Последнее звено
Шрифт:
–Хотите, друзья, спою вам как поют в моих родных краях? Ее поют, когда пир кончается, и приходит пора вспомнить тех, кого нет уже на земле…
Марисса кивнула, Чикко одобрительно покашлял.
Вспоминая слова, Торнан набрал полную грудь воздуха, и затянул.
Славно мы рубились,
Метко стрелы били,
И у скал холодных,
Я волков голодных,
Мясом
Подкормил изрядно.
Славно мы рубились,
Лихо смерть дразнили,
Слали в царство мертвых,
Норглингов дружины,
Пламенем драккаров
Бухты освещая.
Славно мы рубились,
На день скачки конной,
Уходили в степи
От родных пределов
Отгонять харьяттов,
Славно мы рубились
Из лесов итвакских,
Из похода с князем,
Мать привез сынам я
И подругу сердцу
Славно мы рубились,
А погибну в битве,
Смерть с улыбкой встречу,
С предками я стану,
Пить хмельную брагу,
Во чертогах Дия,
Жизнь она не вечна…
Славно мы рубились…
Он вдруг запнулся, увидев лицо прижавшейся к решетке Мариссы. Он понял –она сейчас заплачет.
Но та все же справилась с собой.
…Славно мы рубились… – повторила она полушепотом, отворачиваясь.
***
Утром им дали выспаться –когда за ними пришли, было уже около полудня.
С лязгом ушли в потолок тяжелые решетки.
Сбрызнув благовонной водой, надели хитрые кандалы и повели длинными коридорами и лестницами наверх.
Затем открыли замки, и без злобы подталкивая кончиками копий, завели в большой, богато отделанный зал со множеством рядов скамеек, и обширной кафедрой синего гранита.
Их усадили за аккуратные конторки, не забыв замкнуть левую ногу каждого в крепкую деревянную колодку, и запереть на замок. Словно этого было мало, за спиной каждого стало по два стража в посеребренных кирасах.
Потом зал начал заполняться публикой.
Тут в Альбии, полагалось, чтобы правосудие вершилось на глазах народа, даже если судят за украденную курицу –дабы все видели, сколь мудры законы и беспристрастны судьи.
Народ был все больше солидный, хорошо одетый, многие приходили с женами.
Еще бы –не каждый день судят убийц сенатора и нобиля. Да еще не грабителей и разбойников каких-нибудь, а послов.
Появились и судьи – сановитые старцы как на подбор, лишь двое были лет этак под сорок. Все в голубых длинных мантиях и тогах, один даже с зеленой лентой через плечо – член совета Скипетра -приближенный здешнего монарха.
Да, можно гордиться: не какие-нибудь серые судейские крысы тебя на плаху отправят –аристократы тобой займутся.
И вот наконец, пристав возгласил начало процесса, а присутствовавший тут жрец воззвал к богине справедливости.
После чего один из судей спросил –не хотят ли подсудимые сказать что-нибудь перед тем, как их дело рассмотрит суд?
Чикко смиренно промолчал.
Торнан помотал головой.
–Итак, если вы не хотите больше ничего сказать…
–Я скажу! – поднялась, звякнув цепью Марисса.
Говорила она совсем недолго, и суть сказанного ей сводилась к одной фразе – «Жечь, резать, рубить в лапшу надо тех, у кого такие обычаи!»
Речь ее, несмотря на сумбур, произвела впечатление на присутствующих, правда не такое, на которое она рассчитывала.
Публика ухмылялась, кое-кто откровенно крутил пальцем у виска.
Судьи тоже зашушукались.
–Я полагаю, –изрек один из них: морщинистый, но еще на вид бодрый старикан с крашеными волосами, – что подсудимая Марисса явно не в себе. Видимо, злодеяние совершено ей не по злобе, но по душевному нездоровью.
Я ходатайствую перед судом о помещении вышеизложенной Мариссы в приют для душевнобольных при храме Эскалопия, причем во имя человеколюбия готов оплатить ее пребывание там и лечение...
«Надо же –и тут есть добрые люди» –подумала Марисса.
«Может, хоть она спасется и доставит треклятую палку Анизе» – пожал плечами Торнан.
«Старый ты козел! Тебе не о бабах думать надо, а о фамильном склепе!» –фыркнул Чикко.
Потом пристав начал читать подробное описание дела…
Потом начали выступать судьи.
Их речей, произносимых на старом альбийском, Торнан не понимал. Но по тону, по выражению лиц, по долетавшим из зала репликам догадывался – дела их неважные.
Потом вышел уже знакомый им жрец Тиамат – бледный и жалкий, что то пропищал и убежал. Выскочили адвокаты, и тоже что-то бормотали с солидным видом…
И тогда Торнан решился. Мысленно обратя глаза к небесам, он начал говорить
– Прародитель мой, бог предков моих, Хозяин Громов, идущий по звездам! Я редко вспоминал тебя и еще реже молился, но я не докучал тебе пустыми просьбами! Теперь же умоляю об одном – спасти не мою жизнь, но жизнь моих товарищей и спутников! Пусть уйдут они отсюда целыми и невредимыми, пусть вернуться они в Килльдарг с удачей. А моя жизнь в твоей милости и в руках судьбы... И произнес несколько слов на неведомом языке, которые заставил его выучить верховный волхв Благ.