Последние дни Российской империи. Том 1
Шрифт:
Саблин вздохнул и подумал: бедный юноша.
Они подъехали к казармам.
— Куда же вам дальше? — спросил Саблин. — Я довезу вас.
— Ах нет, нет, помилуйте. Ни за что!
— Да где же вы живете? — спросил Саблин.
— На Звенигородской.
— Но помилуйте, я вас совсем не туда завёз.
— Нет, нет. Я очень вам благодарен. Я теперь пешком дойду. Мне было так приятно поговорить с вами.
Он приподнял фуражку над головой, шаркнул ножкой и исчез между редких фонарей, тускло мигавших на пустынной улице.
Саблин улыбнулся и стал подниматься к себе. Соприкосновение с этой чистой увлекающейся молодёжью освежило его. Было хорошо на душе. Точно в бане помылся. Перебирая молодые
Большую карьеру сделает, подумал он, или погибнет. Больно хороша!
Саблин завернулся в своё стёганое одеяло, затушил свечу и заснул крепким сном.
XXXVIII
Этот вечер у Мартовой положил начало ряду подобных вечеров. Собирались раз в две недели, по четвергам. Но, главное, с этого вечера между Саблиным и Марусей Любовиной началась преинтересная переписка. Переписка велась через Мартову. Саблин не знал адреса Маруси и, когда полюбопытствовал узнать, она ответила уклончиво.
— Это всё равно ни к чему, — сказала она, — я дома почти не живу. Мой дом далеко. Я каждый день бываю у Мартовой, ей и пишите.
Переписка была деловая. Об армии, о государстве без армии, о вечном мире, о неприятии войны. Затрагивались и вопросы военного быта. О денщиках, об отдании чести, о несовместимости высокого и почётного звания солдата с тем, что во всех скверах были доски, на которых было написано «Вход собакам и нижним чинам строго воспрещается».
На Саблина нападали. Нападали временами остроумно и жестоко, подрывали его веру в непреложность многого, между прочим и монархии, он вынужден был защищаться. Оказалось, что знаний у него не хватает, словарь его беден, понятия о многом поверхностные. Надо было читать, искать совета, руководства. Саблин ухватился за это, его жизнь стала ярче, полнее, определённее, интереснее. Он ездил к Ламбину уже не бесцельно, но с письмами Маруси, в которых были поставлены те, или иные вопросы. Ламбин должен был разрешить их. Иногда вопросы были настолько каверзные, что и Ламбин с ними не справлялся и они ехали к учёному военному, офицеру бывшему в Академии Генерального штаба — Дальгрену.
Саблин почувствовал, что Маруся делала это умышленно. Она шла не против армии, а за армию. Саблин являлся на вечеринки во всеоружии, подготовленный письмами и легко разбивал своих оппонентов. Он скоро заметил, что в таких случаях торжествовал свою победу не только он, но и Маруся и Варя Мартова, смотревшие заговорщиками.
Маруся окружала себя таинственностью. Никто не знал, где она живёт и кто её родители. Саблину в голову не пришло задуматься над её фамилией. Любовина — ему ничего не говорила. Менее всего он сопоставлял её с эскадронным писарем и запевалой Виктором Любовиным. Отчества Любовина он не знал, да если бы и узнал не подумал бы, что между Марусей и плохим болезненным и желчным солдатом может быть что-либо общее. Слишком разные они были физически. Она, здоровая, сильная, гибкая в расцвете своих девятнадцати лет с розовыми щеками, красными губами и прекрасными зубами. Он бледный, нездоровый, с испорченными зубами, начинающий преждевременно лысеть. Он был солдат, не вольноопределяющийся, а солдат, значит, из такой семьи, где это возможно, где это не шокирует. Он многого не знал и не понимал, производил впечатление недоучки Маруся в своих письмах сверкала быстрым и тонким умом, писала грамотно, литературно. Вставить французскую фразу и фраза эта написана правильно, вставлена умно. Он как-то при ней у Мартовой сказал фразу по-английски, она ему заметила по-английски же, что она знает английский язык. Она была девушка не его круга, потому что выезжала без матери, или гувернантки, свободно говорила обо всём, была вольна как ветер, была на курсах,
Саблин скоро почувствовал обаяние Маруси, она стала ему необходима в жизни и, если он долго её не видал, он скучал. У него явилась потребность видеть её и между четвергами, видеть не на глазах всей этой зелёной молодёжи, поголовно влюблённой в Марусю, а где-либо, если нельзя наедине, то хотя бы в обществе, где их не знали.
В то время восходила звезда Комиссаржевской. Её игра с надрывом многих сводила с ума. Она была в стиле Маруси и Саблин говорил о ней Марусе, что ей, вероятно, интересно было бы увидать её. Она выразила желание посмотреть её игру. Саблин взял два билета в третьем ряду кресел и послал Марусе.
Он волновался, когда ехал в театр. Наконец, она будет сидеть рядом с ним и он сможет сказать ей то, чего не смел написать.
Но прошёл первый акт, Маруси не было. Радость сменилась огорчением и злобой. А может быть больна, подумал он! Письмо не могло не дойти. В антракте он пошёл побродить по фойе и покурить и только вышел в коридор бельэтажа, как увидал Марусю, которая спускалась вниз и шла его разыскивать.
— Что это значит, Мария Михайловна,— сказал Саблин.— Вот очаровательный сюрприз. Где вы были первый акт?
— На своём месте. В балконе,— отвечала девушка, пожимая руку Саблину.— Комиссаржевская великолепна. Я никогда ничего подобного не видала. Она будет лучше Савиной и Стрепетовой.
— Она совсем в другом роде,— сказал Саблин.— Но разве вы не получили моего письма? Вы случайно в театре?
— Я получила ваш билет,— сказала Маруся. Я порвала его. Слушайте, никогда не смейте этого делать. Я ничего не приму от вас.
— Почему? — спросил Саблин.
Маруся смутилась.
— Это... Это не по-товарищески,— ответила она.— Хотели быть вместе и написали бы, что будете. А одолжаться вам я не хочу.
— Какое же это одолжение? — сказал Саблин.
— Оставим этот разговор,— перебила его Маруся.
Они вошли в фойе. Зеркало отразило её стройную фигуру рядом с Саблиным. Она была скромно одета в платье ученицы, но хорошо сшитое и из хорошей материи. Она не шокировала Саблина, как некогда шокировала Китти, и Саблин сразу почувствовал разницу между ними. На них смотрели с удовольствием. Кто они? Брат и сестра. Саблин был одинок, он рано потерял родителей, родных у него не было. Сестрина любовь ему была незнакома и, взглянувши на своё отражение, он невольно уловил гармонию между собою и Марусей и подумал, как было бы хорошо, если бы она была его сестрой.
Говорили о Комиссаржевской, о драме, о замысле автора, об игре. Саблину было хорошо. Совсем по-иному, нежели летом, в Павловске, с Китти. Он хотел проводить её, побыть подольше с нею, прокатиться на санях лунной ночью вдоль Невы, но не нашёл её. Она ушла незаметно и скрылась в толпе.
Он сделал попытку свидеться снова в театре, она отказала. Он был искренно огорчён, и Маруся заметила это. Заговорили об Эрмитаже. Оказалось, что Саблин не был в Эрмитаже. Маруся сговорилась с ним и провела пять часов на ногах, водя его от картины к картине, рассказывая историю картины, историю художника. Она была своя в Эрмитаже.
— Я не могу не зайти ещё раз в эту галерею к Мадонне Мурильо,— сказала она. — Я влюблена в неё.
Саблин с Марусей подошли к большому холсту. Из голубого хитона, окружённая детскими головками херувимов кротко смотрела Непорочная Дева. Саблин посмотрел на её лицо, на тёмные волосы, на всю её фигуру, несущуюся вверх в тёмно-синем прозрачном небе среди звёзд, потом на Марусю и вздрогнул: так похожи они были обе. Такое же святое чувство к Марусе загорелось в нём, какое было и к Мадонне.