Последнее звено
Шрифт:
На следующий день Торнану пришлось присутствовать при погребении трех своих солдат, разделанных мечом не хуже тех ежей, а еще через три дня –при казни четвертого.
–Долго не мог решить император Кронотий –что делать ему? –продолжал книжник между тем. Но в глубине души по достоинству оценил его глубокое гостеприимство, и поблагодарив Йиара за оное, спешно покинул скромное обиталище нобиля.
Но повелел сделать запись о том золотыми буками в храме Священных Предков по возвращении в столицу.
А по смерти старого сенатора
С тех пор и появился у нас обряд великого гостеприимства, коим положено чтить лишь особ венценосной крови, и который столь редок, сколь и благороден…
И с тех пор во многих знатных домах имеется особая печь для обряда великого гостеприимства. Имеется она в доме и герцога Мархо, и будет уже скоро использована по назначению. Печь эта, скажу вам, – излагал Сфинн, –не совсем обычной конструкции…
Торнан обвел взглядом хозяев – герцога и книжника. На какой-то миг показалось, что за человеческими лицами прячутся бородавчатые и клыкастые хари болотных упырей –как в сказке про богатыря Гайдо, попавшего на пир к Хозяину Кровососов. Он стряхнул головой.
–А… осмелюсь, спросить, – почтительно прервал Чикко. Наследник престола так сказать будет… ээ.. есть… блюдо??
–Нет, что вы, –снисходительно улыбнулся герцог. Как можно –мы же не дикари. Он поблагодарит меня за изысканное и ценное угощение, после чего плоть моей дочери будет захоронена в фамильном склепе…
Что-то изменилось в выражении лица его спутницы, и Торнан вдруг понял: что она собирается делать.
Мысленно проклял самыми страшными проклятиями судьбу, приведшую его сюда. Помянул всех демонов и богов до Йух’хиббола С’сагга включительно.
С тоской еще раз поглядел в глаза Мариссы.
Запоздало подумал, что нужно было тогда в самый первый день ей чего-нибудь сломать или даже слегка подрезать эту бешеную девку.
И тогда он пошел бы вдвоем с Чикко, и все было бы просто –потому что в одиночку он бы ничего не смог сделать, и назавтра уже спокойно ушел бы из этого поместья, наплевав на мерзкие обычаи этой гнилой империи.
Но исправить ничего уже было нельзя.
Нужно было делать что должно, раз ничего другого не оставалось.
–Так вот печь… – продолжил книжник.
–Я бы хотел на нее взглянуть, – сообщил Торнан как бы между прочим.
–Конечно, –охотно поднялся герцог. Я ее вам покажу, идемте.
На обширной кухне взору Торнана и в самом деле предстало занятное зрелище.
При других раскладах он всенепременно пожелал бы чтобы в его дворце – ежели таковой у него когда-нибудь будет, на кухне была бы точно такая же.
Кабана или сразу пару оленей можно зажарить целиком.
Круглая, утопленная в пол, с несколькими поддувалами, большой крышкой на цепях, чтобы можно было опустить вниз не надрываясь, большим дымоходом, бронзовой решеткой.
И еще четырьмя цепями, спускающимися с ворота на потолке. На каждой висел разомкнутый обруч. Небольшой –как раз для узких девичьих запястий и лодыжек.
Скосив глаза. Торнан посмотрел на Мариссу.
Та была внешне спокойна и расслаблена, но он ощущал то дикое внутреннее напряжение, что буквально разрывает ее сейчас.
–Эта печь сооружена тут при императоре Ставре, – пояснил герцог, – и никогда не использовалась по назначению.
При моем прадеде –он был изрядный вольнодумец – ее даже хотели сломать, но даже он не решился так прямо пойти против обычая.
Книжник согласно закивал.
«Так эту штуку тут сделали специально», – подумал Торнан про себя. И сразу стало легче.
Он как бы невзначай придвинулся поближе к горячему колодцу столь замечательной печки. («Уже растопили? Ну, тем лучше»)
–Обратите внимание на рисунок украшающий решетку, – деликатно тронул его за рукав Сфин.
Торнан обратил.
Переплетенье бронзовых прутьев довольно искусного изображало легенду о дочери нобиля Йиарра.
–Это работа самого великого Схуниссия, – восхищенно прошептал герцог.
Сегодня она первый раз будет использована по назначению…
Молча Торнан схватил и нобиля и книжника за затылки, и крепко стукнул головами.
Головами можно стукнуть по-разному. Можно шутя –так что ничего кроме звона в ушах жертвы не почувствуют. Можно до искр в глазах и сотрясения мозгов коли они есть. Можно до беспамятства. А можно, если есть сила, так, что дробятся черепа, и душа отлетает ввысь из вмиг холодеющего тела.
Торнан ударил вполсилы – так, чтобы оба не смогли сопротивляться, ошеломленные болью, но чтобы не дай Дий, не лишились сознания.
А затем столкнул их вниз, прямо в дышащий жаром колодец печи.
В следующий миг Марисса подскочила сбоку, ударом сапога сбила решетку, и подхваченной с пола скамейкой согнула медный запор.
И под двухголосый вой заживо жарящихся хозяина и слуги, они развернулись навстречу влетевшим в кухню –как чувствовали! – телохранителям.
...Работа в паре едва ли не самый сложный раздел фехтования, требующий сноровки и тренировки.
Но будь Торнан тогда в состоянии соображать, он бы несомненно пришел к выводу, что лучшего второго номера, чем Марисса, представить невозможно.
Избитые слова о невидимой связи, возникающей между бойцами, и о понимании с полувзгляда стали явью.
...Выпад, уклонение, удар, выпад, уклонение, удар... Отбить обухом ятагана рапиру, которой его пытаются проткнуть, как назначенного на жаркое цыпленка, сместиться влево, давая дорогу скимитару – и длинный костлявый мужик падает с разрубленной ключицей. Встретить эфесом предназначенный Мариссе взмах «кошкодера», поднырнуть под клинок, и сверху вниз отхватить кисть противника, чтобы через секунду фалькатта амазонки оборвала его жизнь.