники, ни священники. На правом рукаве его рубахи виднелись следы чернил.

– Добро пожаловать, Утред, – сказал король.

– Благодарю вас, господин, – ответил я, гадая, где же его свита. Я вечно видел его в окружении раболепствующих священников, но на сей раз он был один.

– И ты, Брида, добро пожаловать, – добавил он. – Это твой пес?

– Да, мой, – ответила она дерзко.

– Похоже, славное животное. Идемте.

И он повел нас через дверь в свою личную комнату с высокой конторкой, за которой можно было писать стоя. На конторке стояли четыре подсвечника, но днем свечи не горели. На маленьком столике я увидел чашу с водой, в которой король отмывал пальцы от чернил. А еще я увидел низкую постель, застланную овечьими шкурами; стул и на нем – стопку из шести книжек и нескольких пергаментов; невысокий алтарь с распятием из слоновой кости и двумя украшенными камнями ковчегами; на подоконнике – остатки трапезы. Такова была комната короля. Он отодвинул тарелки, встал на колени, чтобы поцеловать алтарь, затем уселся на подоконник и принялся затачивать перья.

– Хорошо, что вы приехали, – сказал он приветливо. – Я собирался поговорить с вами после ужина, но увидел в саду и решил побеседовать прямо сейчас.

Он улыбнулся, а я, неотесанный болван, нахмурился. Брида устроилась у двери вместе с Нихтгенгой.

– Олдермен Этельред сообщил, что ты отличный воин, Утред, – сказал Альфред.

– Мне везло, господин.

– Везение – это хорошо, во всяком случае, так говорили мне воины. Сам я еще не занимался теорией везения, возможно, никогда и не буду. Разве удаче есть место, если Господь располагает?