Последнее отступление
Шрифт:
Чем ближе к воротам, тем осторожнее, неслышнее шаги.
Калитка была полуоткрыта. Они остановились, и Артем просунул голову в щель. Из окна к крыльцу падал прямоугольник света, дальше, в темном углу у сарая-дровяника, кто-то икал, вздыхал, несвязно бормотал.
— Кто там? — шепотом спросил Жердев.
— Должно, часовой… Поет, а?
— Любка его напоила, — обрадованно зашептал Артем. Жердев тихо свистнул. Подошли красногвардейцы.
— Сейчас откроем калитку, и бегом во двор. Двое к часовому, остальные к окнам. Ты, Артем,
— Саврасов! — окликнул он. Часовой не откликался. — Саврасов!
— Чего?
— Сейчас тебя сменим.
— Давай… иык… наполнили свои утробы! Иык…
— Да ты пьян, скотина? Ну обожди — я тебе дам… — угрожающе проговорил человек на крыльце, повернулся и исчез в помещении.
— Ну, живо! — Жердев распахнул калитку. — Не шумите!
В два прыжка он оказался у крыльца, на ходу выхватывая из кармана гранату. К двери подошел, ступая на носки. У Артема сжалось сердце. Он зачем-то пошарил на рубашке пуговицы… Дверь распахнулась… Жердев с наганом в одной руке и гранатой в другой встал у порога.
— Руки вверх!
Люди повскакали из-за стола.
— Руки вверх, паразиты, не шевелитесь!
У стола с тарелкой в руках стояла Любка, бледная, без кровинки в лице. Она тоже подняла руки вместе с тарелкой.
— Обыщи их, Артем, — приказал Жердев.
Артем взял винтовку под мышку, не спуская пальца с курка, шагнул к столу. И вдруг кто-то из анархистов ударил ногой в стол, он опрокинулся. Загремела посуда, упала и разбилась лампа; залитая керосином, ярко вспыхнула скатерть, хлопнул револьверный выстрел. Кто-то прыгнул в окно на улицу, там началась возня, потом послышались приглушенные стоны. На подоконник легли стволы винтовок.
В неровном пляшущем свете от горящей скатерти метались люди. Стреляли. Жердева Артем не видел. Сам он стоял в углу. Его не замечали. Когда к нему кто-нибудь становился спиной, Артем бил прикладом по голове. Мимо, прижимая к груди залитую кровью руку, пробежала Любка. За ней с наганом в вытянутой руке — командир анархистов. Артем выстрелил. Анархист упал.
— Сдавайтесь, сволочи, или мы перебьем всех вас! — прогремел голос Жердева. Анархисты стали поднимать руки. В помещение вошли красногвардейцы. Артем затоптал догоравшую скатерть, содрогаясь от отвращения, перешагнул через труп бородатого, прошел к кухонному столу. Здесь в полутьме кто-то сидел и плакал, всхлипывая по-ребячьи.
— Кто тут? — спросил Артем.
— Я это.
— Ты, Люба? Ты ранена?
— Не знаю. Рука болит.
— А лампа у тебя есть еще одна?
— Есть. Посмотри под столом. Она с керосином.
Артем зажег лампу, повесил ее на гвоздь в стене. Красногвардейцы уже разоружили анархистов. На полу, залитом кровью, лежали четверо убитых.
— Кто у вас главный? — тяжело дыша, спросил Жердев, засовывая наган в карман шинели и садясь к поставленному на место столу.
Анархисты молчали.
— Ну?
— Вот он, наш начальник, на полу…
— Введите-ка того прыгуна, — приказал Жердев красногвардейцам. Приведенный со двора человек был бледен, глаза его испуганно блуждали.
— Вы нас расстреляете? — спросил он у Жердева.
— Не, на второвские дачи отправим! — усмехнулся Жердев. — А пока отвечай, коротко и ясно. Где будет митинг? Когда? Кто его собирает?
— Митинг будет завтра. Кто собирает, нам неизвестно. Что за митинг, мы тоже не знаем. Мы обязаны арестовать руководителей Совета и разгромить Красную гвардию. Нам должны были помочь солдаты Березовского гарнизона.
— Что ты мелешь? — Жердев схватил анархиста за плечо. — Кто тебе это сказал?
— Этот вот! — анархист пнул ногой труп остролицего незнакомца с бородой.
— Кто он?
— Не знаю.
— Врешь!
— Честное слово. Никто не знает. Знал командир, но вы его…
— В штаб их, товарищи, — приказал Жердев красногвардейцам. — А этих унесите, в комнате наведите порядок.
Жердев повернулся к Любке, увидел кровь на ее руке, подозвал к себе, сам промыл и перевязал ей рану.
— Ничего, девушка, рана пустяковая.
Красногвардейцы вынесли трупы, собрали побитую посуду, вытерли с пола пятна крови.
— До свидания, Люба, мы уходим, — сказал Артем.
— Я боюсь здесь оставаться, не бросайте меня одну… — Любка прижалась к Артему, вздрагивая всем телом. — Они убьют меня…
Любку услышал Жердев.
— В самом деле, одной тебе будет жутковато, — сказал он в раздумье. — Придется кого-то здесь оставить. Семенов!..
— Нет-нет, не надо мне Семенова! Пусть остается Артем.
— Хорошо, пусть останется он.
Жердев передал Артему «лимонку» и вслед за красногвардейцами вышел, крикнув уже со двора:
— Дверь-то заложите!
В комнате стало тихо, пусто. Пол был затоптан, кое-где валялись осколки бутылок и тарелок. В разбитое окно врывался ветер, раздувал легкие занавески. Пламя в лампе колебалось, чадило. Любка ходила по избе молча, нянча перевязанную руку. Артем чувствовал себя виноватым перед Любкой. Не будь ее, опять бы многим хорошим ребятам пришлось распрощаться с жизнью. Подлые негодяи!..
— Больно, Любка?
— Нет, не очень…
— Дай я взгляну, что они с тобой сделали.
Он взял ее за руку, осторожно размотал тряпку. Пуля большого вреда не причинила, сорвала кожу повыше локтя. Но стреляли в упор, кожа была обожжена, в нее впились черные крапинки пороха. Артем сорвал листок герани.
— Заживет. Эти листочки хорошо помогают.
— Теперь, конечно, заживет. — Любка посмотрела ему в глаза и впервые за вечер улыбнулась, и Артем тоже улыбнулся.
— Давай приберем в избе, — предложил он. — В такой грязище и сидеть тошно. Тебе не холодно? Окно закроем, может?