Последнее небо
Шрифт:
А куда деваться? Не прикажешь же выкинуть эту гадость. Самому тогда негде спать будет.
Ула оборудовала себе спаленку в одном из крохотных, как чулан, отсеков, смежных с лабораторным залом. И Гот готов был поклясться, что в спальне Улы так же чистенько, как на ее рабочем месте. Впрочем, о том, как там доподлинно обстоят дела, знал только Зверь, а он на эту тему не распространялся.
Да, чего только не придет в голову, когда вспомнишь вдруг, что боец Ула Экнахталь на самом деле очаровательная
Очаровательная женщина ехидно улыбнулась, выглянув из-за компьютера:
– Халат в шкафчике возле дверей. И сделай лицо попроще, тебя образцы пугаются.
– Какие это? – поинтересовался Гот, облачаясь поверх формы в ослепительно-белый врачебный халат.
– Ящерята. – Биолог кивнула на просторную клетку, откуда шипели на майора две чешуйчатые твари. Крысь и Зубок, кажется.
– Эти пугаются? – Гот обошел клетку по широкой дуге. – Да я сам их боюсь.
– И, кстати, правильно делаешь, взгляни сюда, – Ула кивком указала на монитор.
Там пульсировало что-то непонятное, кружило, ползало, перемещалось. Зеленое на красноватом фоне. Очень несимпатичное.
– И что? – с легкой брезгливостью спросил майор.
– Это кровь Костыля, – объяснила Ула, – а вот это пункция его спинного мозга.
Картинка на мониторе сменилась. Фон стал другим, но мельтешение зеленых пятнышек осталось.
– Микрофлора кишечника… – начала было Ула.
– Не надо, – остановил ее Гот, – микрофлору не надо. Это зеленое ему по комплекту положено или оно лишнее?
– Лишнее. – Биолог вздохнула. – Эти бактерии очень похожи на тех, что живут в слюне ящеров-детенышей. Я пока назвала их эмигрантами, официальное название дам, когда закончу исследования. Дитрих, я не знаю, чем они питаются, но организм человека оказался для них благоприятной средой. Они повсюду: в крови, в лимфе, в слизистых, в кишечнике, даже в желудке.
– Как слюна ящера попала в кровь Костыля?
– Его укусили два месяца назад, – грустно ответила Ула. – Этот идиот никому ничего не сказал, представляешь? Боялся, что его будут ругать.
– Детеныш ящера прокусил броню?
– Костыль снял перчатку, – объяснила биолог.
– Господи. – Майор тяжело опустился на стул, ненавидяще глядя в монитор. – Он не сказал тебе, зачем снял перчатку?
– Чтобы вытереть пот. У него в броне что-то случилось с системой охлаждения.
– Почему он не доложил?
– Забывал. Дитрих, ты не мне должен вопросы задавать. Ты с Пенделя спрашивай, который у Костыля непосредственный начальник. Это он не проследил.
– Извини. – Гот угрюмо побарабанил пальцами по столу. – Ты тут действительно ни при чем. Зверь говорит, эта дрянь заразна.
– Зверь говорит? – Ула задумалась. – Откуда он знает? Гот ответил ей укоризненным взглядом.
– Объяснить господин сержант не соизволил, – догадалась биолог. – Знаешь, мне иногда хочется подвесить его на дыбе и расспросить с пристрастием.
– Допросить.
– Что?
– Допросить, а не расспросить. Бесполезно. Когда он пытается объяснять, все запутывается еще больше.
– Эмигранты, извлеченные из привычной среды или из человеческого организма, капсулируются.
– Что это значит?
– Это значит, что они не погибли. Во всяком случае, не погибли за двенадцать часов, и, помещенные обратно в слюну ящерят и в слизистые человека, снова начали функционировать.
– И что?
– Зверь прав. Как всегда.
– Но он сказал, что болезнь серьезна, а Костыль болен уже два месяца и чувствует себя тем не менее прекрасно.
– Во-первых, не прекрасно. Во-вторых, я сказала, что эмигранты похожи на бактерий из ящериной слюны. Им понадобилось время, чтобы измениться и найти свое место в организме. Кроме того, перед вылетом всем прививали «SPL», которые приостановили развитие болезни. У Костыля сейчас продромальный период…
– Какой?
– Про-дро-маль-ный, – по слогам повторила Ула. – Головная боль, легкая воспаленность слизистых, температура. Первые признаки болезни. И я еще не знаю, когда начнется период клинических проявлений и как это будет выглядеть. Я пока вообще ничего не знаю.
– Нужно обследовать всех, кто контактировал с Костылем.
– Нужно обследовать всех вообще, – решительно возразила биолог и невесело усмехнулась, – кроме Зверя. Нет, мне определенно хочется подвесить его на дыбу.
– Что еще он выкинул?
Ула поставила локти на стол и уткнулась подбородком в ладони. Отрешенно-задумчиво взглянула на Гота:
– Он здоров.
– Откуда ты знаешь?
– Ну, – она приподняла брови, – во-первых, глупо было ожидать, что он может заразиться. Во-вторых… в общем, этого никакая зараза не возьмет. Я провела парочку экспериментов…
– Если я женюсь когда-нибудь, – майор отодвинулся от Улы вместе с креслом, – это будет дочка фермера из затерянной колонии. Клянусь. Причем я поищу такую, чтоб даже читать не умела.
– Скучно станет, – фыркнула Ула, – не отодвигайся, не поможет. Раз уж ты здесь, с тебя мы обследование и начнем.
– Подожди-подожди! – Гот встал и обошел стол, чтобы тот оказался между ним и биологом. – Зверь же почуял, что Костыль болен, а больше он ни о ком не говорил.
– У Костыля продромальный период, – напомнила Ула, – но у других он может быть инкубационным. Ты допускаешь мысль, что Зверь не способен почувствовать болезнь, пока она не началась?
– Мне нравится само сочетание слов «Зверь» и «не способен».