Последние дни Российской империи. Том 1
Шрифт:
которой был, главным образом, сам, свалил на плечи царя, который не хотел этой войны.
Сибирский крестьянин Распутин был противником войны. Он думал о ней, как о бремени, как о зле, которое поразит, главным образом, крестьянскую Россию, которая и без того жила в весьма страшных условиях нужды и бедности. Не раз он не преминул напомнить царю в своих беседах с ним о вреде для России политического сближения с Францией.
— При Дворе, да и в столице, в самом начале войны, много толковалось о том, что было бы, если бы старец в дни перед объявлением Россией войны Австрии находился в столице. Многие склонны были думать в то время, что, будь Распутин в Петрограде, Россия не вступила бы в войну. Другие, как и я в то время, думали, что Старец своим влиянием на царя тоже не мог бы ему помочь, так как на царя и не нужно было влиять в этом смысле. Все знали, что он и царица были всей душой против вступления России в войну, но что в игру давно уже включились тайные интернациональные силы, об этом знали немногие. Знал об этом, думается мне, и царь и недаром старался договориться на этой почве с немецким кайзером. Но об этом можем мы поговорить, если вам угодно, в другой раз. Эта тема — особая и очень занимательная
Слушатели громко засмеялись, но Рамсин даже не улыбнулся. Помолчав, он добавил:
— Именно так, господа! Первая мировая война была «сделана» надгосударственными, тёмными силами, клевреты которых, как я вам рассказал раньше, собирались в десятом году в Копенгагене на конгрессе, где решался вопрос о том, как 2-й социалистический рабочий Интернационал должен был национальную войну в монархических государствах превратить в гражданскую. Мировые братья, которых было уже немало на наших верхах, помогали сознательно, а другие — по глупости.
— Это чрезвычайно интересно. Мы просим вас, Сергей Николаевич, поведать нам после также и об этом, — живо сказал Мураховский и, подняв стакан, пригласил всех выпить.
— А где же был Распутин во время объявления Россией войны? — спросил отец Алексей, глядя с любопытством на Рамсина.
— Где был Распутин в то время интересовало многих, а особенно тех, кто боролся за мир. Я писал вам об этом в то время, Андрей Иванович, — сказал Рамсин, глянув на Мураховского. — Я, будучи в то время отечественником, узнал от г. Мураховского о многом, о чём раньше не подозревал, и, конечно, старался влиять при Дворе, там, где мог, в пользу мира. Распутин решил в июне, ещё до убийства в Сараеве, навестить своё село Покровское в Сибири. Он уехал туда с двумя своими дочками, не предполагая ничего дурного'. В конце июня на улице в Покровском на него было совершено нападение. Он был тяжело ранен ножом в живот и лишь чудом остался живым. Врачи спасли его от верной смерти. Это покушение на жизнь старца приковало его на долгое время к постели в далёком селе, как раз в те недели, когда произошли все те события, которые вызвали мировую войну 1914 года: покушение совершила девчонка Гусева, проститутка из Тобольска. Позже стало известно интересное донесение одного из агентов Охранного отделения Цанка, который доложил об этом аресте Гусевой следующее: «Преступница была арестована двумя специально назначенными для этого полицейскими агентами и немедленно отведена ими в дом для сумасшедших, где заранее назначенный для этого врач объявил её невменяемой. Гусеву, как неизлечимую, по утверждению этого врача, заключили навсегда в этот дом умалишённых». Этим путём Гусева, как важная свидетельница, была сделана немой. Главным инициатором покушения на жизнь Распутина считали монаха Илиодора, который ненавидел старца и считал его антихристом. Был ли он один или существовали другие лица, желавшие смерти Распутина именно в это время, когда решался вопрос: быть или не быть мировой войне, доказано не было. Но догадки в том, что такие лица были, появились. Француз Жан Якоби писал позже: «Этот удар ножа пришёлся как раз вовремя! Кто была эта Гусева, эта маленькая проститутка из Тобольска, эта русская Шарлотта Кордэ? Какое тайное влияние должна была иметь её вооружённая рука против старца-миротворца как раз в тот момент, когда миру угрожала великая опасность? Об этом никто и никогда не узнал»! [7]
7
7 Симанович, утверждал в своей книге, что план покушения на жизнь старца был известен уже до его отъезда в Покровское. В своей книге он писал: «Но Давидсон (журналист-еврей из Питера) имел сведения о планированном покушении, которое Илиодор готовил против Распутина. Он был журналистом, хотевшим наблюдать покушение Гусевой из непосредственной близости. Он уехал в село Покровское в тот день, как Распутин со своими дочками... Давидсон мог после, как первый, объявить историю нападения Гусевой на Распутина».
Давидсон, зная о готовящемся покушении, не предупредил о нём ни жертву, ни власти?! Симанович же указал в своей книге на тот факт, что тёмные силы были заинтересованы в гибели старца именно в это решительное время. Они боялись Распутина-миротворца.
— Тяжелораненый Распутин был прикован к постели в селе Покровском и отсюда забрасывал царя и царицу письмами и телеграммами, умоляя их о сохранении мира. В Петрограде и особенно при Дворе многие были убеждены, что будь Распутин в эти судьбоносные дни в столице, Россия избежала бы этой войны. Старец, со своим исключительным предубеждением против всякой войны, применил бы всю свою убедительность и всё своё влияние, чтобы укрепить августейшую пару на её миролюбивой точке зрения. Его письма [8] из далёкой Сибири влияли тоже, но не настолько, чтобы помочь царю устоять против всеобщего требования, объявить войну, а затем и общую мобилизацию. Уже давно воинствующая партия князей под водительством Великого Князя Николая Николаевича и сильным влиянием княгинь-черногорок штурмовала царя сверху. Генералы убеждали его в подготовленности русских армий к этой войне. Депутаты левых партий разыграли в Думе внушительную сцену непоколебимого единства народа, братались с правыми и писали петиции царю, умоляя его встать на защиту братьев-славян. Что творилось перед дворцом и на улицах Петрограда, трудно представить тому, кто это сам не видел и не пережил. Улица тоже требовала от царя войны. Если наш государь колебался в эти дни между своим урождённым миролюбием и демонстративным шквалом требования войны со всех сторон, то кто из нас посмеет обвинить его в слабости и нерешительности, а теперь в этом нашем всероссийском трауре.
8
Старшая дочь Распутина Мария писала позже в своих воспоминаниях: «Я узнала позже, что мой отец за всё это время (болезни) непрестанно обменивался с царём и царицей письмами. Обоих умолял он при этом спасти страну от войны, и всё же неминуемое должно было случиться. Мой отец написал царю в день объявления мобилизации следующее пророческое письмо.
«Мой друг, я говорю Тебе это ещё раз: ужасная буря угрожает России. Катастрофы и беды без конца. Темень. Ни одна звезда не светит больше. Море из слёз. И сколько крови!
Что должен я Тебе ещё сказать? Я не нахожу больше слов. Ужасы без конца. Я знаю, все хотят от Тебя войны, также и самые верные. Они не видят, что стремятся в пропасть... Ты Царь, отец нашего народа. Не допусти сумасшедших победить и нас вместе с ними увлечь в пропасть! Возможно, что мы победим Германию. Но что же станется с Россией? Когда я думаю об этом, то понимаю, что никогда ещё не было более ужасного мошенничества. Россия захлебнётся в собственной крови, а страдания и печаль будут несметны
Григорий».
По плану, разработанному на конгрессе в Копенгагене, специалисты всех окрасок бесподобно разыграли роль режиссёров воинствующего настроения народных масс и единодушия общественности в вопросе войны. Они оказались повсюду, на всех ответственных местах в облике ли мировых братьев в правительстве и на верхах, или массы революционных партийцев-агентов на низах, на улице. Первые поражения и неудачи на фронте стали для них сигналом радикально изменить свою тактику и своей подпольной работой, ложными слухами и клеветой сеять недоверие, упадок духа и пораженчество.
Мобилизация была объявлена. И после этого ещё царь надеялся, что можно будет избежать войны с Германией. Он позвонил по телефону военному министру и начальнику Генерального штаба, требуя приостановить мобилизацию. На их доводы о невозможности этого шага вследствие отданных уже распоряжений о мобилизации государь повторил категорически своё требование. Это требование царя не было исполнено. Его подданные, военные сановники, изменили своему царю в самом начале войны [9] .
9
Бьюкенен английский посол при русском Дворе и член английской великой ложи, писал об этом торжествующе в своих воспоминаниях: «Не обращая внимания на его (т. е. царя) категорический приказ, военные власти допустили проведение общей мобилизации без его ведома дальше».
Распутин свыкся со временем с мыслью о войне. Он постоянно подчёркивал, что Россию может спасти только чудо. Серьёзность, воцарившаяся при Дворе в начале войны, захватила и его. Царь, как и часто раньше, держался в отношениях к Распутину холодно и отчуждённо.
Первые неудачи на фронте, огромные потери убитыми и ранеными и полная неорганизованность медицинско-санитарного дела показали сразу вопиющие недостатки в снабжении, вооружении и обучении войск. Русские армии не были приноровлены к этой войне ни по вооружению, ни по тактике. Это поняли скоро и на верхах, и в широких народных массах. При этом на верхах, исключая царскую семью, люди отнеслись к этому с удивительным равнодушием. Как раз те, кто с таким рвением толкали Россию в войну, скоро показали к ней своё безразличие, жили и вели себя так, как будто эта война их совершенно не касалась. Они не только не показывали охоты давать высокий пример патриотизма и самопожертвования, но, совсем наоборот, ушли в свою личную, эгоистическую жизнь, проводили ночи на балах, устраиваемых без перерыва один за другим. Вопиющая роскошь на верхах и обнищание и горькая нужда на низах принимали опасные формы [10] . Царская же семья, родители и дети, приняли на свои плечи огромные заботы. Они жили и трудились, радовались и печалились вместе со своим народом, скромно и самопожертвованно.
10
Француз Гоброн в своей книге «Rasputin et L’orgie russe» писал даже о таких вещах: «Великие князья были заняты больше тем, чтобы праздновать в Петрограде и Москве со своими танцовщицами, чем спасать своё Отечество, находившееся в большой нужде».
Рамсин поднялся с кресла и прошёлся по залу.
— Я думаю, господа, что мы сегодня закончим на этом. В другой раз поговорим о Распутине и его секретаре дальше, — сказал он. Все поднялись и в живом разговоре о той же войне вышли во двор и медленно направились в парк. Вечерело. На западе, за горизонтом, потухал последний отблеск ушедшего туда солнца, а над ним ярко поблескивала вечерняя звезда.
ГЛАВА 2
— То, о чём я сегодня собираюсь вам рассказать, можно назвать вторым этапом жизни Распутина, — начал Рамсин, попыхивая трубкой.
На этот раз тот же самый круг его слушателей собрался в большой, круглой беседке, в парке, затенённой густой тенью парковой рощи. На верхнем озере в этот послеобеденный час собралось множество дачного народа. Издалека, из-за рощи, доносились крики и смех купающейся молодёжи. С другой стороны ручья доносилось отдалённое тарахтение косилок. Жатва была в полном разгаре.
На круглом столе в середине беседки стояли стаканы, освежительные напитки, вино и разнообразное печенье. Хозяин, следя за тем, чтобы стаканы не пустели, и слушая повесть шурина, наполнял их то перед одним, то перед другим гостем.
— Ещё до войны Распутин поселился окончательно на Гороховой улице, номер 64. Число разнообразных просителей к нему, выросло настолько, что он принуждён был снять эту квартиру из пяти комнат. В его приёмной можно было встретить ежедневно сотни этих просителей. Тут появлялись самые простые люди всех слоёв: крестьяне, рабочие, люди из городской бедноты — мужчины и женщины. Тут можно было очень часто встретить людей из гражданских слоёв: чиновников, фабрикантов и разного сорта дельцов. Сюда появлялись также и многие лица из высшей общественности и терпеливо ждали своей очереди быть принятыми влиятельным Старцем, стоя среди бедноты в приёмной, а иногда даже просто на лестнице, если приёмная была набита битком посетителями.