Последнее пророчество Эллады
Шрифт:
Персефона отхлебнула вина и подалась вперёд:
— А вдруг и вправду поддержит? Насколько я знаю, наш царь обожает сумасбродные идеи. И вообще, он вроде как был не против помочь мне отомстить. Может, мне следовало сказать ему?…
— Кто ж его знает, — пожала всеми плечами Трёхтелая. — Но всё равно нужно сказать. Во-первых, тебе самой станет легче, во-вторых, без его поддержки нам будет трудновато. Лично я вообще не представляю, как можно уничтожить Афродиту без Кронового серпа, а он, может, что-то сообразит.
— А что с серпом? — живо заинтересовалась царица.
— Серп всё, — сказала Геката. — Тельхины переплавили
— Нет, это Арес, — фыркнула Персефона. — Она сама удивлялась, как он до такого додумался. Она, понимаешь, не давала ему конкретных команд, просто… направляла. «Любимый, ты достоин править всем миром…», «мы будем править вместе…», «просто избавься от тех, кто мешает…», «может, для начала ты попробуешь стать Владыкой хотя бы Подземного мира, всего-то и делов, что взять в жены дочку Деметры?». И трон она тоже освободила — сказала Аидовой нимфе, как там её звали, что тот-де её разлюбил, а чтобы вернуть его чувства, нужно выпить воды из Амелета.
— Она сама тебе рассказала?! — левое призрачное тело Гекаты уронило гроздь винограда, а центральное чуть не разлило чашу.
— Ещё бы, — фыркнула Персефона, — нет, она как-то сболтнула Артемиде, а та уже рассказала мне. Понимаешь ли, Артемида до сих пор сомневается. Она слишком любит своего брата и не хочет, чтобы тот становился сестрой.
По правде говоря, Артемида была самой адекватной из всех участниц Концепции. К тому же она отнеслась к Персефоне с неподдельным участием и тут же предложила свою поддержку — а вот Афродита сразу же стала подыскивать для Персефоны место в своих многоходовых интригах.
— Логично, — констатировала Геката. — Будь у меня брат, я бы тоже не хотела, чтобы он стал сестрой.
— Вот именно.
— Поэтому я предлагаю тебе перестать страдать из-за того, что ты хочешь оставить себя без девственности, Аида без информации, любовь без её персонификации, попробовать вот этот замечательный самогон на хвоще из Стигийских болот и вместе продумать коварную мстю этой ожившей пене. И Аресу тоже. Я понимаю, что ты уже не считаешь его главным виновником торжества и не желаешь размениваться на мелочи, да и Аид ему уже выдал от всех щедрот, но мне всё же хочется поквитаться с ним за себя и за расшатанную психику Гермеса лично.
21
Минта
Она была травой.
Нет, она, конечно, становилась травой и раньше — ноги прорастали корнями, руки становились стеблями, волосы превращались в листочки, и она то жадно впитывала влагу из земли, то летала где-то вместе с воздушными семенами — но никогда, никогда так.
Теперь она едва помнила, что была когда-то человеком. Она в принципе плохо представляла, что такое быть человеком, в смысле нимфой (а что, между ними ещё и какая-то разница есть?). Смутно помнились чьи-то напряженные голоса, и страх, и досада на судьбу… а потом кто-то машет руками, и мир вокруг комкается, тело съёживается, а тёмные волосы — это почему-то особенно застряло у неё в памяти — зеленеют против её желания. И вот она трава, трава на мраморе, но все ещё страшно, страшно, страшно, и она выбрасывает семена, и поднимается в воздух, оседлав легкий сквозняк, и хочет умчаться прочь.
Прочь от жестоких созданий, с довольными ухмылками разглядывающими её сверху вниз:
— Теперь она точно ничего не расскажет.
Ей, траве, уже не помнящий своего имени, хочется визжать на них и топать ногами… корнями, но кто бы знал, как тяжело прорастать на мраморе, и она решает просто убраться отсюда.
Летят, оседлав легкий сквозняк, её едва видимые глазу семена, и она летит вместе с ними, и уже почти не помнит, зачем. Вокруг один мрамор-мрамор-мрамор, ну или дерево, но не живое, а убитое, мертвоё, застывшее в неестественных позах, или люди (боги? нимфы?), или ещё предметы какие-то, и на всем на этом нельзя прорастать — ей нужна земля.
Да и, честно говоря, не так уж ей и хочется прорастать.
Хочется чего-то этакого, совершенно не свойственного траве, и она даже не может дать этому названия, потому, что в голове — которой, у нее, собственно, и нет — всё меньше и меньше человеческих слов. И она летает и жадно присматривается ко всему, и даже когда поток воздуха выносит её из беломраморного царства наружу, туда, где много-много земли, и много других трав, прорастай — не хочу, она перепрыгивает на другой ветерок и устремляется к приоткрытому окну.
Там снова люди, но они не пьют, не смеются, не пугают её жестокими ухмылками, как та, в шлеме (эта железка на голове это же шлем?), а лежат, обнявшись, и двигаются в такт друг другу. С губ срываются низкие стоны, и она вспоминает название этому: кажется, это «любовь» или ещё что-то такое.
Она ощущает томление, желание присоединиться, но не знает, как это сделать, когда она — трава. Прорасти, что ли, на них?..
Эта идея отметается как совершенно идиотская, и она просто наблюдает. Наблюдает за ритмичными движениями мужчины (мужчина, это который крупнее, с превосходной фигурой, благородным профилем и золотыми бликами в тёмных волосах — ого, сколько она помнит слов!) и прекрасной золотоволосой женщиной под ним. Которая просто лежит с высокомерным выражением на лице. Мужик, значит, старается, а она даже не постанывает. Возмутительно!
Траве хочется спуститься и показать ей, как нужно заниматься любовью, и претензий у неё о-очень много, но она — всего лишь трава, и, по сути, откуда ей знать, что нужно делать и как? Она же просто растение, и должна расти… мысли сбиваются, и слова забываются вновь, но что-то внутри продолжает хотеть любви, любви, любви, ну, и ещё вот этого мужика, прямо сейчас. Можно вместе с женщиной, она всё равно просто лежит.
Но она же просто трава…
А как же любовь?..
Трава!
Но как же …
Трава!!!
А как тогда…
Трава, трава, трава!
Но…
— Ты там скоро? Мне скучно, — говорит женщина, и это уже ну просто за гранью понимания, и трава замирает от возмущения. Ей с трудом удается набрать воздуха в грудь (грудь?.. а, не важно) и…
— Да ты… да ты… да ты просто охренела! — от возмущенного вопля шлепнувшейся возле ложа Минты парочка распадается на две одинаково ошарашенные составляющие.
— Как ты сюда попала?!
— Да ты вообще кто?!
Минта — обнаженная, с раскрасневшимися щеками и быстро темнеющими волосами — едва их слышит, она просто кипит от возмущения: