Последнее поколение
Шрифт:
Так вот, влетел агард Тапри в комнату, вывалил гостинцы на клеёнчатую скатерть, прямо на смешную чернильную рожицу… Обернулся и увидел.
Вегда Зер-ат сидела в постели, судорожно скомкав на груди потёртое своё одеяло. Глаза у неё были круглыми и белыми от испуга, ротик чуть приоткрылся, будто она хотела крикнуть и не могла. Одеяло прикрывало как-то слишком мало, видны были голые плечики, и бока — тонкие птичьи рёбрышки обтянутые белой, покрытой мурашками кожей, и острые некрасивые коленки… А рядом, за её спиной, обнаружилось что-то огромное, смуглое и волосатое, с грубыми ручищами и грубым голосом…
Он не сознавал, как вылетел из комнаты, как нёся по улицам, налетая на прохожих, уже не обращая внимания, сбил — не сбил… Прочь, прочь от этого места, не видеть никогда больше, не вспоминать, не знать! Стыд, ах, какой стыд, какое унижение… Может быть, он даже плакал, но слёз не чувствовал — ничего, кроме обжигающей душу обиды. Он хотел одного — добраться как можно скорее до комнатки своей, упасть на кровать, зарыться лицом в подушку, и не видеть никого, и не слышать, спрятаться от всего мира, чтобы не было свидетелей его горя и унижения…
И конечно, в дверях нос к носу столкнулся с цергардом Эйнером!
— О! Быстро ты! Я тебя раньше второго за… Что с тобой?! ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ?! БОМБА, ДА?! — Эйнер почувствовал, как у него противно ослабли колени. Однажды ему самому пришлось такое пережить, он знал: ничего страшнее в жизни быть не может, и рана была ещё слишком свежа, чтобы не откликнуться на чужую боль как на собственную…
Тогда был самый обычный день: пара рядовых допросов, скучное совещание в Рабочем зале, так не хотелось идти… А потом вдруг срочный вызов с коммутатора. И отчаянный голос друга Верена, и слова его, страшный смысл которых долго не доходил до сознания: прямое попадание, выживших не обнаружено… Они не поверили сводкам, помчались на место сами, и долго, долго ползали по руинам, по мелкому кирпичному крошеву, по шатким плитам перекрытий, по кускам кровавого мяса… Верен кричал в голос, ему казалось, если звать очень громко, жена непременно откликнется. Эйнер наоборот, молчал, напряжёно вслушивался — вдруг жива, вдруг, позовёт…
Это он её нашёл — по руке. Тонкая, белая, с короткими овальными ноготками рука мёртво торчала из-под груды битого камня. А больше ничего не было видно, но Эйнер знал, не усомнился ни на секунду — она. Он долго, долго стоял на коленях и смотрел на эту руку, ни о чём не думая, пусто-пусто было в голове. Откуда-то объявился Верен, взвыл, принялся разгребать каменное крошево, откопал три ноги в одинаковых туфельках — как все близнецы, Исти и Акти любили носить одинаковое, и туфельки эти, красивые, довоенного качества, раздобыл им цергард Эйнер… И теперь он смотрел на них, а Верен, страшно воя сквозь зубы, бил его по щекам и тряс за плечи, а он этого почти не чувствовал.
Дальше всё происходило как-то без их участия, и подробности совсем ушли из памяти. Кто-то подбежал, кто-то откопал тела, кто-то организовал погребение… Понятно, что не ради двух погибших санитарок старались — их бы и откопать-то не удосужились, высочайшему начальству хотели угодить. Только начальство всё равно ничего не соображало в тот момент, и чьи-то усилия пропали даром…
— Она… я… она… они… — в отчаянии лепетал адъютант, и слёзы потекли по его щекам.
— Смирно! — заорал Эйнер даже громче и резче, чем требовалось, он и сам был на взводе. — Доложить по форме! То случилось!
Командный голос заставил юного агарда опомниться. Голос его продолжал дрожать, но речь обрела некоторую связность.
— Я пошёл к ней… я так ждал… Зашёл, а там… она не одна…
— В смысле? — Эйнер был настроен на самое худшее, поэтому не сразу понял, о чём разговор.
— Ну, НЕ ОДНА! — бледные щёки адъютанта пошли розовыми пятнами. — С другим. С каким-то пехотинцем… голые совсем…
Верховный цергард нервно облизал губы, переспросил ещё раз, для верности:
— То есть, она живая, что ли?!
— Конечно! — удивлённо подтвердил Тапри. — А какая же ещё?
— Да тьфу на тебя! — рассердился Эйнер. — Вот олух-то! Это надо же было так напугать… — ему вдруг захотелось присесть, но рядом никакого подходящего сидения не было, пришлось прислониться к стене. — Я уже чёрт знает что подумал!.. Чего ты тогда распсиховался, если она живая?!
Тапри моргал глазами.
— Но как же? Она меня обманула… изменила… Я её так любил…
— Нет, вы посмотрите на него! — окончательно возмутился Верховный цергард Федерации, которого такие мелочи, как личная жизнь адъютантов, вообще не должны бы касаться. — Встретился с девушкой один-единственный раз, и вообразил, что она ему по гроб жизни обязана, и ему лично принадлежит? А тебе известно, как она жила до тебя? С кем водила знакомства? Некоторые, чтоб ты знал, на жизнь этим добывают!
Тапри испуганно помотал головой:
— Не-е! Она не из таких, он порядочная! Я точно знаю! Он на почте служит…
— И что? Думаешь, на почте такие офигенные нормы, — от нелепого своего волнения цергард перешёл на городское просторечие, — что на них можно жить сытно и благополучно? Да в наше время полно порядочных женщин вынужденных подрабатывать на военных…хм… таким способом.
— Но так нельзя! Это же нехорошо! — проникновенно молвил юный агард, в его наивных глазах стояли слёзы.
Цергард Эйнер цинично усмехнулся.
— А ты мне покажи, чего вокруг нас вообще есть хорошего! Каждый выживает, как может, и грех их в этом винить. А люди порядочные, между прочим, стучатся в дверь, прежде чем войти к даме. Учти на будущее… И вообще, скройся с глаз моих… В смысле, можешь делать что хочешь, я пошёл! — он до сих пор не успел добраться до Верена, мешали какие-то досадные канцелярские мелочи.
Он сделал несколько шагов по коридору, но вдруг вернулся и велел:
— Да! И не вздумай тут без меня с горя повеситься на лампе! Ты мне завтра будешь нужен!
… Цергард Эйнер ушёл. А адъютант Тапри долго ещё стоял в дверном проёме, глядя ему во след. Именно эта безумная мысль посетила его только что, и теперь он мучительно пытался решить для себя, было это простым совпадением, случайной догадкой, или Верховный цергард — личность настолько выдающаяся, что обладает фантастической способностью читать чужие мысли? Особенно удивляла подробность насчёт лампы. Как он догадался, что именно о ней подумал Тапри?