Последнее танго в Бруклине
Шрифт:
Никогда раньше он ей не предлагал пользоваться его автомобилем, ему такое и в голову не приходило даже во времена, когда они были «испепелены страстью».
– Спасибо, – отозвалась она, не зная, что ему ответить. Видно, все эти недавние поощрения, премии и неотвратимое в самом близком будущем продвижение на должность главного врача сделали Рихарда щедрее обычного.
Пока Эллен раздавала бутерброды, Рихард осмотрел Джелло, все твердившего, что это совсем ни к чему, что он нормально себя чувствует.
– Не очень нормально, к сожалению, – строго сказал
Эллен придвинулась к ним поближе.
– Джелло, но вы же не хотите опять оказаться в больнице, да?
Джелло в страхе затряс головой.
– Тогда надо пить антибиотики.
– Да пью я, пью, поем и сразу выпью, как мне док велел.
– Вот вчера сколько вы таблеток приняли? – Рихард явно ему не верил.
– Одну.
– Всего одну?
– Так я вчера и ел всего один раз.
Рихард поднялся, вздохнул, безнадежно махнув рукой.
– Джелло, – укоризненно говорила Эллен, – вы же знаете, надо три, не меньше.
– Хорошо, я прямо сейчас выпью, раз вы так хотите. – Джелло извлек из кармана помятую тряпицу, вытащил оттуда таблетку. Подмигнул Рихарду: – Значит, буду пить эти пилюли и все станет нормально, да, док?
– Я надеюсь.
Дернув плечом, Джелло отправил таблетку в рот и запил се, как следует глотнув из бутылки виски.
Рихард, ни слова не говоря, отвернулся и воздел руки к небу.
Когда шли к машине, у Эллен было очень скверное настроение.
– Послушай, Рихард, я прямо ума не приложу, что делать с этим Джелло, так он меня расстраивает.
– А я ума не приложу, что делать с тобой.
Она окинула его недоумевающим взглядом. Что, опять все сначала?
Да, опять. И он, кажется, решил не откладывать.
– Эллен, ты, разумеется, понимаешь, что приехал я сюда не ради Джелло. Я приехал повидать тебя.
Она тяжко вздохнула, покрутила головой.
– Прошу тебя, Рихард… я тебе очень признательна за все, что ты делаешь для них, для меня. Только про то, что было у нас, давай больше не вспоминать.
– А я вспоминать и не хочу, Эллен. – Он схватил ее за плечи. – Ты для меня слишком много значишь. В моей жизни больше никого нет, только ты.
– Прости, но в моей жизни кто-то есть.
На его лице появилась растерянная улыбка, глаза так и впились в нее. Он медленно покачал головой.
– Не верю. Я слишком хорошо тебя знаю.
– У нас ничего не получилось еще и по этой вот причине: тебе кажется, что ты все про меня знаешь, но это не так. А о том, что у меня кто-то есть, я тебе не наврала, и больше скажу, этот человек для меня значит очень, очень много.
– Кто он?
Рихард спросил в упор, почти нагло, но она решила, что должна ответить тоже напрямик.
– Мой квартирант.
У него вырвался смешок, он хмыкнул с нескрываемым презрением.
– Да ты что? Этот дряхлый старец?
– Его зовут Бен.
В глазах Рихарда появился холодок, он убрал с ее плеча руку.
– Ты, видимо, шутишь.
– Нет. Я люблю его.
Слова вырвались у нее непроизвольно. И только тут она поняла, что Бену она
Вертолет летел над самым пляжем, безлюдным и диким, тянувшимся мимо пустых домов, которые на зиму заколотили, оберегая от ветра и снега. Да уж, подыскал Милт местечко для бедняги Дона Арнольдо, тут его сам черт не отыщет. Как это он выразился? «В морозилку его запихнули с глаз долой», – так выходит, это и не шутка даже. Попробуй-ка, погуляй по берегу в такую погоду, в сосульку превратишься.
Сели на песчаной косе, где уже стоял вездеход, способный передвигаться и в дюнах, а по бокам два дюжих парня прикрыли перчатками уши, чтобы не оглохнуть от рева мотора. Телохранители Дона, надо думать, стерегут, чтобы не удрал. Бена привезли в огромный дом викторианской эпохи, где был зал, обставленный на зависть всем, – тут знаменитость и отбывала свое заточение.
В первые занятия Бен все не мог избавиться от чувства, что перед ним просто капризный и несносный мозгляк. Все-то он жаловался – на питание, на трудные упражнения, на жену, которая про него и слышать не хочет. Осыпал проклятиями телохранителей, которые его бы одним движением по стене размазали бы, да руки у них связаны. Вот он и рад над ними поизголяться.
– Вот что, мистер Шлягер, вы давайте вкалывайте, как я вас прошу, а то так и будете брюхо впереди себя таскать.
Дон, передвигавшийся по бегущей дорожке со скоростью, оставлявшей и улитке шанс выиграть забег, не проронил ни слова, продолжая все так же меланхолично переступать с ноги на ногу.
– Вот что, я вас уговаривать не собираюсь. Пока мы занимаемся, команды отдаю я. И либо вы их будете выполнять, либо я отсюда сматываюсь прямо сейчас.
– Ага. Сматывайтесь. К такой-то матери, – Дон явно по горло сыт эспандерами и гантелями.
Не возмущаясь, не жалуясь, Бен придвинулся поближе и носком туфли врезал Дону по заднице.
Тот как куль повалился на пол. Охранники хохотали до слез.
– Вот что, ребята, – обратился к ним Бен, – вы бы вышли покурить. Нам тут надо кое о чем сокровенном перемолвиться.
Когда они скрылись за дверью, Бен сел рядом с тяжело отдувающимся Доном и спросил:
– Слушай, как ты таким говнюком заделался?
Он был готов к тому, что Дон кинется на него с кулаками, разорется, а у того только затрясся подбородок:
– Не заделался. Я всегда им был.
И тут его словно прорвало.
Дон был родом из Луизианы, из бедной семьи, папаша вечно пьяный валялся, на детей ему было начхать. Школа? Какая там к черту школа. Элвиса он с детства обожал. И все мечтал стать хоть чуточку на него похожим, жесты его запоминал, интонации, манеру; короче, в конце концов появился у него стиль под Элвиса Пресли, но не совсем как у Короля, что-то там и свое было, уникальное. А в это время Элвис делал для него самое главное, что мог сделать, копыта откинул, то есть. И про Дона стали говорить: «Принц рока становится новым Королем», – все так и кинулись на его концерты. Он сам не верил, что сделался настоящей звездой.