Последнее небо
Шрифт:
Сил не прибавилось. Но азарт сменился злостью. Тупым, нерассуждающим бешенством. Не успеть? Хрен там! Крутись как хочешь, Зверь, но выбраться из клетки ты обязан. И, кстати, забудь о пяти часах. На то, чтобы подготовить машину к взлету, нужно не меньше пятнадцати минут. Это при самом лучшем раскладе, при наличии команды техников, при… У тебя на это уйдет минут сорок. Может быть, тридцать
Весело тебе?
Нет?
Странно.
– Пойдем, – приказал Гот, появляясь в дверях.
Пижон даже не взглянул в его сторону, покрасневшие глаза не отрывались от тусклых лампочек-индикаторов, рука мертво лежала на кнопке.
– Сержант Хайруллин!
– Да!
Рефлексы сработали, Азат поднялся на ноги. Вытянулся. – Вперед. – Гот кивнул на дверь. – Полетишь сомной, Потом отведешь вертолет в новый лагерь.
– А я как же… – Пижон посмотрел на индикаторы, на Гота, снова перевел взгляд на лампы.
– Забудь. – Гот принюхался, поморщился брезгливо. – Он без тебя сдохнет.
Вертолет был уже готов к вылету. Пижон, моргая от яркого света, долго возился с ремнями, в конце концов кое как пристегнулся и тут же заснул, даже не подключившись к рации. Гот толкнул его локтем. Поднял машину в воздух. Пижон не просыпался. Пришлось применить силу.
В черных глазах, затянутых мелкой сеткой лопнувших сосудов, была смертная усталость, но майор не почувствовал и намека на жалость. Сам удивляясь собственной жестокости, он поднял лицевой щиток и прорычал:
– Шлемофон подключи!
Пижон кивнул. Зашарил руками. То ли не помнил, как это делается, то ли вообще уже ничего не соображал. «Не посадит ведь машину», – подумалось мимолетно. Пижон сочувствия не вызывал, но вертолет было жалко.
– Стимпаки в аптечке, – процедил майор. – Возьми один.
– Ага.
Стимулятор подействовал не сразу. Но все же подействовал, и в глазах Азата появилась осмысленность. До прежней живости, правда, было еще далеко, однако на то, чтобы продержаться без сна еще часа четыре-пять, Пижона должно было хватить.
К сожалению, едва начав соображать, он начал и разговаривать:
– Гот, а записи?
– Что записи? – спросил майор, раздумывая, приказать Пижону заткнуться или пусть его треплется, лишь бы не спал.
– Ну, мои записи. – Азат вздохнул. – Ты же все забрал.
– Скажи спасибо, что никто, кроме меня, о них не знает.
– Ты их не отдашь?
– Нет.
– Гот! – Пижон жалобно поморщился. – Это же моя работа. Я ведь не для себя это делаю, я для людей. Ну все же должны знать, как мы тут… Здесь же настоящие герои проявились. Обычные люди, понимаешь, обычные солдаты, в сверхтяжелых условиях… И Ула. Это обязательно нужно Всем.
– Уле особенно, – кивнул Гот. – Слушай, мне давно интересно было, идиотами рождаются или этому на факультетах журналистики учат?
– Ты не понимаешь. – Кажется, Азат окончательно проснулся. – Если бы не наш «идиотизм», в ту же армию никто бы не пошел. Никогда. Без информации человечество бы из каменного века до сих пор не вылезло. Моя работа необходима. Она тебе и таким, как ты, грязной кажется, потому что вы, дай вам волю, вообще все от людей спрячете, засекретите, уничтожите. Ты даже не представляешь, насколько ценно то, что отснято на Цирцее. Ты…
– Заткнись.
Пижон замолчал. Застыл в кресле, напряженно вытянувшись. Ноздри чуть раздувались. Похоже, он злился, и это казалось странным. Раньше Гот с журналистами не сталкивался. Одно дело знать, что есть такие люди, мыслящие совершенно недоступными простым смертным моральными категориями, и совсем другое дело живьем такого лицезреть.
С полчаса царило молчание. В конце концов майор даже слегка обеспокоился, не заснул ли Пижон. Если заснет, его уже не разбудишь. И тут Азат подал голос:
– Он быстро умрет. Это плохо.
Рука на штурвале дрогнула. Неслыханное дело.
– Это ты про Зверя? – уточнил Гот, прикидывая, как бы сподручнее двинуть Пижона локтем в зубы. Ему, видимо, одного раза не хватило. А рисковать целостью пальцев перед самым «прыжком» совсем не хотелось.
– Да. За что ему легкая смерть? Это же несправедливо, он…
– Он умирает уже восемь дней, – майор пожал плечами, – и ты сам видел, насколько это легко. Кстати, Пижон, три дня из этих восьми его убиваем мы с тобой. Сам Зверь с жертвами управлялся максимум за несколько часов, так что ты куда круче его.
– Это не убийство, – буркнул Азат, – и если бы я камеру в его комнате не поставил, у нас сейчас на двух человек меньше стало бы. А тебе его жалко. Думаешь, Зверь бы тебя пожалел? Ему две жизни нужны «про запас». Попадись ты первым, знаешь, что бы он с тобой сделал? Резчика помнишь?
Вот погань самопишущая! И ведь верит, похоже, в то, что говорит. Он действительно не понимает, что значит для Зверя это трехдневное, бесконечное ожидание Смерти.
«Пожалуйста, Гот, не убивай так…»
– Слушай, Пижон, мне вот что интересно. – Майор искоса взглянул на собеседника. – А за что ты Зверя убиваешь? За то, что он тебя с «Покровителя» живым вытащил? За то, что на Цирцею посадил? Или за то, что через джунгли провел?
– Ты неправильно вопрос формулируешь.
– Да нет, – Гот покачал головой, – как раз правильно. Просто у тебя на этот вопрос ответа правильного нет. И не будет никогда. Джокер вот, в отличие oт тебя, понимает, почему Зверя убивать нельзя. Хотя знает о нем больше, чем ты или я А ты, если выживешь, лучше каждый день его в молитвах вспоминай. Благодарственных.