Последнее письмо
Шрифт:
— Хорошо. Я рада, что он узнал. Надо было сказать ему раньше.
Все это время было потрачено впустую, потому что я была так напугана. Все те дни, когда он мог иметь Бекетта и знать, кем он был для него.
— Ему было больно? — должно быть, ему было так больно, а меня там не было.
— Сначала, но боль быстро прошла. Ему было совсем не больно, когда он умер. Элла, я клянусь тебе, что сделал все, что мог.
— Я знаю, что сделал, — это было само собой разумеющимся, даже не зная, что произошло. Бекетт умер бы, чтобы спасти Кольта.
— Он был напуган? — я снова
— Нет. Он был таким сильным и уверенным. Он спрашивал об Эмме. Он спас ее, Элла. Вот почему она выжила. Он подтолкнул ее к безопасности. Он был таким храбрым, и он так любил вас с Мэйзи. Вот что он сказал напоследок. Он сказал тебе и Мэйзи, что он любит вас. А потом он назвал меня папой и ушел.
Рыдания начались снова, неконтролируемые и неудержимые.
Это не было болью в сердце. Или печаль.
Это была полная опустошенность моей души.
***
— Вы ничего не могли сделать, — сказал доктор Франклин, сидя за столом в окружении других врачей.
Я выглянула в окно и увидела едва заметный намек на рассвет. Я не хотела, чтобы наступил новый день. Я хотела, чтобы это был тот самый день, когда я поцеловала его на прощание и обняла перед тем, как он сел в автобус. Я не хотела знать, как выглядит солнце, если оно не светит на него.
— У Колтона были серьезные внутренние повреждения, включая оторванный позвоночник, разрыв селезенки и разрыв аорты в сочетании с разрывом бедренной артерии. И это только то, что мы увидели на УЗИ. Пожалуйста, поверьте мне, когда я говорю, что вы ничего не могли сделать, мистер Джентри. Если уж на то пошло, то ваша быстрая реакция, дала вам те минуты, которые у вас были.
— Вот почему не было больно, — сказал Бекетт, накрыв своей рукой мою. — Он потерял все чувства. Поэтому не было больно.
Слезы покатились по моим щекам, но я не стала их вытирать. Какой в этом смысл, если их просто заменят другие?
— Если бы я добрался быстрее? — голос Бекетта придушил последнее слово.
Доктор Франклин покачал головой.
— Даже если бы он упал в пределах нашей больницы, мы бы ничего не смогли сделать. И даже в Монтроуз. Травмы такой тяжести? То время, которое у вас было — просто чудо. Я очень сожалею о вашей потере.
Моей потере.
Кольт не потерялся. Я точно знала, где он находится.
Ему не место в морге. Его место было дома, в своей постели, в тепле и безопасности.
— Нам нужно идти домой, — сказала я Бекетту. — Мы должны рассказать Мэйзи, — на глаза навернулись слезы. Как я должна была сказать своей маленькой девочке, что вторая половина ее сердца исчезла? Как она должна была взять себя в руки и продолжать жить, будучи без своей второй половины?
— Хорошо. Пошли домой.
Доктор Франклин что-то сказал Бекетту и тот кивнул. Затем я каким-то образом поставила одну ногу перед другой, и мы направились к входной двери. Перед самой дверью я остановилась. Близнецы родились здесь. Я встала с кресла-каталки на этом самом месте и вывезла их в автокреслах, не обращая внимания на протесты медсестер, я шла, потому что должна была знать, что смогу сделать это сама.
— Элла?
— Я не могу просто оставить его здесь, —
Руки Бекетта обхватили меня.
— Он у них. Он в безопасности. Мы позаботимся о нем завтра. А пока давай просто отвезем тебя домой.
— Не думаю, что смогу двигаться, — прошептала я. Я не могла заставить свои ноги сдвинуться с места, чтобы оставить Кольта позади, пока я иду домой.
— Хочешь, я помогу тебе? — спросил он.
Я кивнула, Бекетт наклонился и подхватил меня, одной рукой обхватив колени, а другой поддерживая спину. Я обхватила его за шею и прижалась головой к его плечу, пока он нес меня к утренней заре.
Бекетт отвез нас домой на моей машине. По крайней мере, мне так показалось. Время потеряло всякий смысл и значение. Я дрейфовала в океане, ожидая, когда следующая волна унесет меня под воду.
Я моргнула, и мы оказались внутри, Ада о чем-то хлопотала. Бекетт усадил меня на диван и накрыл ноги одеялом. Ада что-то сказала, и я кивнула, не заботясь о том, что именно это было. В моих руках появилась чашка кофе.
Солнце взошло вопреки моему горю. Не обращая внимания на то, что мой мир закончился прошлой ночью, оно решило идти вперед.
— Мама? — Мэйзи вошла в комнату, прижимая к себе голубого плюшевого мишку. Она была одета в фиолетовую пижаму, ее волосы были уложены, а лицо покрывали мелкие складочки от подушки. Так похоже на лицо Кольта. Смогу ли я когда-нибудь смотреть на нее и не видеть его?
— Привет, — прошептала я.
Бекетт появилась рядом с ней.
— Он мертв, — сказала она, как будто это был факт, ее лицо было более серьезным, чем когда-либо во время лечения.
Мои глаза метнулись к Бекетту, но он покачал головой.
— Я поняла это прошлой ночью. Боль прекратилась. Я знала, что его больше нет, — ее лицо исказилось, и Бекетт притянул ее к себе. — Он попрощался, пока я спала. Он сказал, что все в порядке, и чтобы я проверила его карман в рюкзаке.
Бекетт усадил ее рядом со мной на диван, а я подняла руку, чтобы обнять ее.
— Мне так жаль, Мэйзи, — я поцеловала ее в лоб, и она прижалась ко мне еще сильнее.
— Это неправильно. Он не должен был умереть. Я должна была. Почему он умер? Это несправедливо. У нас был уговор. Мы всегда должны были быть вместе, — она начала плакать, отчего у меня снова навернулись слезы. Ее крошечное тело прижалось к моему, а слезы пропитали мою рубашку. Я заставляла себя найти нужные слова, чтобы не оставлять дочь наедине с ее горем, потому что не видела выхода из своего.
— Это несправедливо, — сказала я ей, поглаживая по спине ее маленького голубого медвежонка, зажатого, между нами. — И ты не должна была умирать. Никто из вас не должен был. Просто так получилось.
Почему не может быть лучшего объяснения, чем это? Какой смысл в несчастном случае, который вы не могли предвидеть? Где здесь справедливость?
Бекетт встал на другую сторону, и мы окружили ее всем, что могли дать. Она нуждалась во всем этом. Может, я и потеряла сына, но она потеряла свою вторую половину.