Последние дни Константинополя. Ромеи и турки
Шрифт:
– Хорошо, – сказала она. – Я поговорю с отцом сегодня вечером, но ты больше никуда не пойдёшь и дождёшься его решения здесь, в доме.
Яков кивнул.
– А теперь тебе надо умыться, переодеться и поесть. Голодный, наверное?
Сын кивнул снова.
…Весь день он отсыпался, а вечером проснулся и ходил за матерью по комнатам и коридорам, постоянно напоминая ей, о чём она должна поговорить с отцом и что сказать убедительного, чтобы разрешение было дано.
Вернувшись уже после полуночи, Мария застала Якова дома. Он выполнил обещание и на этот раз никуда не сбежал, но, как видно, ожидая её возвращения, волновался так же, как она волновалась вчера.
– Что сказал отец? – спросил сын прямо с порога, а когда услышал «он согласен», то аж подпрыгнул от радости. Яков не
…И вот теперь мальчик просил отпустить его туда при свете дня и одного.
– Нет, – твёрдо сказала Мария. – Ты будешь сопровождать меня в храм, а отец, если сочтёт новость важной и не терпящей отлагательств, сам сообщит нам, почему пушки молчат.
Мария уже подошла к выходу с галереи и готовилась ступить на широкую каменную лестницу, ведшую вниз, к арене, когда почти столкнулась с другой женщиной – в зелёном мафории, почти полностью скрывавшем фигуру и оставлявшем видным только нижний край жёлтой юбки.
Женщину сопровождали две миловидные темноволосые девочки. Одна – лет пятнадцати, другая – двенадцати, а следом шёл такой же миловидный темноволосый мальчик, ровесник Якова.
Мария сразу же узнала эту женщину – Елена, жена Георгия Сфрандзиса, которого, если верить слухам, василевс ещё до начала турецкой осады назначил великим логофетом [7] . Василевс скрывал это назначение, ведь некоторые влиятельные придворные выступили бы против, если б услышали официальное объявление. Они полагали, что Сфрандзис – выскочка, который обязан своим возвышением лишь давней дружбе с василевсом, и пусть правитель вправе возвышать друзей, но есть же пределы разумного.
7
Великий логофет – начальник канцелярии василевса, один из высших чинов Византийской империи.
Так считал и Лука. Конечно, прямо он этого не высказывал, но в приватной беседе посоветовал василевсу не идти против двора и назначить друга на должность пониже – сделать великим примикарием [8] . Сфрандзис узнал об этой беседе, из-за чего между ним и Лукой возникла негласная ссора.
«Что теперь будет?» – вдруг подумала Мария, которая уже невольно дала понять, что узнала Елену, но поздороваться первой не могла. Положим, назначение состоялось и Елена теперь – супруга великого логофета, но жена великого дуки всё равно выше и согласно церемониалу должна ждать приветствия. «А если Елена сделает вид, что не заметила меня, как мне поступить? Это же будет оскорбление. А мне снести его молча? Притвориться, что ничего не произошло и мы не встречались?»
8
Великий примикарий – придворный церемониймейстер.
Елена, судя по всему, тоже узнала жену Луки Нотараса, но медлила с приветствием. Несколько мгновений, прошедших с момента встречи, казались вечностью, но тут Яков произнёс:
– Яннис! Пойдём, я тебе скажу кое-что.
Яннисом, а вернее Иоанном, звали того темноволосого мальчика, который сейчас стоял на лестнице позади всех, – сын Елены и Георгия Сфрандзиса.
Яков и Иоанн дружили – сблизились в минувшие недели – и нарочно не обращали внимания на тайную вражду между семьями. Вот и сейчас вместе помчались вниз по каменным ступеням к арене, а плащи мальчиков – бежевый и фиолетовый – одинаково развевались от быстрого движения.
Будущий разговор явно не предназначался для материнских ушей, поэтому друзья, отбегая подальше, где никто не стал бы подслушивать, уже почти добрались до границы между верхним и нижним ярусом скамей.
– Яков, не убегай далеко! Нам же вместе идти в храм! – запоздало крикнула Мария.
– Хорошо! – послышалось в ответ. Было видно, что мальчики остановились и начали о чём-то оживлённо беседовать, но ни одного слова расслышать было нельзя.
Меж тем между матерями так и не прозвучало приветствий, но после всего случившегося казалось глупо уклоняться от церемоний, поэтому жена Георгия Сфрандзиса произнесла с любезной улыбкой:
– Доброе утро, госпожа Мария.
– Доброе утро, госпожа Елена, – с такой же улыбкой ответила Мария и, чтобы не выглядеть заносчивой, продолжила беседу: – Кто эти прелестные девочки рядом с вами?
Дети не принимают участия в дворцовых церемониях и праздниках, поэтому Мария, часто встречавшая Елену и её мужа, об их детях не знала почти ничего. Лишь знала, что детей двое – сын и дочь – и что для обоих крёстным отцом стал сам василевс.
– Это моя дочь Тамар. – Жена Сфрандзиса указала на свою младшую спутницу, двенадцатилетнюю, а затем добавила, указав на старшую: – Это моя воспитанница Анна.
Анна была одета скромно – в синее, почти чёрное платье и белую накидку. А вот Тамар явно баловали. Она была в короткой розовой тунике с длинными рукавами, перетянутой пояском, и фиолетовой юбке, из-под которой выглядывали красные сапожки. Голову покрывала белая вуаль, из-за чего волосы казались ещё темнее, а глаза – ещё чернее. Тамар была весьма похожа на своего старшего брата – настолько, насколько девочка может быть похожа на мальчика, в то же время отличаясь от него.
– Вы раньше бывали на ипподроме по утрам? – Мария чуть отступила назад, чтобы собеседница с девочками могла подняться на галерею.
– Нет, сегодня пришли впервые, – ответила Елена. – Сегодня очень тихо. Не слышно пушек. Вы заметили?
– Да, с самого рассвета полная тишина.
Яннис вслед за матерью, сестрой и Анной поднимался по каменной лестнице, но, ещё не достигнув верхних ступеней, уже решил, что незачем было идти на ипподром. Ничего отсюда не увидишь. И уж тем более не поймёшь, почему над Городом висит такая тишина.
Мать считала, что тишина – дурной знак, а Яннис не спешил соглашаться, потому что мать также считала дурными знаками всякие глупости. К примеру, сильный дождь, который был в субботу [9] и помешал крестному ходу. С небес лило так, что улицы превратились в реки и люди просто не могли идти – течение сбивало с ног. Но ведь гроза длилась совсем недолго. Почему никто не продолжил шествие, когда тучи рассеялись? Ведь с окончанием ливня прекратилось и наводнение на улицах. Но нет! Люди сразу решили, что небо не хочет слышать молитв.
9
Это случилось 26 мая 1453 года, согласно запискам венецианца Николо Барбаро.
Иоанн Юстинианис [10] , один из военачальников, отвечавших за защиту стен, по такому поводу мог бы сказать:
– Ни одна буря не становится причиной, чтобы больше не выходить в море.
Этот генуэзец был не только военным человеком, но и моряком, так что часто сравнивал жизненные трудности с поведением моря или ветра, а Яннис не только соглашался со сравнениями, но и старался запомнить.
Никто бы не сказал, что Яннис забивает голову глупостями, ведь среди защитников Города устоялось мнение, что Юстинианис «сведущ во всём». Не случайно василевс, когда хотел принять решение, касающееся защиты стен, прислушивался к Юстинианису больше, чем к кому-либо, и не раз говорил, что такого человека послал сам Бог. Казалось, что даже отец Янниса – давний друг василевса – не имеет подобного влияния, но Янниса такое положение дел не возмущало. Он считал, что человек, «сведущий во всём», получает знаки уважения заслуженно и даже заслуживает большего.
10
Яннис произносит итальянское имя полководца Джованни Джустиниани на греческий лад. Полное имя этого человека было Джованни Джустиниани Лонго. Фамилию он носил двойную. Первая часть (Джустиниани) обозначала принадлежность к семье, вторая (Лонго) – к роду.