Последнему - кость
Шрифт:
– Нету.
– А деньги?
Ha этот раз шмыганье продолжалось дольше.
– Тоже нет.
Порфиров кивнул Гилевичу. Вовка двинул Титова в спину, затем похлопал по карманам. Предательски звякнули монеты.
– Ты кому врешь, сопля?!
– Я забыл, это мамка дала, чтоб хлеб купил, а своих у меня нет.
Объяснение не помогло. Деньги оказались в руке Гилевича, проплыли мимо носа хозяина в карман фуфайки Порфирова.
– И у Ваньки Крохи есть деньги, много, – скороговоркой заложил Титов, – а у Дудина пачка сигарет.
– Веди
Кроха не отдавал деньги, пока Гилевич не врезал ему по почке. Удар был слабый, а гримасу Кроха скорчил, будто вот-вот умрет.
Лешка возмутило это кривлянье.
– Добавь, – приказал он Гилевичу.
Вовка добросовестно исполнил приказ. Теперь гримаса соответствовала боли, и сопротивления не было. Деньги, чуть больше рубля, погрели руки Гилевичу и звякнулись в карман Порфирова.
– Пшел отсюда!
Дудин оказался хитрее, сразу выхватил из кармана пачку сигарет и предложил:
– Леш, закуришь? У отца стянул, он вчера пьяный в умат был. Бери, сколько хочешь, – разрешил он, когда Лешкины пальцы раздвинули пачку изнутри.
Потом в пачку нырнули толстые обрубки Тюхнина, за ними – с обгрызанными ногтями Гилевича, и пяток сигарет припал к одной стороне.
– Берите, мне не жалко, – говорил Дудин. – Вам, наверное, деньги нужны? Дал бы, да нету. – Он принялся подробно объяснять, куда дел подаренный на праздник трояк – настолько подробно, что поверить было трудно.
– Ладно, иди, – все-таки отпустил его Порфиров. – Стой!
Дудин вздрогнул и обернулся, пытаясь спрятать ухмылку удачливого жулика.
– У кого деньги есть?
– У Фили должны быть. И у Акулинича, – словно искупая вину за ухмылку, сообщил Дудин. – Привести?
– Веди.
Семиклассник филиппский, крепыш с широкими скулами, под которыми, когда нервничал, бегали острые желваки, попытался было сопротивляться, но Тюхнин помог Гилевичу, вдвоем быстро справились. Акулинича обработать не успели, помешал Мухомор.
Красноносый учитель с шумом ввалился в туалет, увидев курящих учеников, закричал:
– А ну!.. – разглядев Порфирова, снизил тон, – идите на улицу курить.
Алексей собрался огрызнуться: а какое твое, свинячье, дело – где хотим, там и курим!
– Уводи приятелей, Порфиров, – просьбой упредил учитель оскорбление.
Это польстило.
– Уходим, – примирительно сказал Алексей.
На улице Тюха жадно поинтересовался:
– Ну, сколько там?
Лешка пересчитал деньги.
– На курево хватит.
– И на кино?
В клубе было тихо и пусто, лишь на втором этаже, в библиотеке, слышался ворчливый женский голос. До фильма хотели поиграть в бильярд, но не нашли кий. Вовка покатал рукой желтые шары по вытертому зеленому сукну, восхищенно вскрикивая, когда загонял в лузу. Порфиров и Тюхнин сидели у стены, молча наблюдали.
В бильярдную зашла завклубом.
– Чего надо? – раздраженно спросила она.
– Поиграть хотели до фильма.
– Не будет. Коська уехал вчера в райцентр и
Дружки потоптались у клуба, соображая, чем заняться, потому что расходиться по домам желания не было.
– Может, бормотухи возьмем? – предложил Лешка.
Вино называлось «Золотая осень». Мужики шутили, что из-за этой «осени» и лета не увидели. Не увидят и зиму. Пили вино за магазином. Горлышко прилипало к губам, мороз обжигал облитый подбородок, но алкоголь согрел, придал боевитости. Они побродили по поселку, выискивая, к кому придраться. Никто на пути не попался, поэтому твердыми комьями снега разбили фонарь у леспромхозовского забора. Потом катались, цепляясь за бревна на лесовозах. Проедешь метров пятьдесят, мотыляясь по колее, затем растянешься на пузе и еще десять скользишь за машиной.
Вскоре стемнело, и Лешка, уставший от дурацкого времяпровождения, решил:
– Пойду я домой.
Втроем они добрели до Вовкиного дома, выкурили там по сигарете и разошлись.
Глава десятая
В начале февраля забастовали проститутки. Они ни на что не жаловались, требований никаких не выдвигали, а просто не ходили на работу. Поселок сначала с язвительной улыбкой, а затем, после приказа директора леспромхоза не продавать им продуктов в магазине и не обслуживать в столовой, с сочувствием наблюдал за необычным в этих местах поединком. Первое время, после получки, проститутки редко появлялись на улице. Гости в бараке не переводились, шумные гулянки растягивались до утра. Но вскоре деньги у мужиков кончились, и все чаще можно было видеть у магазина или столовой проститутку, которая упрашивала купить съестное. Покупать боялись. И в гости не приглашали: жалость жалостью, а беду в дом незачем приводить: ничего хорошего от проституток поселковые женщины не видели.
Порфиров и братья Тюхнины столкнулись с Бандиткой случайно. Зашли в магазин за сигаретами, на обратном пути завернули в столовую, где работала Надька, и увидели, что кто-то роется в куче мусора у черного входа. В сумерках трудно было разглядеть, кто это, лишь по пуховому платку догадались, что, женщина.
– Никак Бандитка, – предложил Лешка. – Бандитка, что ищешь?
– Пошел ты... – беззлобно ругнулась она.
– Закурить дать?
– Давай, – как бы нехотя согласилась она.
Пока Гришка разговаривал на кухне с сестрой, Ванька и Алексей подначивали проститутку.
– Что – с голоду опухла так?
– Не с похмелья ж.
– А есть, наверное, хочешь!
– Все хочут.
– Почему же мужика не поймаешь?
– Они сами сейчас без денег.
– Зато накормят.
– Не кормят, – уверенно сказала Бандитка.
– Слышь, Бандитка, а если мы тебя накормим, дашь? – полушутя-полусерьезно спросил Лешка, уверенный в отрицательном ответе.
– Обоим?