Последнее письмо поэта
Шрифт:
Сейчас в тесноватой подсобке книжного магазина на Грузинском Валу находилось восемь человек. Пятеро за столом, по разные стороны, как и положено при переговорах. Гуров и Крячко, между ними Марадона. Напротив высокий мужчина средних лет с короткой стрижкой, одетый в отлично сшитый темно-серый костюм. Глаза под цвет костюма, холодные и презрительные. Лицо, как у манекена или робота, не выражает ничего. Лишь на секунду на нем мелькнула тень досады: когда Марадона продемонстрировал клочок старой желтоватой бумаги, исписанный характерным почерком Лермонтова. Половинку письма, которую вручил ему Гуров.
Да, не соврал Ивченко, по-русски мужчина в сером костюме изъяснялся правильно, акцент был почти незаметен. Но предпочитал молчать и слушать, за все эти полчаса
Ну а кто другой? Кто еще присутствует? Трое мордоворотов, похожих друг на друга, как две капли воды. Двое стоят у задней стенки подсобки, за спинами Лорда и Бульдозера, третий как-то незаметно сместился к двери. На классическую «коробочку» не слишком похоже, не учили блатную пехоту таким тонкостям, но если насядут все разом, то мало не покажется. Интересно, стволы у всех троих имеются? Физиономии тупо-напряженные, ждут команды хозяев, точно сторожевые псы. Во взглядах, которые они изредка бросали на Лорда, читалось восхищение, смешанное с опаской. Сразу становилось ясно, кто тут главный! Три пехотинца, «бычки». Пока что они в этой сцене статисты. Кстати, Лорд с Бульдозером такими же «бычками» и статистами считают Гурова и Крячко. Ничего. В самое ближайшее время им предстоит столкнуться с неожиданным и неприятным сюрпризом.
Итак, трое против пятерых. Хорошо еще, что подсобка тесновата, заставлена какими-то ящиками, коробками… Бой на ограниченном пространстве – это настоящее искусство. Такой бой стремителен и скоротечен, он требует специфических навыков и умения быстро соображать. В таком бою численный перевес, даже двукратный, не имеет решающего значения. Сыщиков ему учили, а братков – нет. Лишняя гирька на чашу весов.
Ивченко оказался не только превосходным рассказчиком, но и неплохим актером! Прямо хоть к Марии в театр пристраивай, когда из зоны выйдет. Сцену «конкретная предъява за письмо» он разыграл, как по нотам. Ему поверили, и разговор пошел откровенный. Марадоне даже в образ входить не было надобности: он говорил то, что думал. Цедил через губу высокопробную феню, презрительно сощурив глаза и подчеркнуто обращаясь только к Бульдозеру. Лорда, невозмутимого и молчаливого, Ивченко как бы и не замечал. Сейчас толковище близилось к завершению. Напряжение зашкаливало, становилось критическим. Пора сбрасывать маски, выкладывать карты на стол. Сейчас, еще несколько минут, несколько реплик…
– … на кой леший?! Зачем вы пацаненка глупого замочили? – наседал Ивченко. – Добром разобраться нельзя было? Что за манера, Бульдозер, кровушку, как воду, лить, раньше ты таким не был. Письмо мое, у меня его Аркашка свистнул, но я бы его мочить не стал. Это, Паша, беспределом называется. Не по понятиям это! И на чужой кусок пасть разевать тоже не по понятиям, так ведь зубы обломать можно.
Паша Бульдозер недовольно засопел. Гуров ясно видел, что упоминание о смерти Арзамасцева ему явно неприятно, точно он признавал некоторую правоту Марадоны. За эти полчаса Гуров попытался вчерне набросать для себя психологический портрет Бульдозера. Похоже, что «второй человек на Грузинском Валу» был далеко не прост, и подчинялся он кому бы то ни было лишь в том случае, когда полагал это выгодным для себя. Мало того, Гуров заметил, что пару раз Бульдозер бросал на своего шефа весьма неприязненные взгляды.
– Чего вы добиваетесь, Марадона? – неожиданно спросил Лорд. Голос его звучал ровно и холодно. – Чего вы конкретно хотите? Если, как это у вас говорят, мораль читать, так вы не по адресу. Обойдемся без ваших проповедей.
– То есть как чего?! – взвился Ивченко, даже руками всплеснул. – Справедливости я добиваюсь! Мы о чем договаривались, Лорд? Что мое – то мое, а что твое – то твое. Или опять воевать начнем? Оно тебе нужно? Кому письмо первому досталось?! Мне. Вот и отдавай недостающую половину. Я даже заплатить согласен. Десять… ладно, двадцать штук баксов.
– Какая щедрость, – без тени улыбки откликнулся Лорд. – У вас, русских, есть хорошая пословица. Что-то вроде: упавшая с повозки вещь больше мне не принадлежит.
– Что с воза упало, то пропало, – счел нужным пояснить мысль шефа Бульдозер. – Не надо было хавалкой щелкать, Марадона. А сейчас, извини-подвинься, – крести козыри. Наши козыри, понял? Пацаненка пожалел? Следил бы, как положено, за письмом, глядишь, и пацаненок бы жив остался.
– Именно! – кивнул Лорд. – Поэтому я выступаю с контрпредложением. Это я вам плачу отступные. Причем вдвое больше, чем предлагали вы. Сорок тысяч баксов. Прямо сейчас, немедленно. Но вы немедленно отдаете мне свой фрагмент. Это не обсуждается. Вы глупец, Марадона. И всегда были глупцом. Вы показали мне фрагмент, теперь я знаю, что он у вас. Вы сказали, где взяли фрагмент. Значит, Аркадий оставил его у любовницы… А мы-то думали… Впрочем, это неважно и вас не касается. Не очень понимаю, на что вы рассчитывали. Да и не хочу понимать.
«Еще одна непонятка, – озадаченно подумал Гуров. – Я специально сказал Марадоне, чтобы он упомянул о Маргарите, о том, что нашел ее и отобрал кусок письма, оставленный Арзамасцевым! А из оговорки Лорда следует: они полагали, что фрагмент совсем в другом месте! У кого-то другого! И Хаданскую они вовсе не искали. То-то Лорд и Бульдозер выпялились на продемонстрированный им фрагмент, как два папуаса на белого медведя… Ладно, сделаем себе мысленную зарубочку на будущее. Сейчас не до непоняток. Того и гляди, начнется. Нельзя им инициативу отдавать!»
Гуров решил: все, пора сбрасывать маски. Вот-вот, с минуты на минуту Ивченко взорвется не хуже гранаты «РГД». Лорд сознательно провоцирует его, дожидается, когда у противника сдадут нервы, когда Марадона соскочит с нарезки. Лицо Ивченко медленно наливалось багровым цветом.
Лев медленно поднял пустую левую руку, дважды провел по волосам особым жестом, который на их с Крячко тайном языке означал: «Приготовься! Начинаю активные действия!» Станислав откинулся на спинку стула, приняв внешне расслабленную позу. На несколько секунд прикрыл глаза. «Понял. Готов». Столь же медленным и плавным движением Гуров запустил два пальца в нагрудный карман пиджака.
Это не могло вызвать опасений в стане противника, пистолета там не спрячешь. Ножа тоже. Может, человек расческу хочет достать. Или платочек. Нервничает небось, потеет. Вспотеешь тут. Понимает, что попал в очень паскудное положение. Вон, побледнел. Губы облизывает. Догадывается, как может дело обернуться. А не фига ходить под психованным Марадоной!
Гуров нащупал в прорези нагрудного кармана не расческу или платок, а корочки служебного удостоверения. Когда они на «Форде» уже подъезжали к магазину, ему пришла в голову неприятная мысль: а что, если перед тем, как начинать толковище, их обыщут? Тогда придется менять разработанный план прямо по ходу дела, а это крайне нежелательно. Хотя бы некоторое время ребятушки с Грузинского Вала должны считать его и Крячко пешками из команды Марадоны. Да и оружие понадобится, а если его попытаются отобрать еще на входе? Но Марадона заверил Льва, что это вряд ли. Слишком уж против блатного этикета. Подобные встречи проводятся по строгим, освященным традициями правилам. Обыскивать? Никогда такого не бывало. К тому же противник уверен в своем подавляющем превосходстве. Нет, не захотят позориться!